Электронная библиотека ГПНТБ России

Доживем до воскресения.
(Перспективы библиотечной профессии в XXI в.)

«Наша профессия – умирающая профессия, – пожаловалась мне директор крупной вузовской библиотеки. – На абонемент хоть сама становись, в комплектовании и обработке – две старушки. Молодежь не заманишь».

Вспомнились мне талантливые и жизнерадостные справочно-библиографические отделы научных библиотек совсем недавнего прошлого… Теперь средний возраст – 56 лет. И вакансии заполнить некем. Может быть, действительно, умирающая?.. Ведь были же когда-то коробейники, извозчики, ямщики, целовальники со своей профессиональной выучкой, а теперь их нет. Да что профессии, целые народы вырождаются: происходит депопуляризация русского народа, почему бы не быть депопуляции библиотечной профессии?

Библиотечная профессия существовала в России не всегда. Она конституировалась в качестве массовой профессии в начале ХХ в., когда стало ясно, что для того, чтобы быть библиотекарем, нужно иметь определенные знания, умения, личностные качества, короче – обладать определенным профессиональным сознанием, включающим профессиональное самосознание.

Самосознание нельзя выучить и сдать государственной комиссии, это – неотъемлемая структурная составляющая личности профессионала, куда входят жизненные цели, убеждения и идеалы, профессиональный патриотизм и профессиональная этика. Именно самосознание, а не багаж выученных знаний определяет идентификацию человека «Я – библиотекарь». Если профессионально подготовленный человек добровольно покидает библиотечную сферу, это означает недоразвитость его профессионального самосознания. Текучесть кадров и межпрофессиональная миграция могут объясняться многими и различными объективными причинами, но в основе их одна субъективная причина – слабость профессионального самосознания.

В ХХ в. библиотечный социальный институт обзавелся библиотечной наукой, точнее – системой библиотековедческих дисциплин, специальной периодикой, органами управления и самоуправления, наконец – библиотечной школой (сначала курсы, потом техникумы, потом вузы и аспирантура), предназначенной для воспроизводства библиотечных профессионалов, имеющих специальные знания, умения и профессиональное самосознание. Несмотря на интенсивный рост, библиотечная школа постоянно подвергалась нареканиям за то, что она отставала от темпов массовизации библиотечной профессии.

Согласно переписи библиотек 1934 г. в них работали тогда 55 тыс. платных библиотечных работников (без учета школьных и детских учреждений). Только 40% из них имели какую-либо специальную подготовку, а высшее образование – всего 3,8 тыс., еще 2,5 тыс. учились в вузах.

В 1990 г. по нашим подсчетам во всех библиотеках России числились 267,5 тыс. работников, из которых 16,4% имели высшее библиотечное образование и 12,7% – высшее небиблиотечное, 48,7% – среднее специальное, в том числе 42% – среднее библиотечное образование, остальные 22% обладали аттестатом средней общеобразовательной школы или даже обходились без него [1].

Конечно, диплом о библиотечном образовании еще не гарантирует наличие профессионального самосознания, но выпускники высшей и средней библиотечной школы в своих жизненных планах, как правило, предусматривали работу в библиотеках (чему немало способствовало государственное распределение). Благодаря этому приток молодежи в библиотеки происходил регулярно, и руководители редко сетовали, что «некого поставить на абонемент», а жалоб на «умирание профессии» слышать не приходилось.

Не будем касаться среднего библиотечного образования (оно требует специального разговора), а обратимся к выпускникам библиотечных (библиотечно-информационных) факультетов. Какое качество библиотечного самосознания они демонстрируют в настоящее время?

Канал В образовался в недрах библиотечного образования не случайно, его предтечей был опыт подготовки библиотекарей-библиографов для технических библиотек в 1970-е гг., а стимулом – потребность в специалистах библиотечно-информационного профиля, способных осуществлять компьютеризацию библиотек, музеев и других учреждений культуры. У нас нет возможности проанализировать опыт всех вузов культуры и искусств Российской Федерации, осуществляющих традиционную и нетрадиционную подготовку библиотечных работников; ограничимся опытом С.-Петербургского университета, который достаточно масштабен и показателен.

В 2002 г. мы провели опрос (в виде письменных интервью), который касался нынешнего самосознания студентов и их жизненных планов, ожиданий и притязаний на отдаленное будущее – в пределах 25 лет. Опрошены три группы V курса библиотекарей-библиографов очного обучения (канал А – 54 человека), пять групп библиотекарей-библиографов, выпускников заочного отделения (канал Б – 60 человек) и одна группа выпускников-очников канала В (21 человек). Предварительно было проведено разделение всех групп по признакам пассионарности (активности) и направленности личности на три социально-психологические страты:

(Методика стратификации подробно описана в публикациях [2, 3].)

В табл. 1 приведены результаты стратификации, которые показывают, что среди библиотекарей-информатиков превалируют активные личности с эгоистической направленностью, среди студентов-заочников больше людей консервативно-конформистского типа, а библиотекари-библиографы примерно поровну делятся на эгоистов и конформистов. Будем иметь в виду эти данные, поскольку они объясняют кое-что в жизненных притязаниях и профессиональном самосознании библиотечных работников.

Результаты социально-психологической стратификации
(в процентах к числу опрошенных)

Каналы подготовки кадров	ЖАННА	ПЕНЕЛОПА	КЛЕОПАТРА
А. Библиотекари-библиографы очники	15	42	43
Б. Библиотекари-библиографы заочники	24	48	28
В. Библиотекари-информатики	22	23	55

Всем выпускникам задавался вопрос: ощущаете ли Вы себя сложившимся специалистом и намерены ли Вы работать по своей специальности? Только 2 человека из 54 опрошенных студентов очного обучения (канал А) заявили, что они удовлетворены полученной подготовкой и намерены трудиться в библиотечной сфере, остальные… Вот типичные ответы: «чувствую себя грамотным специалистом в своей области, но интерес к ней потерялся»; «что-то знаю, что-то умею, но если буду работать библиотекарем, то умру с голоду»; «ощущаю себя человеком с высшим образованием, но без нормальной профессии»; «ожидала большего, буду менять профессию на более высокооплачиваемую и престижную»; «ненавижу специальные дисциплины, буду получать второе образование, чтобы иметь более востребованную и оплачиваемую работу»; «буду переучиваться на социолога»; «буду переучиваться на психолога»; «буду доучиваться на специальных курсах и сменю профессию».

Картина получается однозначная и безотрадная: библиотекам не приходится рассчитывать на пополнение молодыми библиотекарями-библиографами очного обучения. Между тем сами разочарованные студенты, за исключением пяти-шести особенно целеустремленных, не считают потерянными годы, проведенные в университете культуры, поскольку (цитирую): «именно в ходе обучения я осознала и четко сформулировала, чем бы я хотела заниматься в будущем; мои преподаватели научили меня думать, анализировать и принимать самостоятельные решения, я очень благодарна им за это». Выходит, что в жизни большинства студентов-очников библиотечный факультет играет роль не профессионализирующей инстанции, а промежуточного звена в цепочке непрерывного образования. Личных трагедий нет, но библиотекам-то зачем нужна непрофессионализирующая библиотечная школа?

Библиотекари-информатики еще дальше от библиотечного порога. Впрочем, они изначально были односторонне ориентированы на информационно-компьютерные технологии и упускали из виду библиотечно-библиографические области их применения. Подлинными специалистами компьютерной информатики они не стали (не та общенаучная и специально-техническая база), но и от гуманитарной духовности отстали. Получился не рационально-гуманитарный синтез, в полной мере доступный лишь гениям человечества, а межеумочное ни то, ни се. И сами студенты, люди в большинстве своем интеллектуально развитые и амбициозные, это хорошо понимают. Отсюда ответы: «не ощущаю себя сложившимся специалистом, до специалиста еще учиться и учиться»; «не чувствую себя специалистом, так как не имею представления о своей специальности»; «чувствую, что уже много знаю и умею, но необходимо учиться дальше»; «информационные технологии меня не привлекают, хочу работать с людьми»; «процесс образования в вузе разочаровал меня». Из 21 выпускника лишь один (!) сообщил, что не имеет планов учиться дальше. Остальные либо планируют получить второе высшее образование и поступить в другой (экономический, филологический, художественный) вуз сразу после получения диплома университета культуры (таких – 9 человек), либо собираются углублять и расширять уже имеющиеся знания (некоторые, еще учась в вузе, посещают платные курсы), демонстрируя готовность к жизненной борьбе и пассионарную активность, свойственную стратам ЖАННА и КЛЕОПАТРА. Жаль расставаться с этими задорными, самолюбивыми и талантливыми ребятами, но нет шансов повстречаться с ними в какой-нибудь библиотеке.

Единственная надежда на пополнение библиотечной профессии – заочное (в некоторой степени – вечернее) образование. Тем более, что примерно половина заочников и вечерников фактически трудится в библиотеках и знает о библиотечном деле не понаслышке. Эта надежда оправдалась: 45% опрошенных не считают нужным менять профессию, а еще 10% видят себя в будущем среди сотрудников информационных служб частного или государственного сектора. Этим людям не чуждо профессиональное библиотечное самосознание, о чем свидетельствуют такие, например, признания: «книжная пыль и шелест страниц, как и раньше, приводят меня в трепет»; «люблю свою малооплачиваемую работу»; «я не просто люблю свою работу, но даже представить себе не могу ничего другого»; «не представляю, чем буду заниматься, когда в конце концов окажусь дома». Однако далеко не все заражены библиотечным патриотизмом, для многих библиотека – уютный приют для интеллигентной матери семейства, особенно, если муж хорошо зарабатывает. Например, одна из сотрудниц научно-технической библиотеки (типичная ПЕНЕЛОПА) пишет: «В общем-то, для меня главное всегда была семья, дети, семейный очаг, быт. Успехи мои на рабочем месте меня не очень волновали, но работа приносила моральное удовлетворение».

Альтруистическая позиция энергичных библиотечных ЖАНН выражается в намерении создать общественное движение по защите культурных ценностей от варварского разрушения и расхищения, организовать при городской библиотеке консультационный юридический центр для малоимущего населения и т.п. Эгоистичные КЛЕОПАТРЫ оказываются среди владельцев магазинов и отелей, художников-дизайнеров или частных педагогов. Их привлекает материальная независимость (само собой – яхты, виллы, заграничные турне и т.п.) и свобода самореализации. Характерно, что среди заочниц, ориентированных на частное предпринимательство, большинство составляют не руководители фирм, а их сотрудники (особенно часто – помощницы мужа-бизнесмена). У очников соотношение противоположное: там больше готовности к инициативе и риску в условиях рыночной конкуренции, чем к спокойному исполнительству в духе ПЕНЕЛОПЫ.

Удовлетворенность получаемой профессией у заочников гораздо выше, чем у выпускников очного отделения. Более того, некоторые заочники заявили, что они гордятся тем, что сумели преодолеть трудности заочного обучения и добиться вузовского диплома. Действительно, иначе как подвижниками не назовешь библиотечных женщин, обремененных малолетними детьми (нередко – два ребенка) и все-таки ухитряющихся выполнять контрольные работы, сдавать экзамены, углубляться в научные абстракции. При этом никто из опрошенных не считает свое образование завершенным.

Остающиеся в библиотечной сфере в один голос повторяют: знаю и умею многое, но доучивание необходимо, чтобы не «отстать от времени», «расти и совершенствоваться», «узнавать новое» и т.п. Чаще всего упоминают о желании овладеть компьютерной грамотностью и иностранным языком. Нельзя не восхититься словами: «ощущаю себя человеком, готовым учиться дальше – учиться работать, любить, страдать и учиться на ошибках своих и чужих». Уходящие в другие профессиональные области, естественно, планируют переучиваться; четыре человека решили приобрести второе высшее образование.

Табл. 2 позволяет сравнить профессиональные ориентации очников и заочников и подтверждает следующие выводы:

Ориентация выпускников библиотечной школы
на различные сферы занятости

Сферы занятости	Очники		Заочники
Сферы занятости	кол–во	%	кол–во	%
Библиотечное дело (научно-техни-ческие, публичные, национальные, детские библиотеки)	3	4,0	27	45,0
Информационная деятельность в фирмах или государственных учреждениях	2	2,7	6	10,0
Частное предпринимательство вне библиотечно-информационной среды, в том числе:	51	68,0	18	30,0
торговля – содержание магазинов, ресторанов, отелей и пр.	20	26,7	7	11,6
служащие фирм, включая семейный бизнес	6	8,0	9	15,0
издание журналов и книг, реклама, паблик рилейшнз	14	18,7	1	1,7
туристический бизнес	11	14,6	1	1,7
Свободное индивидуальное творчество – художник-дизайнер, экскурсовод, преподаватель иностранного языка, танцев, рисования, психолог–консультант, социолог-исследователь и др.	14	18,7	5	8,2
Государственные служащие в России	–	–	2	3,4
Государственные служащие за рубежом	5	6,6	–	–
Домашнее хозяйство	–	–	2	3,4
Всего :	75	100,0	60	100,0

Наши опросы показали, что постсоветскому молодому библиотечному интеллектуалу требуется не так уж и много, но и немало, чтобы он связал свою судьбу с библиотечным делом. Мы обратились к выпускникам библиотечно-информационного факультета с вопросами: Где Вы видите свое местожительство через 25 лет? Какую семью Вы планируете иметь? Какую собственность? Как проводить досуг? Полученные ответы позволяют представить те ожидания и притязания, которыми опрошенные, по всей видимости, будут руководствоваться в своей жизни. Как и следовало ожидать, ответы очников и заочников совпадали не всегда.

Студенты очного обучения в основном являются жителями С.-Петербурга, поэтому не удивительно, что 75% заявили, что не собираются покидать родной город – «здесь родилась, росла, училась и умру». Городу на Неве посвящаются мадригалы: «безумно люблю и восхищаюсь», «у него отличный от других городов менталитет – монументальность и грациозность»; многие надеются, что через четверть века Петербург станет еще краше – «дворы-колодцы превратятся в уютные маленькие дворики, а коммуналки – в роскошные комфортабельные апартаменты». Но одна треть петербуржцев, ссылаясь на экологические условия, предпочитает жить не в городе, а в его пригородах. Из оставшихся 25% – 5% планируют жить в Москве или других городах России, а 20% видят себя гражданами других европейских стран – названы Германия, Англия, Бельгия, Финляндия, Франция.

Неожиданными и просто удивительными оказались ответы заочников. Ни один (!) из 60 выпускников не собирается покидать Отчизну. 25% хотели бы жить в провинциальных городах России, 70% выбрали С.-Петербург, 5% – Москву.

Из 135 опрошенных 130 составили женщины, поэтому можно говорить лишь о женских ожиданиях. У очниц преобладает модель «я, муж, дочь и сын». Три ребенка планирует каждая восьмая семья, а одним ребенком намерены ограничиться 10% женщин, ссылаясь на карьеру, занятость, эгоизм. (На расширенное воспроизводство населения рассчитывать не приходится, но и депопуляцию удастся остановить.) Муж, как правило, «человек весьма состоятельный, добрый, ласковый, заботливый, всегда и во всем помогает мне и понимает меня с полуслова». Традиционный идеал спутника жизни встречается часто: «умен, интеллектуально развит, общителен, обладает чувством юмора, трудолюбив. Самое главное – заботится обо мне и детях. Забота проявляется во всем, начиная от помощи по хозяйству и заканчивая советами по работе. Все свободное время он проводит в семье и никогда не забывает, что я – женщина, которой нужны любовь и внимание». Разумеется, жена со своей стороны должна укреплять семью, для чего рекомендуется «флиртовать с мужем, что полезно даже после ста лет совместной жизни». Дети видятся талантливыми, преуспевающими в жизни и не забывающими о родителях; у всех взрослых детей – высшее образование, у многих – полученное в Сорбонне или других зарубежных университетах; разумеется, библиотечная профессия не прельщает никого.

Семейные модели заочниц разнообразнее. Здесь довольно много семей, намеренных ограничиться одним ребенком или обойтись без детей; в среднем, на одну женщину приходится 1,6 ребенка, что не обеспечивает даже простого воспроизводства. Причина ясна: половина заочниц старше 33 лет, и они исходят из наличного состава семьи, воздерживаясь от его расширения в будущем. Тем не менее именно семья, а не карьера, является главной жизненной ценностью для типичного библиотечного профессионала.

Собственность – главный предмет притязаний студентов-очников. По имущественному цензу почти все опрошенные относят себя к среднему классу постиндустриального общества западного типа. Есть несколько человек, ориентированных на российский образ жизни, но они – исключение. Набор предметов, владение которыми кажется студентам обязательным условием приличного существования, удивительно однообразен во всех ответах: «своя четырехкомнатная (почему-то именно четырехкомнатная упоминается чаще всего) квартира, двухкомнатная квартира у сына (дочери), однокомнатная – у второго ребенка, живущего отдельно»; кроме того – квартиры в других городах и за границей; дача (коттедж, двухэтажный каменный дом) в пригороде, где «безумно чистый и свежий воздух» и «роскошное озеро», у некоторых – вилла на Средиземном море или в Сочи; обязательно две машины – одна мужа, другая жены, можно три – еще одна для взрослого сына; помимо автомобилей к транспортным средствам относятся яхты и личные вертолеты; разумеется, есть свой капитал и банковский лицевой счет. Короче говоря, состояние семьи должно быть таким, чтобы можно было «жить, ни в чем себе не отказывая».

Среди досуговых занятий главенствуют путешествия, как правило – всей семьей и часто – два раза в год (зимой – горно-лыжные курорты). Маршруты – по всему миру от Австралии до Аляски, но обязательно – средневековые города Европы. Другие распространенные занятия на досуге: садоводство, кулинария, тренажерный зал, бассейн, массаж. Не забыты телевидение, театр, прием гостей. Знаменательно отношение к книге и чтению. Только 20% библиотечно-информационных интеллектуалов позабыли о чтении вообще или «читают редко»; остальные сохранили интерес к художественной, в том числе и классической литературе на «бумажных носителях», около трети собирают личные библиотеки, посещают книжные магазины, чтобы «порыться в книгах». Что ж, спасибо библиотечной школе хоть за эти старомодные привычки.

Имущественные притязания заочников, готовящихся покинуть библиотечное поприще, подобны притязаниям молодых выпускников очного отделения библиотечно-информационного факультета, хоть и несколько более скромны. Мы оставим их в стороне, а обратимся к подлинным библиотекарям: много ли им надо материальных благ, соблазняющих человека XXI в.? Оказывается, запросы, можно сказать, минимальны: собственная квартира (не обязательно «четырехкомнатная»); об отдельных квартирах для детей упоминают не всегда; о квартирах в других городах или за границей не мечтает никто; загородный домик для летнего отдыха с детьми (ни о каких «виллах» и «коттеджах» речи нет); автомашина, чаще всего – отечественная или старенький «джип»; кое-кто обзавелся «накоплениями на черный день». Никто из библиотекарей не рассчитывает «жить, ни в чем себе не отказывая», хотя многие надеются на «мужа-предпринимателя».

Зарубежные путешествия планируют не более 10% опрошенных, а самое распространенное, неизменно повторяющееся занятие на досуге – это чтение разных видов и жанров литературы: художественной, научно-популярной, детективной, исторической, религиозной. Типично: «в сотый раз перечитываю Достоевского», «читаю не прочитанное в юности».

Отсутствие приобретательских вожделений, бескорыстное служение – характерная черта классической русской интеллигенции, которая узнаваемо проявляется в среде библиотекарей-заочников. Но это драгоценное качество вовсе не превращает их в ожившие анахронизмы. Задумываясь о будущем библиотек, студенты-заочники предвидят их компьютеризацию, распространение Интернета, электронных изданий, теледоступа к электронным каталогам зарубежных библиотек. Отечественные библиотеки, по их мнению, должны стать «художественно-информационными центрами», в которых сосредоточен «основной капитал страны – интеллектуальные, научно-информационные ресурсы». Вместе с тем: «компьютерные технологии – это хорошо, но я не могу избавиться от мысли, что «деревянная» книга мне ближе, она для меня – живое существо и добрый друг».

Размышления о судьбе книги в эпоху электронных коммуникаций – навязчивая идея-фикс современного библиотечного сознания, и то, что эта идея не чужда студентам-заочникам – свидетельство их профессионализма. Знаменательно, что ни один из студентов очного обучения в своих футурологических эссе не вспомнил ни о книге, ни о библиотеке. Что ж, как говорится, отрезанный ломоть…

Итак, получаются два различных социальных портрета выпускников высшей библиотечной школы: один «библиотечный», продолжающий галерею библиотекарей предыдущих поколений, другой «антибиблиотечный», несовместимый с традиционными образами библиотечных работников.

Библиотечная профессия всегда была уделом бессребреников и нестяжателей, способных, как отметил один интеллигент, «долго существовать при безденежье и не жаловаться на плохие условия труда». Профессиональная библиотечная мифология прославляла библиотекарей-подвижников, воодушевленных служителей книги и бескорыстных руководителей чтения. Ни библиотекари-просветители Серебряного века, воспитанные на Бестужевских курсах, ни бойцы-пропагандисты идеологического фронта, выкованные советской властью, ни разочарованные интеллигенты-книжники 1970–1980-х гг. и думать не думали о четырехкомнатных квартирах, личных автомобилях, загородных коттеджах, зарубежных курортах и казино. А вот молодая интеллектуальная элита постсоветского поколения начала XXI в. не может представить свою жизнь без этого потребительского комфорта. Ясно, что такое бездуховное стяжательство ставит их вне библиотечной интеллигенции, и то, что они намерены заниматься торговлей, бизнесом и индивидуальным промыслом, – закономерное следствие их библиотечного ренегатства. Стоп! Призадумаемся.

Может быть, это не подлое ренегатство, а мужественное восстание против извечного нищенства и убогости библиотечного дела? Ведь «антибиблиотекари» рассчитывают не на богатых спонсоров, слепую удачу, дедушкино наследство, зарубежные гранты, а на личный труд, талант, профессионализм, свое упорство, собственные знания и умения. И если им удастся добиться зарубежных вилл, яхт и четырехкомнатных квартир, которыми пользуются сотни тысяч представителей среднего класса, но никогда – библиотечные работники, разве это несправедливо? На то либерально-демократические права человека, чтобы каждый смог, разумеется, законным путем получить те материальные блага, которые он сможет и захочет приобрести. Вот и уходят умные и талантливые мятежники навстречу риску и неизвестности частного предпринимательства, забывая то, чему их учили мудрые библиотечные педагоги. Утрачивается ли при этом гуманитарная духовность? Многие «антибиблиотекари» обожают театр, занимаются живописью, танцами, музицируют, библиофильствуют, просто много читают – захиреют ли эти потребности и интересы? Не знаю, не берусь судить.

Второй портрет – библиотечная ПЕНЕЛОПА, вот уже сто лет ожидающая своего Одиссея. Она – хранительница «библиотечного очага» – тех книжных сокровищ, которые завещаны русской культурой, и в ее профессиональном самосознании нерушимо запечатлены терпеливая вера, неистощимая надежда, неугасимая любовь. Возможно, в этом и состоит «библиотечная софийность» – та божественная мудрость, которая неведома антибиблиотечным КЛЕО-ПАТРАМ.

Что же все-таки ожидает библиотечную профессию в XXI в.? Пока прогноз получается пессимистическим: депопуляция, дезинтеллектуализация, угасание пассионарности. Профессия, действительно, может умереть. Ну что ж, для того, чтобы воскреснуть, нужно сначала уйти из жизни. Надеюсь, что до погибели библиотечное дело не дойдет. Но очевидно одно: будущее российских библиотек, несомненно, зависит от будущего России. Если будущая Россия востребует библиотеки как центры книжной коммуникации и храмы книжности, у библиотечной интеллигенции – блестящее будущее, если этого не случится – не поминайте лихом!

Обратимся к прогнозным разработкам относительно будущего России.

Наша литература переполнена публикациями на темы «Куда идет Россия?..», «Россия в XXI в.», «Есть ли у России будущее?» и т. д. Знакомство с этими публикациями показывает, что в них защищаются две полярные позиции: глобалистическая и националистическая. Соответственно получаются два альтернативных прогноза – глобалистический и националистический. В общих чертах они выглядят следующим образом.

Глобалистическая перспектива. Происходит глобальная экономическая интеграция человечества, которая проявляется в мировом разделении труда, мировом рынке, международной валюте и мировой финансовой системе; логическое следствие экономической интеграции – политическая интеграция вплоть до образования всемирного правительства, ликвидации государственных границ и таможенных барьеров. Перспектива человечества – глобальное открытое общество, поглощающее национальные государства так же, как последние поглотили удельные владения феодалов.

Человечество уже сейчас располагает всемирной транспортной системой, снимающей пространственные барьеры, и глобальной компьютерной телекоммуникацией (Интернет, телевидение, электронная почта), обеспечивающей мгновенное распространение любой информации. Перспектива человечества – глобальное информационное общество, граждане которого – космополиты, носители общечеловеческой, а не замкнутой национальной культуры.

Глобальное космополитическое общество – либерально-демократическая общность, предоставляющая своим гражданам возможность свободной самореализации, свободу слова, собраний, союзов, совести, защиту частной собственности и прав человека.

Общечеловеческая культура обеспечит стремительный научно-технический прогресс в постиндустриальную эпоху, поскольку наука и техника имеют наднациональный характер и требуют постоянных контактов между учеными, инженерами, студентами всех стран.

Только путем объединения усилий всего человечества могут быть разрешены глобальные проблемы – экологическая, демографическая, продовольственная, истощение ресурсов, мировой войны. Отсюда – потребность во всемирном правительстве, регулирующем жизнедеятельность населения земного шара в общих интересах.

Россия – обычная европейская страна, и то, что хорошо для других стран Европы, не может быть плохо для России. Поэтому нужно внедрять положительный европейский опыт, а не заниматься поисками несуществующей самобытности и «своего пути». Только посредством интеграции в «европейский дом» и трансформации всех сфер своей жизни по западному образцу Россия сможет избавиться от тяжелого наследия коммунистического прошлого и реализовать оптимистический глобалистический прогноз.

Националистическая перспектива аргументируется совсем иными доводами.

Глобальная экономическая и политическая интеграция происходит в интересах транснациональных корпораций, которые хотели бы избавиться от таможенных ограничений и обрести свободу торговли и инвестирования капитала в слаборазвитых странах, включая Россию. Поэтому политика открытого общества – политика предательства национальных интересов России.

Глобальная электронная коммуникация содержит угрозу манипулирования сознанием масс, насаждения коммерциализированной массовой культуры и аморальности. Информационное общество – миф, корыстно распространяемый производителями информационной техники; мифом является также общечеловеческая культура, ибо всякая культура базируется на национальном языке, литературе, искусстве, нравственности, традициях. Глобализация – дорога к денационализации культуры; граждане России должны быть не космополитами (людьми без отечества), а патриотами своей страны.

Либерально-демократические свободы западного происхождения развивают эгоизм, потребительство, жестокость, индивидуализм, которые чужды русскому национальному характеру; спасение России – в воспитании свойственной русским людям православной этики, соборного коллективизма, нестяжательства, самоотверженного подвижничества.

Неприемлемо растворение национальной науки, литературы, искусства, техники в мифической «общечеловеческой культуре». Следует обеспечить приоритетное развитие отечественного образования и искусства, отечественной науки и литературы, в противном случае Россия неизбежно попадет в зависимость от зарубежных стран.

Ключевое значение для возрождения русской духовности имеет русское православие.

Россия выполняет в истории особую миссию, у нее – свой путь; она представляет собой не обычную страну, а евразийскую восточно-православную цивилизацию, для которой не годятся рецепты и опыт других стран.

Итак, перед Россией в XXI в. раскрываются две перспективы, два пути, и в конце каждого из них – Библиотечный Храм, построенный либо по глобалистическому проекту, либо – по националистическому образцу. Никак нельзя обойтись вообще без Храма, потому что ни общечеловеческая культура открытого общества, ни национально-самобытная культура немыслима без библиотек. Поэтому слухи об умирании библиотечной профессии явно преувеличены. Правда, глобалисты и националисты в своих прогнозах о библиотеках как-то забывают. Но библиотекарям нельзя дожидаться, пока о них вспомнят близорукие политики и идеологи. Нам самим нужно определиться, какой Библиотечный Храм мы собираемся строить; это самоопределение – главная забота профессионального библиотечного сознания начала XXI в. От сделанного выбора будет зависеть облик воскреснувшей библиотечной профессии наступившего столетия. Мы не будем обсуждать этот выбор в целом, а затронем только один его аспект: представление о будущей России выпускников высшей библиотечной школы.

Строя свои жизненные планы, как библиотекари-заочники, так и «антибиблиотекари»-очники, исходили из этого представления. Пусть оно было не всегда четко отрефлексировано, часто оставалось мозаикой расхожих стереотипов, утопий и экстраполяций, но именно оно объясняет решение выпускников покинуть библиотечную сферу ради неких более привлекательных занятий или сохранить верность библиотечной профессии. Распределение прогностических ориентаций очников-«антибиблиотекарей» и заочников-библиотекарей приведено в табл. 3.

Распределение прогностических ориентаций выпускников-библиотекарей
высшей школы (в процентах к числу опрошенных)

Эмоциональный настрой	Очники-«антибиблиотекари»
Эмоциональный настрой	глобалис- тические	национа- листические	не определились
Сверхоптимизм	3,5	–	–
Оптимизм	64,3	14,5	3,5
Пессимизм	–	10,7	–
Сверхпессимизм	–	3,5	–
Всего	67,8	28,7	3,5
	Заочники-библиотекари
Сверхоптимизм	4,0	15,2	–
Оптимизм	11,6	50,0	7,6
Пессимизм	–	11,6	–
Сверхпессимизм	–	–	–
Всего	15,6	76,8	7,6

Бросается в глаза прямая противоположность оптимистических ожиданий очников и заочников: 67,8% «антибиблиотекарей»-очников связывают свои надежды с глобалистическими перспективами, а 76,8% библиотекарей-заочников предпочитают националистическую перспективу. В обеих группах оказалось немногим менее 15% «разочарованных патриотов», избравших пессимистический вариант. Из табл. 3 следует вывод: если бы строительство Библиотечного Храма было доверено нынешним молодым библиотекарям, то они построили бы его в национально-русском, а никак не иноземном стиле.

Футурологические эссе «Россия и мир», которыми студенты сопровождали и аргументировали свой прогностический выбор, не различались существенно у очников и заочников. Через четверть века глобалисты видят Россию в качестве равноправного члена мирового сообщества с высоким рейтингом, большинство стран ее уважает, а кое-кто побаивается. В мире царит спокойствие и мир, поскольку человечество осознало, что «бескомпромиссное отстаивание своих национальных интересов чревато войной всех против всех и научилось разрешать международные конфликты мирным путем». В экономическом отношении глобалисты видят Россию развитой капиталистической страной, где сохраняются высокие темпы экономического роста и «в каждой семье можно увидеть столы, полные здоровой и некалорийной пищей», средний класс – более 70% населения, нет безработицы, платное, но зато высококачественное медицинское обслуживание и народное образование; «Европа стала более зависимой от России, чем наоборот». Сверхоптимисты ожидают, что в 2026 г. страны Большой Семерки (США, Япония, Великобритания и др.) будут обращаться к великой России за экономической помощью.

Где скрыт источник геополитического и экономического могущества России в глобально едином мире? Как правило, студенты не задумываются об этом, надеясь на чудо, более конкретно – на мифы об экономическом могуществе рыночной экономики, т.е. на то, что порядок наведет «молодой и энергичный» президент (особенно – женщина), что «нигде нет таких людей, как в России» и «проявит себя загадочная русская душа»; «люди, наконец, поймут, что, уничтожая друг друга, они уничтожают самих себя». Есть и религиозно-экуменический сценарий: «Люди осознают, что важнее всего – вера в Бога. Они объединятся, признав мировую религию – религию Любви. Наконец-то христиане, иудеи, мусульмане перестанут враждовать и постигнут, что на Земле должно быть единое экономическое пространство». Главные угрозы глобалисты видят в национальном эгоизме и экологическом кризисе.

Националисты не доверяют ни международному братству, ни религиозным откровениям, а надеются на то, что «страна научится справляться с проблемами своими силами, а не западными капиталовложениями», что русский научный гений приумножит могущество державы, что русские патриоты возродят Россию. Некоторые наивные утописты надеются, что «не толстый кошелек будет определять положение человека в обществе, а его умственные способности и та польза, которую он приносит обществу».

Одна из заочниц предсказала: «Россия продолжит свое великое общечеловеческое служение, исходя из своих исторических, национальных, культурных, религиозных основ и интересов».

Кстати сказать, патриотические мотивы очень часто звучали в наших интервью. Например: «Я родилась в России и благодарна судьбе за это. Я считаю себя частью огромного культурного наследия этой страны. Горжусь, что моими соотечественниками были Гоголь, Пушкин, Менделеев»; «Я горжусь тем, что я – русский. Это не бравада. Россия – великая страна с великим прошлым. Жить в такой стране это здорово. Чтобы не происходило в такой стране, надо любить ее и, если придется, защищать и умереть за нее».

Однако не все патриоты оптимистически идеализируют будущее Отчизны. Некоторые допускают, что Россия утратит статус великой державы, что национальную русскую культуру потеснят западные интервенции, что не удастся изжить межнациональную рознь. Поэтому немало националистических русофильных прогнозов звучит пессимистично. Характерно горькое недоумение: «Такое ощущение, что Россией управляет некий злой рок, и нам его никак не перебороть. Русские всегда на кого-то надеялись (на доброго царя, на умного президента), только не на самих себя. Я такая же и тоже надеюсь, что кто-то придет и вытащит нас из этого болота». Одна из студенток утешает себя афоризмом: «все не так уж и мрачно, но могло бы быть куда лучше». Несколько скептиков полагают, что в обозримом будущем никаких существенных изменений не произойдет. Это вариант пессимистического прогноза, поскольку нынешнее положение России и россиян никак нельзя назвать удовлетворительным.

Наконец, есть сверхпессимисты (почему-то исключительно мужчины), которые пророчат распад страны, разруху, военные поражения, голод, – в общем антиутопию в духе романа Т. Толстой «Кысь».

Более десяти лет назад, подводя промежуточные итоги всесоюзного исследования «Библиотечная профессия: современное состояние и перспективы», мы обратили внимание на резкие различия между студентами-очниками и заочниками во всех библиотечных вузах страны [4]. Первые образовали маргинальную группу, не сделавшую окончательный профессиональный выбор, а вторые ощущали себя органичной частью библиотечного сообщества. Первая группа – источник «пилигримов», стремящихся к эмиграции в иные профессиональные области, а из второй группы рекрутируется профессиональная библиотечная «гвардия», обеспечивающая стабильность библиотечного дела со всеми его консервативными традициями. Были сконструированы социальные портреты типичных представителей обеих групп, демонстрирующие различия между ними и в профессиональном самосознании, и в уровне культуры, начитанности, эстетического вкуса, и в образе обыденной жизни. Итоги нынешних опросов показывают, что эти различия обострились еще больше. Подавляющее большинство студентов-очников из категории профессионально неустойчивых «пилигримов» перешло в категорию убежденных «антибиблиотекарей», сделавших жизненный выбор не в пользу библиотечной профессии.

Возможно, что библиотечная школа, профессионализируя студентов-очников, неумело формирует их профессиональное самосознание. (Я имею в виду не только С.-Петербургский университет культуры и искусств, но и другие библиотечные вузы России.) Возможно, что у студенчества есть основания для упреков в адрес старшего поколения, а мы плохо понимаем своих детей и внуков. Так, в одном интервью я прочитал: «Мне хочется думать, что мы – надежда нашей страны. Поэтому я не люблю, когда пенсионеры, обидевшись на какого-нибудь хулигана, клянут всю молодежь за ее бескультурье, злость и хамство. Ведь нынешнее поколение – это результат воспитания именно этих бабушек и дедушек, которые, возможно, недовольны этим и пытаются переложить вину на правительство, культуру и вообще на кого угодно, лишь бы только снять ответственность с себя… Сегодняшние студенты вынуждены локтями прокладывать себе дорогу в жизнь, учиться плавать, как выброшенные за борт щенята. Ведь никто не обеспечит нас работой и не будет платить стипендии, на которые можно позволить себе сходить в ресторан. Я больше всего боюсь остаться не у дел в этой жизни, не найти работы, которая была бы на 50% хорошо оплачиваема, остаться трутнем, паразитом общества». Думаю, что под этими гордыми словами подписались бы очень многие из наших выпускников «антибиблиотекарей», обрекающих библиотечное дело на вымирание.

Вернемся к началу нашего разговора: умирающая профессия, обезлюдевшие библиотечные абонементы и книгохранилища, великолепные библиографы с пятидесятилетним стажем работы в библиотеке. Плюс к этому – верные ПЕНЕЛОПЫ, не способные «локтями прокладывать себе дорогу в жизнь». Это день сегодняшний, но его нельзя считать последним днем библиотечной профессии.

Происходит закономерный процесс смены библиотечных поколений, обладающих разным профессиональным самосознанием. На смену советскому поколению конца ХХ в. приходит постсоветское поколение XXI в. В рядах этого поколения не только ПЕНЕЛОПЫ, но и ЖАННЫ, следующие жизненному девизу: «Жизнь нам дана для того, чтобы прожить ее со смыслом, активно и с пользой для других, а не останавливаться на достигнутом», этому поколению понадобится профессиональное мастерство и новаторское творчество. Его вхождение в жизнь осложняется не только естественным дефицитом взаимопонимания «отцов и детей», но и социально-экономическим кризисом, переживаемым нашей страной и обостряющейся конкуренцией книжной и электронной коммуникаций. Ничего не поделаешь.

Как мудро заметил А. Кушнер: «Времена не выбирают, в них живут и умирают».

Но слухи об умирании библиотечной профессии преждевременны и недостоверны. Как показывают прогнозы, при любом глобалистическом или националистическом раскладе, социальная потребность в библиотеках сохранится. Поэтому и итоги, которые мы можем подвести сегодня, являются промежуточными, а не окончательными.