Электронная библиотека ГПНТБ России

Продолжение разговора о Кодексе профессиональной этики российского библиотекаря.

В связи с принятием Кодекса профессиональной этики российского библиотекаря на страницах сборника «Научные и технические библиотеки» развернулась бурная дискуссия, больше похожая на дуэль. Попробуем взглянуть со стороны на спор двух известных и уважаемых библиотековедов. Не слишком ли увлеклись они полемикой как таковой? Не противоречат ли сами себе?

Первая проблема, обсуждаемая сторонами: нужен ли вообще библиотекарям этический кодекс? Ответ на этот вопрос принципиально важен. Ведь если кодекс не нужен, то автоматически снимаются с повестки дня все споры о его содержании. Ю.П. Мелентьева безоговорочно заявляет: да, нужен [1]. Ю.Н. Столяров не столь категоричен, однако весьма обоснованно высказывает свои сомнения в необходимости Кодекса [2]. Попробуем быть объективными и рассмотрим вопрос по существу.

В вышеупомянутой статье Ю.Н. Столяров провозглашает специальность библиотекаря «мирной», в связи с этим ставит под сомнение право библиотекаря на собственный этический кодекс и спрашивает, не достаточно ли будет просто довольствоваться общечеловеческими моральными принципами? А всего лишь год спустя [3] цитирует А.С. Пушкина: «… никакая власть, правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда».

Вот так мирная профессия! Библиотекарь ежедневно и ежечасно имеет дело с грозным оружием – информацией, печатным словом, силу воздействия которого как на отдельного человека, так и на общество в целом опасно недооценивать. Тем более что это очень коварное и парадоксальное оружие – массового поражения и замедленного действия одновременно. Как говорится, sapienti sat.

Итак, работа библиотекаря не столь безобидна, как это может на первый взгляд показаться. Что же дальше?

А дальше Ю.Н. Столяров формулирует методологические требования к разработке какого бы то ни было морального кодекса вообще, и библиотечного, разумеется, в частности [2]. Против этих требований возразить нечего, можно только порадоваться четкости и последовательности их изложения.

Ю.П. Мелентьева эти тезисы в своем «Ответе оппоненту» [1] никак не комментирует, а зря. В споре нет аргумента лучше, чем доказательство полного соответствия защищаемой позиции методологическим основам теории. Попробуем это сделать.

Во-первых, моральный кодекс призван отражать этические нормы при отсутствии норм юридических. А разве в каком-либо из многочисленных законов, под которые прямо или косвенно подпадает профессиональная деятельность библиотекаря, юридические нормы определены четко и однозначно? Законы пока еще полны несоответствий, методологических и терминологических погрешностей, и это вполне объяснимо. Разработка непротиворечивой законодателей базы – дело сложное и длительное, поэтому так важно для библиотекаря именно сейчас получить не допускающие двусмысленной трактовки этические ориентиры.

Ориентиры ориентирами, возразят нам, но в суде-то, если что, на первом месте все равно «буква закона»? Обратимся к этой самой букве. Например, ст. 67 (гл.6, раздел I) Гражданского процессуального кодекса РФ гласит: «Суд оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном, объективном и непосредственном исследовании имеющихся в деле доказательств». А вот текст присяги, принимаемой присяжными заседателями (ст. 332, гл. 42, раздел XII Уголовно–процессуального кодекса РФ): «Приступая к исполнению ответственных обязанностей присяжного заседателя, торжественно клянусь исполнять их честно и беспристрастно, принимать во внимание все рассмотренные в суде доказательства, как уличающие подсудимого, так и оправдывающие его, разрешать уголовное дело по своему внутреннему убеждению и совести, не оправдывая виновного и не осуждая невиновного, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку» (курсив везде мой. – Е.В.).

Так что, случись библиотекарю, поступившему в соответствии с высшими нравственными нормами, оправдываться в суде, продуманный и содержательный этический кодекс будет веским аргументом, реально влияющим на формирование «внутреннего убеждения» судей, ибо выражает взгляды целого профессионального сообщества.

Второе условие необходимости специального этического кодекса – наличие альтернатив и возможности выбора той или иной модели действия в конкретной ситуации. «У библиотекаря нет выбора в части обеспечения или необеспечения доступа пользователей к библиотечным материалам», – пишет Ю.Н. Столяров, забывая при этом, что под «библиотекарем» в тексте Кодекса подразумевается весь библиотечно-библиографический и информационный персонал библиотеки [4–5].

Действительно, у библиотекаря, обслуживающего читателей, такого выбора на первый взгляд нет. Он обязан выдать книгу, обозначенную в каталоге, и не вправе устанавливать собственную цензуру. А вот у комплектатора этот выбор уже в определенной степени имеется. И уж тем более имеют возможность такого выбора руководитель и учредитель библиотеки, первый из которых разрабатывает порядок комплектования и доступа к фондам, а второй этот порядок утверждает и контролирует. При создании таких важнейших документов, как Устав и Правила пользования библиотекой, продуманный и содержательный этический кодекс очень бы пригодился. И тогда не придется библиотекарю мучительно сомневаться, выдавать или не выдавать «мерзкие книжки о способах насилия». Этих книжек просто физически не должно быть в тех библиотеках, пользователям которых подобная информация противопоказана по морально-этическим соображениям.

Да и с библиотекарем, обслуживающим читателя, не все так просто. Может и у него возникнуть ситуация, требующая принятия нестандартного решения. Например, как поступить, если читатель, имеющий все официальные права доступа к специальной информации, несущей потенциальную угрозу, запрашивает ее, явно находясь в состоянии аффекта? Вот вам и проблема выбора.

Третье методологическое требование – специфичность этических требований для конкретной профессии. Но прежде чем обсуждать этот вопрос, нужно условиться, какие требования мы будем считать специфическими. Те, которые предъявляются исключительно к данной профессии и больше ни к какой другой на всем белом свете? В таком случае придется отказать в праве на этический кодекс почти всем профессиональным объединениям. Или те требования, которые могут предъявляться одновременно пусть и к нескольким профессиям, но все-таки отличаются от общечеловеческих, действующих независимо от какой бы то ни было профессиональной принадлежности?

Факт принципиального наличия специфических норм в этом понимании сам же Ю.Н. Столяров нам и доказал, сформулировав «навскидку» некоторые из них, несомненно, достойные занять место в профессиональном этическом кодексе [2]. А год спустя не только продолжил перечень таких норм, но и с явным одобрением привел многочисленные примеры чисто этических положений в кодексах библиотекарей самых различных государств [3].

Удивительно, как после всего этого у Ю.Н. Столярова еще могут оставаться какие-либо сомнения в принципиальной необходимости существования Кодекса профессиональной этики российского библиотекаря. Скорее всего, в глубине души он сам чувствует полезность такого документа, проблема лишь в конкретном содержании, да и спор как таковой – занятие увлекательное.

А в адрес Ю.П. Мелентьевой так и хочется повторить слова любимого литературного героя: «Это элементарно, Ватсон!». Для победы над «оппонентом» не нужно ни расплывчатых рассуждений о зрелости и развитости профессии, ни самообвинений в «профессиональном кретинизме», ни апелляций к иным профессиональным сферам. Этим все равно ничего не докажешь, кроме разве что собственной несостоятельности в искусстве полемики. Неумелые возражения иной раз больше вредят общему делу, чем молчание.

И вот еще о чем забыли спорщики в пылу жарких дебатов. А как же воспитательная роль кодекса? Можно подумать, что из-за парты библиотечного колледжа выходят сплошь высоконравственные профессионалы, поголовно Федоровы и Рубакины. Да этим начинающим библиотекарям, и поступившим-то в колледж «заодно с подружкой», нужно еще долго-долго учиться не то что гордиться полученной профессией, а хотя бы правильно понимать ее специфическое значение и свою степень ответственности перед обществом. И этим-то вчерашним школьникам предлагается предоставить право на какую бы то ни было цензуру только на том основании, что в кармане у них лежит диплом библиотекаря с еще не просохшей типографской краской?! А они иной раз грамотно писать затрудняются, и книжек, которые выдают, сами не читали…

Что касается свободы информации, то так ли уж она страшна? (Тем более, что на деле ее все равно пока нет.) Не нужно чрезмерно беспокоиться о «несчастном» читателе, «погибающем» под гнетом аморальной второсортной литературы, так и до ханжества недалеко. Отсутствие доступа к информации гораздо опаснее, и история время от времени в этом нас убеждает.

Поверьте, подавляющее большинство читателей с неповрежденной психикой вполне способно самостоятельно, без помощи библиотечной цензуры, отличить добро от зла. А если кому-то из библиотекарей противно брать в руки «мерзкие» книжки с впечатляющими названиями типа «Кровавый вампир на пляже», пусть переходят работать в библиотеку для самых маленьких, будут выдавать «Конька-Горбунка» или «Красную Шапочку». Кстати говоря, агрессивности и жесткости в детских сказках тоже предостаточно, и ничего, даже польза: подготовка к встрече с этими явлениями в реальной жизни и выработка адекватных реакций.

А еще не лишним будет вспомнить Аристотеля, точнее, понятие катарсис из его учения о трагедии. Уважаемые библиотековеды позабыли, а вот древним было хорошо известно, что трагические и жестокие зрелища имеют свойство освобождать человека от бессознательной деструктивности, «очищать» его душевное состояние. Если говорить совсем примитивно, человек «выпускает пар». Так пусть уж агрессивные подростки пристрастятся к чтению книжек, даже и про убийства, если эта тема их так интересует. Все-таки лучше, чем бродить по улицам бесцельно-возбужденной толпой и «лущить старушек». Кстати, как полагаете, Родион Романович какую литературу почитывал? Уж точно не самую низкопробную. А какой результат?

К подбору книг и всего прочего для детских и юношеских библиотек, конечно, нужен внимательный подход. Но и в пуританские крайности впадать не следует. В конце концов, придумать, как сделать взрывное устройство, может любой сообразительный школьник, хорошо усвоивший курс физики и химии.

Отвлечемся на минутку от рассматриваемых журнальных статей. Последнее время что–то уж очень много говорится о беспомощности высоконравственного библиотекаря перед всепобеждающим злом так называемой массовой культуры.

Во-первых, неужели вы думаете, что если в библиотеку приходит существо неявной половой принадлежности с зеленым хохолком вместо прически и заклепками вместо одежды, то это обязательно «аморальный тип»? Он вполне может оказаться верным другом, нежным любовником и заботливым отцом. А книжки выбирает те, которые написаны понятным ему языком. Да это прекрасно, если он зашел в библиотеку! И еще прекраснее будет, если он найдет там интересную для себя книгу.

Во-вторых, те, кто об этом (т. е. о беспомощности) рассуждает, видимо, почему-то считают библиотекаря простым «выдавальщиком» книг, забывая о том, что библиотека не только удовлетворяет информационные запросы, но и в значительной степени эти запросы формирует. Как формирует? Давайте рассуждать.

Всех читателей можно разделить на три основные категории:

И вот эта-то третья группа очень часто обращается с вопросом к библиотекарю: «Что посоветуете?», т. е. спрашивает его, библиотекаря, личное мнение. Между прочим, великая честь, которой не всегда бывают удостоены даже близкие родственники или коллеги.

И что же должен ответить библиотекарь? «Вот это нужно читать, а вот это не нужно»? Да ни в коем случае! Но может, библиотекарь имеет право сказать (коль уж у него спросили): «Я бы предпочел вот эту книгу». Личный пример (ключевые слова!) – единственное, на что у него есть абсолютно законное право в эпоху свободы информации и узаконенного невмешательства в процесс чужого чтения. И не так уж это мало.

Так вот зачем еще нужен моральный кодекс библиотекарю! У слесаря–сантехника не спросят, что почитать, и у кондуктора в автобусе не спросят, а у библиотекаря спросят. И он не только имеет возможность высказать свое личное мнение на словах, но и может незамедлительно дать в руки спросившего книгу. Какой она будет?

И совершенно справедливо возражает Ю.Н. Столяров против смещения моральной ответственности на саму книгу. Книга – оружие, а в боевых действиях участвуют не только те, кто «стреляет из пушки», но и те, кто подносит снаряды. Если продолжать аналогию, то с позиций Ю.П. Мелентьевой недолго и киллера оправдать: дескать, убивает пуля, а он только на курок нажимает.

А теперь вернемся к одексу. Итак, Кодекс профессиональной этики российскому библиотекарю нужен. Каким же он должен быть? Да уж точно не таким, каким мы видим его сейчас, в этом Ю.Н. Столяров опять-таки, безусловно, прав. И не нужно удивляться, что библиотекари остались равнодушными к этому «замечательному» документу. Значит, не о том в нем написано, и не теми словами. А о чем же написать?

Кое-что, несомненно, нужно взять из нынешней редакции. Например, статью о том, что библиотекарь охотно делится своими знаниями, «видя в этом важнейшее условие развития профессии». Представители далеко не всех профессий могут себе это позволить, здесь есть чем гордиться.

Все предложения Ю.Н. Столярова поддерживаю, кроме идеи дифференцировать в кодексе нормы для библиотек разных типов. Мораль для всех одна, а конкретным особенностям разных учреждений место в уставах, правилах и других официальных документах.

Но начать надо с главного. О чем же должно быть сказано в первых строках кодекса?

Прежде всего о том, что учредитель и руководитель библиотеки понимают, какую огромную моральную ответственность перед обществом берут на себя, открывая пользователям доступ к информации.

О том, что библиотекарь обязан повышать свою квалификацию, причем не только в профессиональной сфере, а должен стремиться стать человеком разносторонне образованным и духовно богатым.

О том, что библиотекарь обязан быть высоконравственным гражданином. «Это все должны», – из последних сил возразит противник Кодекса. Да, все должны, а библиотекарь морально обязан. Почувствуйте разницу.

А закончить надо тем, что только при условии соблюдения норм Кодекса библиотекарь получает моральное право личным примером пропагандировать высшие нравственные ценности, одновременно выполняя свои служебные обязанности посредника между пользователем и информацией. Логический круг замкнулся.

И тогда не надо будет никакой специальной заботы о высоком общественном статусе профессии, как записано в нынешнем Кодексе. Все получится само собой.