УДК 02
С. Г. Матлина
Библионимика.
Имя как символ и бренд библиотеки.
(Постановка проблемы)
Научный термин ономастика
переводится с древнегреческого как искусство
давать имена. В соответствии с метафорой известного лингвиста
М. Горбаневского мир, в котором мы живем, – это мир имен и названий.
Разделы ономастики традиционно выделяют в соответствии с характером называемых
объектов: собственные имена географических объектов изучает топонимика, имена людей – антропонимика, клички животных – зоонимика и т.д. Общим у этих терминов
является вторая часть onyma – имя. Соответственно
раздел ономастики, посвященный именам библиотек, получает название библионимика.
Какое имя носит библиотека? В прежние времена, да подчас и сегодня,
имя назначается по указанию органов культуры или других административных
образований. А чаще всего библиотеке, подобно школе или, того хуже,
пенитенциарному учреждению, выдают номер, и она становится одним из безликих
учреждений в ряду других ей подобных. При этом никто – ни управленцы, ни
профессионалы – всерьез не задумывается о том, какое впечатление это производит
на читающую публику – ведь в библиотеку под безликим номером все равно придут:
учащиеся школ и вузов – за учебниками, пенсионеры – за увлекательным чтивом и
т.д.
Библиотека под безликим номером изначально сориентирована на
тихое существование – без инновационных всплесков и творческих порывов: она
существует «как все», и предпочитает «не высовываться». Утрированный характер
нарисованной картины не препятствует выводу: духовное начало библиотечной
деятельности, ее сущностные проявления как культурного феномена в данной
ситуации вовсе не берутся во внимание.
Стоит ли удивляться низкому социальному статусу и
неприглядному имиджу публичной библиотеки в сознании общественности? Помимо специальных
исследований этому факту можно найти подтверждение в не слишком уважительном,
скорее карикатурном изображении образа библиотекаря в литературе и кино, в
широко распространенном поименовании нашей профессии – библиотекарша. Не надо обладать филологическими знаниями, чтобы
понять «снижающий» эффект последнего: оно стоит в одном смысловом ряду с генеральшей, профессоршей, докторшей и
т.п. [1].
В практике PR
хорошо известно, что имя – одна из важнейших характеристик бренда (о нем ниже),
оно легко запоминается и при успешной деятельности его носителя создает прочные
ассоциации с положительным имиджем, сложившимся за долгие годы. Так большинство
жителей России по-прежнему называют РГБ «Ленинкой»,
для коренных петербуржцев РНБ до сих пор – «Публичка».
Знаменитая на всю страну Свердловская областная научная библиотека им.
В. Г. Белинского даже взяла уменьшительно-теплое «Белинка» в качестве одного из брендов.
Так же, как и не менее известные столичные «Некрасовка»
и «Чеховка». Одному из читателей и почитателей
Публичной научной библиотеки им. В. Г. Короленко
(г. Глазов) принадлежит известный в городе каламбур «Наша Короленинка».
В настоящее время думающие практики всерьез озабочены
необходимостью уходить от безликих «номерных» обозначений, справедливо полагая,
что «именная» библиотека – это известное, уважаемое, ценимое жителями
культурное образование [2].
Но у этой проблемы есть и другая сторона. Она связана с
такой тонкой материей, как философские и психологические аспекты ономастики.
Всплеск общественного интереса к данной области знания, о чем свидетельствует,
например, множество изданий книг Б. Хигира [3], думается, не
случайно совпал с возвращением из небытия запретных книг выдающихся русских
религиозных философов. Среди них выделим П. Флоренского, С. Булгакова
и А. Лосева – основателей религиозного течения имяславия.
По мнению П. А. Флоренского, «назначение имен –
выражать и словесно закреплять типы духовной организации» [4. С. 81]. При их выборе нет и не может быть ничего случайного.
Имя, по Флоренскому, – орудие познания. Иное дело, что это познание происходит
не в строго логической, линейной форме, а через интуицию, медитацию. В
настоящее время названные способы познания, относящиеся к ненаучным формам мышления,
ученые признают как его важный инструмент.
Под познанием имеется в виду известная предопределенность,
изучение закономерностей истории (то, что Флоренский называл «жизненным путем»)
и перспектив развития. Проведу аналогию с литературным творчеством. Придуманные
писателем имена героев, по мнению великого философа, – это категория познания
личности, формообразующая сила, которая организует пространство вокруг себя,
развивает творческое воображение [4.
С. 25]. Но разве не задача библиотеки – развивать творческое воображение
человека, в том числе и через имя, с которым каждодневно встречается ее
посетитель? Как правило этот процесс происходит неосознанно, а значит, более
прочно «откладывается» в памяти и чувственной сфере человека. Таким образом,
имя – эмблема, словесный символ. Снять его, убежден Флоренский, – значит
определить некую «несказанность», по сути невыразительность
существования (выделено мной – С. М.).
С. Булгаков особо выделяет магическую или (в
формулировке философа М. Н. Эпштейна) «формативную» природу
именования, в широком смысле Слова, которое является не подобием бытия, но
самим бытием. «…В тайне именования, которая есть и тайна языка, содержится
творческое да будет…» [5].
А. Ф. Лосев понимает имя или, если рассматривать
его в более широком понимании, слово как «звуковое воплощение смысла»,
осмысленную, освещенную значением звуковую стихию [6. С. 649]. Сущность слова, его эйдос, «полагая себя в инобытии и
утверждая себя в нем, отождествляясь с ним, даст символ. Символ, утверждая себя
еще в новом инобытии и отождествляясь с ним, создает стиль» (курсив мой – С. М.)
[6. С. 723].
Понятия стиль и стилистика здесь особенно важны. В
настоящее время они выполняют роль ключевых в различных сферах гуманитарного
знания: философии, социологии, психологии etc. В словаре «Webster»
стиль определяется как способ, метод действия или представления…, отличительная,
характерная манера. Применительно к библиотекам, которых объединяют
используемые способы (методы) творческого самовыражения, точнее использовать понятие
стилистика [7]. В широком смысле оно характеризует тот или иной
общественно-политический дискурс, определенное направление в культуре и
искусстве, сферы общения, эпохи – этот перечень можно продолжить.
В имени может утверждаться не только идея торжества или
обыденности, серьезности или легкости, но и идея нации, исторической эпохи,
политического направления и т.д. Эти смыслы Лосев обобщает понятием стилистический момент имени.
Для нас понимание имени замечательными философами
Серебряного века (хотя А. Ф. Лосев – фактически наш современник)
имеет принципиальное значение. Оно подтверждает неслучайный, хотя не всегда
осознаваемый коллегами и пользователями, характер имени библиотеки, определяющего
ее судьбу, стилистику работы, позволяющего по-своему прогнозировать ее
развитие.
Современные философы подтверждают, что даже нынешнее «рационалистическое
сознание не может в полной мере свести имя к чисто условной репрезентации».
Магические или квазимагические коннотации, указывающие на онтологическое
единство имени и его носителя, полностью неустранимы [8].
Что дает имя потенциальной и реальной аудитории библиотеки,
что добавляет в знание о ней? Несомненно, это политика, осуществляемая библиотекой:
как внутренняя, так и по отношению к пользователям. Это также позиционирование
себя в социокультурном пространстве. Возьмем бывшую Ленинскую библиотеку –
Государственную библиотеку СССР им. В.И. Ленина (ГБЛ), где я работаю более
четверти века. Ее прежнее существование в формате строгого режимного учреждения
(аналогичного «почтовым ящикам») – невозможность опоздать на минуту,
обязательная перлюстрация даже личных, поздравительных писем, адресованных
сотрудникам, и прочие прелести «трудовых будней» – логично коррелировалось со
спецхраном, спрятанными от взора читателей генеральными каталогами и пр. ГБЛ
стояла во главе жестко организованной иерархии библиотек, осуществляя по сути
методический диктат по отношению к последним.(В
этом смысле интересны весьма благостные воспоминания крупного библиотековеда
Н. И. Тюлиной о ГБЛ 1960–1970-х гг. [9] и более откровенные драматические мемуары известного архивиста,
многолетней заведующей отделом рукописей С. В. Житомирской [10].)
Оговорюсь, что все это не мешало тысячам читателей и
библиотекарей страны любить и уважать «Ленинку», ценить работавших в ней профессионалов.
Современное название
главной библиотеки страны – Российская государственная
библиотека (курсив мой – С. М.)
– также довольно точно соответствует проводимой ею политике. Словно сколок
зеркала она воспроизводит на микроуровне политику государства по отношению к
науке – отсюда труднейшие условия выживания уникальных научных подразделений.
То же можно сказать и о рядовых пользователях: например, при декларируемом
демократизме библиотека два последних года в начале января закрывалась на
десятидневные каникулы. Напомню, в разгар зимней сессии, в то время как
основной контингент РГБ сегодня составляют студенты вузов.
Так что стилистически РГБ достаточно точно отражает сущность
своего имени.
Рассмотрим другой пример, связанный с неслучайным характером
имени библиотеки. В России ( и за ее пределами – в ближнем и даже дальнем
зарубежье) более сотни библиотек носят имя А. С. Пушкина. От универсальных
научных до маленькой сельской. Как в такой ситуации «множественности» имя может
выявлять уникальность, непохожесть библиотеки – те ее качества, которые
особенно привлекательны для населения?
Но ведь в том или ином
городе, районе или селе пушкинская библиотека – единственная и свою самобытность, непохожесть может выделить с помощью
различных приемов. Бесспорно, через своеобразный дизайн (удачных примеров можно
привести немало). Но самое главное – через содержательные аспекты работы:
верность просветительским традициям, продвижение качественной литературы
(независимо от жанра или отрасли), ее постоянную оценку и отбор-маркирование
высокого и низкого, создание в библиотеке атмосферы творческого поиска для
самых разных категорий читателей, ориентацию на интеллектуальную подпитку людей
и др., т. е. речь идет о верности Просвещению, духовным ценностям Золотого
и Серебряного веков отечественной культуры. В этом контексте имя Пушкина
выполняет в соответствии с положениями П. А. Флоренского и
А. Ф. Лосева роль краткой формулы содержания библиотечной
деятельности, отражает ее смыслы, стилистику деятельности. В таком понимании
учение об имени, разработанное великими философами, согласуется с теорией
саморазвития систем – синергетикой,
ставшей особенно популярной в последнее десятилетие.
В библиотечном деле существует и другой феномен – непроявленного, непроизнесенного имени. Это
происходит тогда, когда библиотека вынужденно носит одно – вполне достойное
имя, в то время как ее реальное развитие происходит по траектории,
обусловленной другим именем, например ее основателя. Один из примеров –
замечательная Тверская областная универсальная научная библиотека
им. М. Горького. При всем уважении к творчеству пролетарского
писателя, его имя на фронтоне ОУНБ случайно – более семи десятков лет назад оно
было ей «спущено по разнарядке». На здании библиотеки висит мемориальная доска,
сообщающая, что в создании библиотеки в 1860 г. принимал участие
М. Е. Салтыков-Щедрин, в то время вице-губернатор Твери.
По своему стилю, высокому профессиональному уровню, по сути
не знающему аналогов в стране, деятельность научно-методического отдела
Тверской ОУНБ, с которым меня связывает многолетняя дружба, удивительно
коррелируется с творчеством великого сатирика. Глубокий, беспристрастный анализ
работы, своей и библиотек области; ироничная манера вести диалог с читателем в
рекомендательных пособиях и литературно-критических материалах; лексика этих
изданий, свидетельствующая о владении «смеховой культурой»; чувство
собственного достоинства и внутренней свободы, присущее сотрудникам – все эти
особенности создают ощущение некоей преемственности ценностям, которые
исповедовал в своем творчестве М. Е. Салтыков-Щедрин. Не случайно
методисты – мозговой центр библиотеки – на протяжении многих лет являются
инициаторами многих культурных акций, получающих отклик как на региональном,
так и на федеральном уровне. Добавлю, что библиотека неоднократно выступала
первопроходцем и в области обслуживания пользователей.
Аналогичный пример «непроявленного имени» – Ульяновская областная
научная библиотека им. В. И. Ленина. Она ведет свою более чем полуторавековую
историю с открытия Карамзинской общественной библиотеки, созданной местной
интеллигенцией в память о замечательном писателе и историке. Вряд ли молодые
ульяновцы, посещавшие ОНБ с пафосным названием – Дворец книги им.
В. И. Ленина, догадывались, как называлась эта библиотека десятилетия
назад. Но архетипическая память жителей, сама аура этого места,
материализованная в бережно сохраняемой библиотекарями уникальной книжной
коллекции, старинной мебели и портретах, неизбежно должна была привести к организации
музея «Карамзинская общественная библиотека», воссоздающего атмосферу
культурной жизни старинного русского города во второй половине ХIХ в.
Необязательный характер сегодняшнего имени библиотеки, в
судьбе которой большую роль сыграла не только семья Н. М. Карамзина,
но и И. А. Гончаров, братья Н. М. и А. М. Языковы и
другие деятели русской культуры, очевиден. В такого рода случаях, по
Флоренскому, имя «противопоставляется своему носителю», что не всегда позитивно
может сказаться на его судьбе [11].
И еще один показательный пример – теперь уже из практики
муниципальной Кировской ЦГБ им. М. Горького (Мурманская обл.) При ЦГБ с 2001 г.
работает замечательный и, как отмечает пресса, единственный музей писателя
Венедикта Ерофеева. С этим заполярным городом связаны восемь лет жизни автора культового романа «Москва – Петушки», и здесь до
сих пор живут его брат и сестра. Но по иронии судьбы библиотека продолжает
носить имя великого пролетарского писателя, который когда-то восхвалял трудовые
доблести тружеников Севлага, составлявших основное население города. По
сложившимся правилам надо бы именовать это уникальное учреждение библиотекой-музеем В. Ерофеева им. М.
Горького. Нонсенс… Не случайно среди многих публикаций о музее в
центральной прессе отсутствует упоминание, что он создан при библиотеке им. М.
Горького
Хочу быть правильно понятой: менее всего я готова призывать
библиотеки к переименованиям. Более того, сама практика поспешных переименований,
с которыми мы сталкивались, когда при изменениях политической ситуации
«отбрасывались то пик Сталина, то пик Коммунизма», менялись названия городов,
улиц и т.п., оценивается видным социологом Г. Г. Почепцовым со
ссылкой на Й. Хейзингу как детский характер общества. По Флоренскому, в
этом проявляется искаженное понимание человеком своей власти над природой.
«Свое владение природой мы увидели во владении ее именами»… [12].
Может возникнуть вопрос, не абсолютизируется ли здесь
фатальная предопределенность работы библиотеки, ее жесткая зависимость от поименования?
Бесспорно, «жесткость» в данном вопросе не может быть абсолютной. На имя и
связанные с ним смысловые значения «накладываются» и другие факторы, среди
которых на первое место выдвигается личностный. Только творческая личность библиотекаря [13] – от менеджера до рядового сотрудника отдела обслуживания, а в
оптимальном варианте сплоченная команда – способна реализовать смыслы,
потенциально заложенные в высоком значении имени.
В этом контексте следует обратить внимание на одну из
особенностей современной культуротворческой деятельности – тенденцию персонализации. Она проявляет себя в
культуре по-разному, в частности через воссоздание еще дореволюционных традиций
называть самые почетные библиотечные аудитории (литературную гостиную, детский
читальный зал и др.) именем ушедшего из жизни местного деятеля культуры,
регулярно проводить чтения его памяти, учреждать премии известного своим
подвижничеством директора библиотеки и т.п.
Эти люди мало известны за
пределами района, города, села. Но они – субъекты той «истории повседневности»,
без которой, как выяснилось к концу прошлого столетия, не существует «большой»
истории. Библиотекари совместно с сотрудниками музеев выявляют их вклад в
местную культуру и делают его предметом изучения, частью краеведческого знания.
Такой подход – это обстоятельство выделю особо – дает основание «первому
непуганому поколению» культуртрегеров (парафраз формулы
П. Я. Чаадаева) адекватно оценивать и свой собственный «незаметный»
труд, без оглядки на начальство самодетерминировать направления деятельности.
Напомню, что такого рода самодетерминацию ученые рассматривают как свободу
личностного выбора.
Персонализация в разных ее проявлениях выступает
инструментом, с помощью которого библиотека маркирует деятельность конкретной талантливой
личности, руководствуясь собственным
выбором, а не указаниями чиновников. Примером такого маркирования «снизу»,
осуществленного по инициативе сотрудников и пользователей библиотек, служит недавняя
история присвоения имени поэта Иосифа Бродского Центральной библиотеке Коношского
района (Архангельская обл.). Неподалеку от г. Коноша в деревне Норенская
отбывал ссылку самый известный советский «тунеядец» – будущий лауреат
Нобелевской премии. После двухлетних «согласований» имя присвоено библиотеке,
где почти полвека назад сердобольные, знающие цену Слову библиотекарши оставляли ссыльному поэту самые свежие номера
журналов и самые интересные новинки.
Но это философский взгляд на проблему. А «деловые люди»
рассматривают имя как элемент имиджа фирмы, придают ему огромное значение и
убеждены, что оно во многом предопределяет успех товара у аудитории. Рекламисты
выделяют такое понятие, как brand-name – словесную часть марки, регистрируемого товарного
знака, на который другие производители уже не имеют права претендовать.
Именуемый в просторечии брендом, он
используется в паре с brand-image –
визуальным образом марки, который реклама формирует в восприятии покупателя.
Итак, понятие бренд
используют в бизнесе в сугубо прагматических целях. Возникает вопрос: можно ли
им оперировать в сфере культуры, развивающейся по своим специфическим законам,
в деятельности столь значимого социально-культурного института, как библиотека?
(О музейном брендинге см. [14].)
Современные исследования философов и социологов культуры доказывают,
что, будучи частью рекламы, которую не гнушались рассматривать в качестве
объектов исследований Р. Барт, И. Гофман и другие культовые
социологи, бренд, как и лежащее в его основе имя, наименование, несет в себе
определенные смыслы. Это сознательно создаваемые символические – возвышающие библиотеку – значения, когда на нее
переносятся мифологизированные представления людей о роли конкретного деятеля в
развитии культуры страны. Они, например, постулируются в виде «захватанных», по
словам М. Л. Гаспарова, формул типа: «Пушкин – наше все»
(А. Григорьев) или Горьковского слогана «Всем хорошим во мне я обязан
книгам». На такого рода представления опираются библиотеки, создавая бренды на
основе имен авторитетных местных деятелей, особенно представляющих национальную
культуру данного этноса.
Другой вариант создания бренда – использование
топонимической основы. Тем более, когда она ассоциируется с положительными
архетипами. Например, «Краеведческие вечера на Крутицкой» (Ивановская областная
библиотека для детей и юношества), связанные с ностальгическим представлением
горожан о давно уничтоженном Крутицком монастыре, стоявшем рядом со зданием
библиотеки и давшем имя улице. Обязательным элементом бренда является
графический абрис несуществующего ныне памятника архитектуры. Лефортовская,
Василеостровская и другие библиотеки, чьи бренды также покоятся на
топонимическом (как правило пришедшем из опоэтизированного прошлого) основании,
фокусируют внимание на достоинствах и отличиях старых районов, чья история
давно стала знаковым элементом культуры города.
Эти бренды ориентированы на особенности воображения, а
значит, творческого восприятия пользователя. Символические значения позволяют
создавать в общественном сознании мифологизированный образ библиотеки,
позитивно интерпретирующий ее деятельность. Таким образом, создание бренда в
своей основе опирается на психологические механизмы, до некоторой степени
воспроизводящие содержательные смыслы разработанной П. А. Флоренским
и А. Ф. Лосевым философии имени.
Особо выделю, что бренд в оптимальном варианте
предусматривает позиционирование конкретной библиотеки как уникальной, не
похожей на другие. Или выделяет в ней типические признаки, присущие другим – продвинутым
библиотекам, т.е. маркирует ее особым образом. Не случайно в последние годы по
инициативе снизу – самих библиотекарей – возникают общественные объединения
библиотек, например носящих имя Пушкина (Сообщество Пушкинских библиотек
создано в Болдине в 2003 г.); развиваются тесные контакты между Чеховскими
библиотеками.
Феноменальным по своей
сути и размаху стало в последнее десятилетие движение Павленковских библиотек,
развернувшееся на громадной территории Уральского и частично Поволжского
регионов. Осуществляемое под эгидой ЮНЕСКО, оно объединяет свыше 300 библиотек.
Движение началось с мемориальных библиотек, созданных в начале прошлого века на
деньги замечательного русского издателя-просветителя
Ф. Ф. Павленкова. Ныне, например в Челябинской области, его
используют в качестве почетного бренда – как поощрение за инновационную деятельность
[15].
Имя библиотеки становится основой создания ее логотипа,
состоящего из изобразительной части (символического, обязательно оригинального
рисунка) и собственно названия. Логотип в свою очередь выполняет роль
визуального центра целого направления работы, формулируемого как создание
собственного индивидуального (его иногда называют фирменным) стиля библиотеки.
В теории маркетинга бренд рассматривают как один из факторов мотивации сотрудников. Работа в
учреждении, существующем под безликим номером или под неблагозвучными
аббревиатурами типа МУК (муниципальное учреждение культуры) или ФГУ
(Федеральное государственное учреждение), отрицательно влияет на мотивацию
сотрудников.
К сожалению, в последнем случае коллеги вынуждены принимать
новые наименования. Вновь принятые законы требуют, чтобы наименование
библиотеки точно отражало ее официальный статус, принадлежность тому или иному
учредителю. Сколько язвительных замечаний было произнесено по поводу
аббревиатур советского периода 1920 – 1930-х гг., нелепых в письменном
виде и не воспринимаемых на слух. Но и сегодня эти «традиции» воспроизводятся в
реальной жизни. А ведь наименование, обязательно указываемое на вывеске
библиотеки, ее официальной документации, изданиях, воспринимается как часть ее
бренда.
Проблема «именных» и «безымянных» библиотек многогранна. Она
высвечивает множество «болевых точек» сегодняшней культурной жизни и не сводима
к каким-либо разовым акциям. Осознание значимости этой проблемы можно считать
первым шагом на пути к ее решению.
Список использованных источников
1. Матлина С. Г. Новый образ публичной библиотеки: психологические аспекты. (Постановка
проблемы) // Информ. бюл. РБА, № 21. (Конф. Рос. библ. ассоц. 6-я ежегодн.
сессия. Саратов, 19–25 мая 2001 г. Единое информ.-культ. пространство б-к России
: докл. и сообщ. Ч. 1). – СПб., 2002. – С. 127–133; Она же: О «тихой» профессии и о многом другом: Точка зрения //
Библ. газета. – 2002. Спец. выпуск. – С. 4; № 1 – С. 4.
2. Гильфанова И. А. Библиотека и ее имя: повод для размышления // Сб.
методико-библиогр. материалов. Вып. 13. – Екатеринбург, 2000. – С. 59–61; Димитриева А. А. Опыт
создания и особенности работы именных библиотек // Муниципальная библиотека на
пороге нового века: Материалы межрегион. науч.-практ. конф. 15–16 мая
2000 г. – Киров, 2000. – С. 5–10; Царегородцева
Л. Н. Новое имя – новые перспективы. // Публичная библиотека инф.
Бюллетень. – 2006. – Вып. 7(33). Режим доступа http://www.rba.ru/or/comitet/14/publ/html.
3. Хигир Б. Ю. Энциклопедия имен – М. : Фаир-Пресс, 2001. – 528 с.; Он же. Имя. Отчество. Фамилия : самая
полная энциклопедия. – М.: Амт, 2004. – 944 с. и др.
4. Флоренский Павел. Имена. – М. : Аст, 1993.
5. Булгаков С. Н. Философия имени. – Париж, 1953. – С. 73. Цит. по ст.: Эпштейн М.
Слово и молчание в русской культуре // Звезда. – 2005. – № 10. – С. 205.
6. Лосев А. Ф. Философия имени // Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. – М. :
Мысль, 1993. – С. 649.
7. Матлина С. Г. Понятийный аппарат современного библиотековедения (Социально-культурные
аспекты) // Библиотековедение. – 2005. – № 2. – С. 23–30; № 6. – С.
28–36.
8. Пелипенко А. А., Яковенко И. Г. Культура как система. – М. :
Языки русской культуры, 1998. – С. 185.
9. Тюлина Н. И. Дома и на чужбине : Записки библиотекаря со счастливой судьбой. – М. :
Либерея, 1999. – 96 с.
10.Житомирская С. В. Просто жизнь. – М. : Росспэн, 2006. – 600 с.
11.Флоренский П. Оправдание Космоса. – СПб., 1994. – С. 54.
12.Почепцов Г. Г. История русской семиотики до и после 1917 г. – М., С. 2004; Он же: Теория коммуникаций. – М., 2003.
– С. 209.
13.Матлина С. Г. Вперед – к культу творческой личности! (О личностном измерении библиотечной
деятельности) // …EVA–2003: Материалы конф. 1–5 дек. 2003 г. – М.,
2003.
14.Богомазова Т. Г. Музей как бренд // …EVA–2002. – М., 2002. – С. 4–7.
15.Горбунов Ю. А. Читатель с «острова Павленкова» // Библиотека. – 1999. – № 4. –
С. 56–58; Он же. «Пусть лучше этот
мир прогнется под нас» // Там же. – № 12. – С. 51–55; Иванова Т. Н., Молодцова А. В. Павленковские
библиотеки Прикамья – феномен культуры русской провинции // Библиотековедение.
– 2000. – № 2. – С. 90–92.; Фролова И.
Павленковские чтения – возвращение к истокам // Библиотека. – 1999. –
№ 10. – С. 78–79.
|
