Электронная библиотека ГПНТБ России

Библиотековедение, библиографоведение и книговедение

Аналитический обзор докладов, представленных на секции 14 «Библиотековедение, библиографоведение и книговедение» Десятой международной конференции «Крым–2003».

В 2002 г. в рамках ежегодной Крымской конференции состоялось первое в ее девятилетней истории заседание секции по общетеоретическим вопросам библиотековедения, библиографоведения и книговедения. Секция приняла рекомендации, в которых, в частности, говорилось: «Большинство участников секции считают правомерным рассмотрение библиотеки как двухконтурной в сущности системы, состоящей из прототипов библиотечный фонд – контингент пользователей – библиотечный персонал – материально-техническая база и моделей каждого из элементов, причем и прототипы, и их модели связаны между собой прямыми, обратными и перекрестными связями» [1, с. 4].

Как мало значат директивы в науке, продемонстрировало второе заседание этой секции, состоявшееся в 2003 г. на Десятой Крымской конференции. На ней прозвучали сразу три доклада с критикой концепции и одноконтурной, и двухконтурной модели библиотеки. Ю.П. Мелентьева (профессор МГУКИ) открыла заседание докладом «Некоторые размышления по поводу теоретических основ библиотековедения как науки», в котором отметила, что концепция сущности библиотеки как четырехэлементной системы известна более двадцати лет и многим кажется безупречной, но на самом деле примитивна. «Она верна, – по Ю.П. Мелентьевой, – только в том смысле, что и утверждение о том, что человек состоит из головы, туловища и конечностей». Вся живая суть современного библиотечного дела остается, как ей представляется, за рамками данной концепции.

Взамен Ю.П. Мелентьева предложила вернуться к идее К.И. Рубинского почти столетней давности (а если верить докладу, то и ровно столетней). Рубинский, как известно, считал предметом учения о библиотеке изучение законов деятельности библиотеки.

Естественно было бы ожидать, что за столь продолжительное время сторонники этой точки зрения сумели сформулировать эти законы, хотя бы некоторые, и вообще разработали теорию библиотечной деятельности. Однако за этот срок дальше деклараций о деятельности библиотеки как предмете библиотековедения дело не пошло. И на вопрос о том, как хотя бы декомпозируется понятие деятельность в теоретическом аспекте, Ю.П. Мелентьева затруднилась ответить, ограничившись фрагментарным перечнем эмпирических направлений библиотечной работы.

В то же время структурно-функциональный подход и четырехэлементная модель библиотеки стали методологической основой многих, и не только библиотековедческих, исследований.

Доклад «Библиотека вуза как живая система: структурный и модельный подходы» А.М. Стахевич (директор НТБ Московского государственного автомобильно-дорожного института) начал с заявления о категорическом несогласии с автором этих строк в представлении о том, что библиотека в сущности состоит из четырех элементов в рамках первого контура и четырех моделей этих элементов – в рамках второго контура. На самом деле ее составляют 13 элементов, причем не только материальных, но и идеальных. Нужна, – сказал он, – не бедная схема из кружков, ромбиков и палочек, но атлас библиотеки, наподобие медицинского атласа человека, – и показал этот цветной атлас на экране, правда, медицинский, а желательно бы видеть библиотечный. Интересно, как были бы представлены на нем деньги, время, духовный и культурный микромир библиотеки и другие подобные элементы. Впрочем, в анатомическим атласе тоже отсутствуют физиология, психология и гигиена человека, хотя, по убеждению А.М. Стахевича, «все эти основные и неосновные элементы получили в этом труде (атласе. – Ю.С.) достойное отражение».

Высмеять «птичий язык» (выражение докладчика) структурно-функциональной модели была призвана еще одна экранная иллюстрация: пустое Помещение (элемент № 1), на стеллаже красуется всего одна Книга (элемент № 2), по разным сторонам которой стоят Библиотекарь (элемент № 3) и Читатель (элемент № 4). Однако аудитория отказалась воспринять эту схему в пародийном аспекте, понимая, что, во-первых, она представляет собой теоретическую абстракцию (модель и призвана предельно упрощать сложный объект, иначе она бесполезна); во-вторых, в предельном случае возможен еще более упрощенный и тем не менее вполне реальный вариант: в домашней библиотеке Библиотекарь и Читатель (Пользователь) совмещены в одном лице, а роль Документа может выполнять всего один CD–ROM с объемом информации, тождественным фонду нонэлектронной домашней библиотеки. Если у Пользователя нет сидирома, книжный шкаф может быть занят всего одной книгой под названием «Большая Советская энциклопедия» (или «Британика» – кому как больше по вкусу). Названием может быть и 99-томное собрание сочинений Льва Толстого и 200-томная серия Библиотеки мировой литературы.

М.С. Слободяник (профессор Государственной академии руководящих кадров культуры и искусства, Киев) начал доклад «Системно-функциональная модель библиотеки» парадоксальным заявлением, что он хочет защитить Столярова (хорошо, хоть один защитник нашелся), но … от Столярова же (рано я обрадовался). Одноконтурную модель библиотеки он в общем и целом признает, а двухконтурную считает излишним усложнением. В одноконтурную же модель надо добавить пятый пункт – справочно-библиографический аппарат, и тогда структура будет завершенной. (Это предложение я слышал и прежде, многократно его отводил.)

М.С. Слободяник именует свою модель системно-функциональной, мою – системно-структурной. Убедиться в зауженности такого представления просто: достаточно взглянуть на заглавие моей книги [2]. Обращу внимание, что продолжаю разрабатывать не только структуру [3], но и сущностные функции [4] библиотеки.

Протокол международной конференции плюс жесткий регламент исключали возможность полемики, дискуссии. Как председатель секции я воздержался даже от того, чтобы задать вопросы, которые вертелись на языке:

Ю.П. Мелентьевой. Когда же наконец будет понято, что системный и деятельностный подходы – союзники, а не антагонисты? Структурно-функциональный подход позволяет исследовать объект на уровне сущности, деятельностный – на уровне явления. Если К.И. Рубинский прав, возьмите его подход за основу и начинайте реализацию – пора уже. Оставьте в покое сторонников системного подхода, коль вы от него далеки, и знайте, что системники одобрят любой успех на векторе подхода деятельностного.

А.М. Стахевичу. Насколько Вы категорически со мной не согласны, настолько же категорически я с Вами согласен. В плане постановки отдельных вопросов. Конечно, живая, т.е. конкретная библиотека неизмеримо богаче своей абстрактной и поэтому неизбежно упрощенной модели. Усложнение модели докладчиком в три раза все равно неизмеримо далеко от полнокровного реального прототипа. Зачем противопоставлять принципиальную схему и атлас? На разных теоретических и практических уровнях нужны и схемы с кружочками и ромбиками, и атласы с кровеносной системой. Только где же они? Изобразите атлас библиотеки – и я первым сниму перед Вами шляпу. Почему в Вашем докладе полностью исчезло заявленное в его заглавии слово вузовская (библиотека)? Почему структурный подход противопоставлен модельному? Разве модель не структурируется? Разве структура не моделируется? Наконец почему, будучи со мной категорически несогласным, Вы включили в свою «чертову дюжину» все предложенные мною четыре элемента?

М.С. Слободянику. Не кажется ли Вам, что Ваша модель эклектична, поскольку в ней смешаны разнокачественные компоненты? В Вашей конструкции технология есть, а методика отсутствует. Управление присутствует, а духовный компонент (А.М. Стахевич опять прав) забыт. И так далее.

Поскольку секция выдержала регламент с большим напряжением, я имел возможность ограничиться всего лишь пожеланием всем трем докладчикам: чтобы у моих оппонентов было столько же последователей, сколько их у разделяющих концепцию структурно-функционального подхода.

Структурно-функциональный подход, пусть худо-бедно, но развивается, а деятельностный за редким исключением исчерпывает себя многократно повторенным провозглашением своей важности. В отличие, например, от библиографоведения, где стараниями О.П. Коршунова, М.Г. Вохрышевой, В.Т. Клапиюка и ряда других исследователей получены впечатляющие теоретические результаты.

Если бы этот обзор ограничивался анализом только представленных выше докладов, я назвал бы его «Бег на месте». Продвижение вперед вижу микроскопическое. Эта часть конференции больше напоминала импровизированную пиаровскую акцию в духе современного шоу-бизнеса.

Затем по программе следовали два моих доклада. В одном я предостерег от излишнего увлечения новомодным синергийным подходом и призвал использовать его только для решения соответствующих задач. Напомнил аудитории, что в свое время точно так же выступал против термина виртуальная библиотека [5, 6] и предлагал альтернативные. Один из них – электронная библиотека – к моему удовлетворению, прижился.

В ответе на реплику я разъяснил, что синергийный подход – одна из разновидностей подхода системного; что система, в которой сумма эффектов от действия составляющих ее частей не равна интегральному эффекту, называется эмерджентной системой. Синергийная система – это экстремальная эмерджентная система, и синергийный подход, хотя и имеет большую специфику, вписывается в системный и никоим образом его не умаляет и не отменяет. Она в рассматриваемом контексте именно синергийная, а не синергетическая, как иные ее именуют, ибо характеризует явление синергии, а не явление синергетики, т.е. научной дисциплины.

Второй мой доклад – «Агрессивные информатические алогизмы» – продолжил тему обеспокоенности фактом все большей утери библиотековедением своих терминологических позиций в погоне за модной информатической (от слова информатика) фразеологией, начатую еще в Москве докладом «Библиотековедение в опасности» [7]. В докладе на данной секции показаны уязвимость ключевых информатических понятий и рискованность их внедрения в библиотековедческую лексику.

В.Н. Маркова (директор библиотеки Технологической академии строительных материалов, Белгород) рассказала о стратегической модели управления библиотекой. Модель позволяет оценивать качество и результативность библиотечной работы.

Е.П. Ильина (директор по технологии и развитию РГБ) проанализировала подходы к выбору оптимальной организационной структуры национальной библиотеки. Доклад выслушан с интересом и получил одобрение за исключением одного момента: эта структура странным образом оказалась лишена важнейшего для библиотек ее типа элемента – научного отдела. При ответе на вопрос выяснилось, что такова принципиальная позиция автора. Она вызвала у присутствующих вполне объяснимое недоумение и отторжение.

М.Ю. Нещерет (зав. отделом справочно-библиографического обслуживания РГБ) в докладе «Immobilis in mobilie: о вечном и изменчивом в справочно-библиографическом обслуживании (теория и практика). На примере Российской государственной библиотеки» провела и проиллюстрировала мысль, что поиск в автоматизированных базах данных по своей сути, т.е. логике и алгоритмам, является библиографическим. Библиограф, воспитанный на традиционной теории и методике, быстрее и легче вживается в электронную среду, проявляет себя большим профессионалом, чем кто-либо другой.

В ответ на частный недоуменный вопрос, почему, постоянно оперируя термином документ, она использует термин информационные (а не документные) ресурсы, докладчица сослалась на то, что не считает для себя возможным преступать государственный стандарт. Это ли не подтверждение агрессивного вторжения информатических алогизмов в библиотековедение? Причем в данном случае оно происходит по инициативе самого библиографоведа, пренебрегающего тем, что тот же самый ГОСТ 7.0–99 «Информационно-библиотечная деятельность, библиография. Термины и определения» стандартизует и термин (правильный) документный ресурс. Коллеги же этот термин просто игнорируют: информатическая лексика звучнее и моднее, а точностью (т.е. главным) якобы можно и пренебречь.

Н.Р. Скалон (доктор филолог. наук, профессор, директор Информационно-библиотечного центра Тюменского государственного университета) поставил вопрос об отношении библиотеки к виртуальному пространству. Его доклад «Библиотека и виртуалистика» мне показался интересным в плане философских рассуждений, но отчасти умозрительным.

В.В. Загуменная (зав. кафедрой информационных ресурсов и сервиса Киевского национального университета культуры и искусств) посвятила доклад проблемам библиографической подготовки студентов. Проблемы эти общие для всех вузов постсоветского пространства и хорошо известны профессорам и преподавателям.

И.М. Суслова (профессор МГУКИ) выступила очень удачно. Ее доклад, посвященный содержанию и структуре библиотечного менеджмента, отличался академичностью в лучшем смысле слова, т.е. убедительностью, обстоятельностью, взвешенностью оценок, соразмеренностью, хорошим темпоритмом изложения.

В.В. Добровольский (профессор МГУКИ) свел свой доклад «О соотношении научных дисциплин книговедения и документоведения» (в трудах конференции он отсутствует) к постулированию всего одного тезиса: книговедение не было и никогда не будет частью документоведения и тем более документологии. За такую лапидарность я как председатель секции докладчику весьма признателен – иначе мы, безусловно, выбились бы из графика. По существу же такой «доклад» коллег по цеху, включая меня, конечно не устроил. Ему начали задавать вопросы, из ответов на которые выяснилось:

между книгой и документом нет ничего общего, потому что всякая книга – документ, но не всякий документ – книга. (Но если всякая книга – документ, то книговедение вроде бы должно рассматриваться как часть документоведения. Почему дело обстоит иначе, слушатели должны были решить сами.);

книга – это не документ. Нельзя ставить на одну доску книгу «Война и мир» и трамвайный билет. Книгой торговать можно, а за торговлю документами можно угодить за решетку;

в библиотечных фондах понятия книга и документ соприкасаются. Там термин документ уместен (но есть ли тогда собирательное понятие для «книги» и «документа»? – Ю.С.); а например, в полиграфическом деле никаких документов нет и быть не может. (Почему же тогда не следует преподавать документологию на библиотечных факультетах? – Ю.С.)

Последовательность суждений докладчика оставлю без комментариев.

На вопрос из зала: почему, если и книга, и газета, и трамвайный билет – равно информационные носители, равно печатаются на бумаге, одинаковыми буквами и т.д., книга – не частный случай документа? – докладчик ответил, что у книги есть своя поэтика и этика, а у документа таковых нет. Этот аргумент малоубедительный и как минимум недостаточный: значит, когда у прочих видов документа появятся своя этика и поэтика (а у отдельных видов они уже есть), то книга все же станет частным видом документа. Но главное в ином: в определении книги и документа отсутствуют признаки поэтики и этики.

Есть, конечно, этика книги. Как есть своя этика и у других видов документа, вплоть до канцелярской переписки, и если бы эти этики (и прочие параметры) совпадали, книга оказалась бы тождественной другим видам документа, или они – книге, и разводить два эти понятия стало бы излишне. Именно поэтому семиотическая и материальная составляющие у всех документов присутствуют, и на этом основании все виды документов образуют единую категорию. А вследствие того, что содержание семиотической составляющей и эстетика (и прочие параметры) материальной составляющей различаются, документы и делятся на виды, причем книге среди этих видов принадлежит пальма первенства.

Эту элементарную вещь отказываются понимать малочисленные, но, увы, в большинстве влиятельные специалисты. Взгляды В.В. Добровольского тем важнее и ответственнее, что он соединяет в своем лице заведующего кафедрой книговедения и заместителя директора библиотечно-информационного института МГУКИ.

Между прочим, на секции по библиотечному образованию В.В. Добровольский выступил более развернуто с теми же идеями и с заключением, что введение документоведения в государственный образовательный стандарт – ошибка, и в следующем стандарте она не повторится, в нем возродится книговедение. Возражения, что «Война и мир» есть не книга, а произведение, которое можно представлять и в виде журнала (журнальный вариант), и в виде газеты («Роман-газета»), никакого воздействия на автора оригинальных тезисов не оказали, он повторил свои доводы и примеры и на другой секции.

Остальные докладчики на заседании секции отсутствовали. Их доклады опубликованы в трудах конференции и доступны на сайте www.gpntb.ru.

На секции присутствовали 42 ученых и специалистов из Белоруссии, Канады, Латвии, России, Украины. Среди них по научному цензу: 13 докторов и/или профессоров, 13 кандидатов наук и/или доцентов. По занимаемым руководящим должностям: директоров библиотек – 8, проректоров, заместителей директора библиотеки (преимущественно по науке) – 4, деканов, заведующих кафедрами или отделами, секторами библиотек – 2.

Сопредседателями, помимо автора этих строк, были В.В. Загуменная, Р.С. Мотульский (директор Национальной библиотеки Белоруссии), Н.А. Яцевич (декан Белорусского государственного университета культуры). В роли организаторов выступили О.В. Быковская (доцент кафедры информационных процессов и систем МГУКИ), А.С. Арзуханов (зав. сектором Учебно-методического центра ГПНТБ России), Д.И. Дроздов (ведущий программист Республиканской научной библиотеки им. И. Франко, Симферополь, Автономная Республика Крым). Все мои коллеги справились со своими обязанностями блистательно.

Подводя итоги, отмечу повторно (впервые говорил об этом в прошлогоднем отчете [1]): идея Я.Л. Шрайберга ввести общетеоретическую секцию на ежегодной Крымской конференции – замечательная. Уровень докладов и научный ценз участников придают еще больший вес и авторитет конференции. В этот раз секция полностью оправдала свое название включением докладов библиографоведческого и книговедческого содержания. Единственное, но дружное пожелание всех участников – увеличить время ее проведения, дать ученым возможность пообсуждать наиболее острые вопросы.