В библиотечной практике о
лингвистике говорят достаточно часто – в
узкоспециальном смысле, когда имеется в
виду лингвистическое обеспечение, иначе
говоря, лингвистика ИПЯ и ИПС. Мне хотелось
бы еще раз поднять вопрос о лингвистической
культуре библиотечного специалиста, имея в
виду широкое значение этого слова. Речь
пойдет о русском языке, на котором мы
работаем и говорим; об английском языке,
которым мы пользуемся, обращаясь к
Интернету, к каталогам большинства
зарубежных библиотек, к удаленным базам
данных мировой информационной
инфраструктуры; о языковой культуре вообще.
Однажды уже приходилось
говорить об этом – на международной
конференции «Сетевое взаимодействие
библиотек», состоявшейся в С.-Петербурге в
мае 1999 г. [1].
Я привел тогда пример со Швецией, где
каждая библиотека обеспечена прямым
доступом к OCLC. Там
никого не волнует проблема «взаимодействия»
с крупнейшей в мире англоязычной системой.
Любой шведский библиотекарь владеет
английским, иначе он не был бы
библиотекарем. Аналогично складывается
ситуация и в других странах, и не только в
Европе.
Так получилось, что
традиционное библиотечное образование,
принципы которого сформировались в нашей
стране десятки лет назад, крайне осторожно,
если не сказать резче, относилось и
относится сегодня к языкам вообще и к
иностранным языкам в частности. В 1920–1930-х
гг. знание языков не украшало человека. На
смену программе
классической гимназии, выпускники которой
владели, кроме русского, двумя европейскими
и двумя древними языками и свободно
общались с коллегами, писали письма и
статьи на чужом языке, пришла программа
рабоче-крестьянской школы, которую все мы
кончали.
Высшая библиотечная школа,
учебные планы которой строились «по
гуманитарному началу», выделяла на
изучение иностранного языка ровно столько
же часов, сколько им отводилось в
технических (медицинских,
сельскохозяйственных) вузах. Через два года
язык оставался в воспоминаниях… Что же
касается русского языка, то испокон веку
считалось. что он родной, поэтому изучать
его не следует, а степень грамотности уже
проверена на вступительном письменном
экзамене.
Руководители курсовых и
дипломных работ многое могли бы сказать о
грамотности наших студентов. Что же
говорить о библиотекарях, письменная речь
которых, мягко говоря, оставляет желать
лучшего. У нас такое библиотечное
образование, которое впору обозвать «устным»
– наши студенты читают и сдают устно зачеты
и экзамены, а проблемы написания курсовых и
дипломных работ стараются решить
переписыванием обнаруженных
опубликованных источников.
Недавно «Российская газета»
поместила тесты по русскому языку. Я задал
вопрос нескольким преподавателям, не
пытались ли они проверить грамотность
своих студентов? И получил хороший ответ: «А
вы уверены, что мы сами смогли бы ответить
правильно?». Не уверен. И прежде всего
потому, что у нас вся система обучения –
устная по сути. А например в США –
письменная. В первые же два месяца обучения
студенты библиотечных школ должны сдать на
проверку не менее 7–8 письменных работ,
выполненных на компьютере! И так – все
время. Преподаватели заставляют читать
работы вслух, чтобы их авторы сами увидели
свои промахи, овладели приемами написания
грамотного текста, удобного для публичного
произнесения, понятного для окружающих.
Есть даже такой специальный курс «Oral
communication». И есть другой курс, о котором
наша библиотечная практика может только
мечтать; в нем изучаются правила и нормы
составления всякого рода служебных
документов – от протоколов до личных
отчетов, например о командировке. Несколько
лет назад я с удовольствием, как роман,
прочитал пособие по этому предмету [2].
По своему опыту знаю, как трудно
обработать, например, справки от 15–20
библиотек или отделов, если им
предварительно не послан бланк, формат.
Если говорить об иностранных
языках, то здесь дело обстоит еще хуже.
Поступающих на курсы, как известно,
тестируют, чтобы определить ту или иную
ступень. В вузе это сделать трудно, поэтому
чаще всего в аудитории сидят студенты с
самым различным уровнем знаний. Работа
ведется «по средним показателям».
Середняки учатся, сдают зачеты, потом
экзамены – на 4 и 5. Окончившие языковые
спецшколы с изучением языка дремлют,
получают «автоматы» и тихо забывают язык,
который учили. А слабые? Им будет обеспечена
удовлетворительная оценка. Потом выпускник
с «удовлетворительным» языком придет на
работу, его посадят перед компьютером или
дадут в руки книги на иностранных языках.
Тут и станет ясно, сколько лет потеряно зря...
Повторю здесь то, что я говорил
три года назад в С.-Петербурге: пришла пора
существенно, резко, на порядок (здесь могут
быть разные формулировки) поднять уровень
преподавания иностранных языков в
профессиональном библиотечном образовании.
Изучение языка должно быть постоянным,
охватывать все семестры, все курсы.
Программа должна быть профилированной:
каждому, кто сталкивался с литературой на
другом языке, известно, что специальная
библиотечная лексика представлена в любом
языке очень богато. А если поставить задачу
ввести студентов в мир аббревиатур? Язык Ш.Р.
Ранганатана они будут изучать, наверное, в
рамках спецкурсов и спецсеминаров… Пока мы
добьемся решения, пока выйдет из вуза
первое поколение лингвистически
образованных библиотекарей, пройдут годы.
Библиотеки сегодня нуждаются в
специалистах, свободно владеющих одним из
иностранных языков. Мы ежегодно можем
направлять за рубеж на повышение
квалификации десятки, если не сотни молодых
специалистов. Единственный, часто
непреодолимый для многих барьер – знание
языка. Библиотекарей, «прорвавшихся» через
требования TOЕFL или
IELTS, единицы
(половина из них работает в России в
загранучреждениях, другая оказалась за
рубежом).
Между прочим, узнав о том, что
для поступления в некоторые библиотечные
школы США теперь надо сдавать еще и
отраслевой тест по информатике (в котором
часть вопросов по математике в объеме
знаний курса средней школы), наши
библиотекари начинают искать другие
учебные заведения – математики они просто
боятся. (Удивительно, но факт: даже если
окончили школу с медалью!). Есть серьезные
основания хотя бы для того, чтобы ввести на
библиотечных факультетах вступительный
экзамен по математике. Не надо бояться, что
конкурс тогда исчезнет. Может быть, и
наоборот, но в любом случае качество
абитуриентов возрастет. Впрочем, это –
особая тема, требующая специального
анализа и аргументации.
Выпускник, изучавший в вузе
французский или немецкий язык, должен
владеть рабочим
минимумом знаний английского языка, в
противном случае его «потребительские
свойства» сразу резко ограничиваются.
Такой минимум может включать пять не совсем
изолированных друг от друга терминосистем:
компьютерный английский, язык Интернета,
терминологию форматов, каталогизации и
классификации. Последние три – для тех, кто
предполагает работать в соответствующей
специфической сфере – уже ясно, что это
будет одна из наиболее перспективных в
будущем областей библиотечной практики.
Кто собирается готовить для нее кадры? В США,
например, специалист-каталогизатор – «штучный
продукт», таких готовят долго: тщательно
отбирают кандидатов, тестируют, обучают под
присмотром опытнейших инструкторов. Потом,
что естественно, хорошо оплачивают.
Оставим в покое каталогизаторов:
ясно, что вузам их не подготовить. Но
требует решения другая задача: завтра
библиотекарь, не умеющий эффективно решать
поисковые задачи с помощью компьютера, в
Интернете, не будет нужен в библиотеке. Рано
или поздно мы поймем, что библиотекари,
обслуживающие читателей (как мы говорим
сегодня, «читального зала и абонемента»),
должны иметь высочайшую библиографическую
подготовку, чтобы не перенаправлять
читателей к библиографам, а уметь дать
ответ на запрос «здесь и сейчас». Компьютер,
выход в Интернет это позволяют сделать. Мы
привыкли к русскому тексту на экране
монитора. Пора понять, что в мировых
информационных ресурсах мы чаще всего
встретимся с английским рабочим языком.
Готовы ли наши выпускники там работать?
Не хотелось бы обижать
историков или литераторов, которые
преподают на наших факультетах. Но
многочисленные беседы со студентами и
выпускниками убедили меня в том, что
эффективность во многом повторяющего
школьный курс изучения истории и
литературы очень низка. Как мне кажется,
много больше (и в плане общей культуры, и в
качестве фундаментальной подготовки к
освоению специальных дисциплин) дало бы
изучение тех курсов, которых в школе вообще
не было. Инструмент библиотекаря – речь,
язык. Почему же у нас не преподается,
например, общее языкознание? Неужели
сегодня идеологи нашего высшего
образования не знают, какие колоссальные
проблемы встают перед выпускниками на
практике, когда приходится заниматься
индексированием, ключевыми словами,
выявлять парадигматические и
синтагматические отношения между
понятиями? Вся теория предметизации
практически стоит на лингвистике. Впрочем,
так же, как теория классификации – на
формальной логике… В вузе между тем нет ли
лингвистики, ни формальной логики. Дело
дошло до того, что библиотеки буквально
стонут – нет квалифицированных
предметизаторов! Так ведь и в вузах их нет…
Давно уже известно такое
программно-целевое планирование. Можно ли
приложить его к нашему высшему образованию?
Так, чтобы готовились кадры не в целом и
вообще, а те, которые нужны. Сегодня, а самое
главное – завтра!
* * *
Эти заметки были подготовлены
для нашего сборника, когда пришло
приглашение выступить в Челябинске на
Всероссийской научно-практической
конференции «Подготовка информационно-библиотечных
кадров XXI в.:
освоение новых технологий» (18–19 дек. 2002 г).
Поехал, положив в основу своего выступления
подготовленный текст. Аудитория, а в ней
были представители 14 регионов страны, а
также Украины и Казахстана (более 100
специалистов) заинтересованно, с
пониманием выслушала, даже похлопала…
Обещали подумать.
Однако я уезжал из Челябинска
без всякой уверенности в том, что нам
удастся что-нибудь изменить. Создается
впечатление, что те, от кого зависит
стандартизация нашего библиотечного
образования, не читают профессиональную
печать. Сколько было написано о курсе «Библиотечные
каталоги», приводились серьезные аргументы,
мы надеялись, что в открытой дискуссии
выступит и другая сторона. Не случилось! Все
осталось, как было.
Мне очень хотелось, чтобы моя
первая статья о профессиональной
лингвистической культуре библиотекаря [3] не
осталась без продолжения. Представляется,
что многие специалисты, в первую очередь
все те, кто профессионально и повседневно
связан с преподаванием языков, переводами,
изучением зарубежных источников, должны
высказать свое мнение. Чтобы между
публикацией статьи и возможными откликами
на нее не прошло много времени, мы решили ее
публикацию придержать. Согласовав с
редакцией сборника свои действия, я
направил текст специалистам, точка зрения
которых нам была интересна. Не буду
называть фамилии. Среди них заведующие
кафедрами иностранных языков ведущих вузов
культуры, руководители отделов крупнейших
библиотек, видные специалисты. Мне пришлось
копировать текст неоднократно и это
радовало. Прошел месяц, другой. Казалось,
что целевое «втягивание» в дискуссию
должно дать свои результаты.
Мы получили… два (!) ответа:
профессора ЧГАКИ И.Г. Моргенштерна и
заведующей отделом РГБ Т.Г. Афанасьевой.
Письмо И.Г. Моргенштерна публикуется ниже, а
из отклика Татьяны Григорьевны хотелось бы
процитировать несколько строк
«Слово дано каждому, – пишет она,
– но не каждому дано им правильно
пользоваться. Последние десять лет
настолько изменили мир, что трудно
представить образованного человека без
владения, по крайней мере, профессиональной
лексикой на иностранном языке. Современный
библиотекарь должен быть разносторонне
образованным. Расширение информационного
пространства, появление Интернета с его
неограниченными возможностями диктуют
свои условия соответствия профессии.
Библиотека стала не только книгохранилищем,
но и центром, откуда библиотекарь
предоставляет доступ к информации,
стекающейся со всех концов света».
Т.Г. Афанасьева вспоминает
первые годы своей работы: «Ощущение, что
ничего не знаю – свежо в памяти до сих пор.
Этим периодом своей жизни я очень дорожу, он
научил меня не останавливаться на
достигнутом, а расширять и углублять знания».
Сегодня Т.Г. Афанасьева – авторитетный,
известный в профессиональном мировом
сообществе специалист в области
комплектования и книгообмена, мастерски
владеющий профессиональным английским. Как
жаль, что таких специалистов в наших
библиотеках мало, как хотелось бы, чтобы
язык знали все! Ведь знание языка вооружит
нас, позволит применить новые технологии в
повседневной работе.
Мы везде и всегда говорим о том,
что престиж нашей профессии низок, а
заработная плата не способна привлечь в
библиотеки современную молодежь, хорошо
чувствующую тенденции развития
политической и экономической ситуации. Так
ведь изменить положение должны мы сами, а не
кто-то извне, кого совсем не интересует «наш
престиж». Способна ли наша высшая школа
повернуться лицом к потребностям практики?
Список литературы
Сукиасян Э.Р.
Лингвистические проблемы взаимодействия
библиотек России с зарубежными странами //
Сетевое взаимодействие библиотек:
Материалы Междунар. конф. (17–18 мая 1999 г.) /
Центр информ. ресурсов; Американский центр USIS;
Нем. культ. центр им. Гете; Фр. ин-т; РНБ;
РБА. СПб., 2000. С. 132–136.
Bradley, J. Improving
written communication in libraries / Jana Bradley, Larry Bradley. Chicago: ALA,
1988. 364 p.
Сукиасян
Э.Р. Профессиональная лингвистическая
культура библиотекаря, или Осторожно,
перевод // Науч. и техн. б-ки. 2002. № 6. С.35–43.
