ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ
УДК 02.001.4
Н. Н. Литвинова
Кто заплатит сверхурочные термину документ?
– Когда одному слову так
достается, я всегда плачу ему сверхурочные, – сказал Шалтай-Болтай.
Л. Кэрролл «Алиса в зазеркалье»
Споры вокруг употребления обобщающих терминов электронный документ и электронный ресурс не прекращаются. У
сравнительно недавно возникшего термина электронный
ресурс немало авторитетных сторонников. Он широко используется в
профессиональной литературе, в том числе в монографиях и учебниках [1, 2].
Формулировка электронные ресурсы
стала типичной для сайтов библиотек и других организаций, предоставляющих
разнообразную информацию в Интернет. Однако термин имеет не менее авторитетных
противников. В частности, Ю. Н. Столяров считает его некорректным и
засоряющим терминологический аппарат [3.
С. 88] и предлагает в качестве единственно возможного, «не имеющего
альтернативы» – электронный документ
[4].
Чтобы понять, почему новый термин электронный ресурс стал так популярен, следует обратиться к истории
его появления и закрепления в русскоязычной терминологии.
Нет сомнений, что словосочетание электронный ресурс вошло в русскоязычные тексты как калька с
английского electronic resource. Этот
неологизм распространился в англоязычной литературе в 1990-е гг., когда
появилось и стало стремительно развиваться новое явление – World Wide Web (WWW). Идеологи WWW, прежде всего Тим Бернерс-Ли,
при описании новых реалий столкнулись с необходимостью именования (номинации)
этих реалий, т.е. введения в оборот новых номинативных единиц.
В естественном языке существуют три способа решения
этой задачи:
- использование новой единицы (например, космонавт, астронавт, робот Карела Чапека);
- употребление в новом значении существующей единицы естественного
языка – слова или словосочетания (например, лингвистический термин корень, физический – странные частицы);
- заимствование из другого языка, прямое (компьютер) или скрытое (калькирование).
Для обозначения ключевого понятия WWW – гипертекста
была использована существующая номинативная единица в расширенном значении,
позволяющем интерпретировать как гипертекст множество связанных ссылками
объектов, которые могли быть рассредоточены на различных серверах по всему
миру.
Для обозначения этих объектов, идентифицируемых уникальными
адресами в WWW, требовалась обобщающая номинативная единица, позволяющая
именовать любые виды таких объектов, т.е. всё, что размещалось в файлах на
серверах, объединенных в сеть. Здесь разработчики WWW также пошли по пути
использования существующей номинативной единицы, выбрав в качестве таковой resource. Этот «предтермин» был не
единственным претендентом. Предлагалось также использовать термин документ в расширенном значении.
Говоря о необходимости обозначения любого объекта, Бернерс-Ли
писал: «Я намереваюсь называть это документом,
потому что для обозначения нужен термин, и этот – лучший из того, что я могу
предложить сейчас; но читатель должен непременно осознавать, что он не означает
привычного офисного документа» ([5],
перевод мой.– Н. Л.).
Скорее всего, Бернерс-Ли не был знаком с толкованием термина
документ в более широком значении,
зафиксированном, в частности, в стандарте ISO 5127–1985: «Recorded
information which can be treated as a unit in a documentation process regardless
of its physical form and characteristics» – «Записанная информация, которую
можно рассматривать как единицу в документационном процессе независимо от ее
физической формы и характеристик». Поэтому документ
для него и множества людей, активно включившихся в создание новой среды – WWW,
представлялся прежде всего офисным документом и плохо подходил для отражения
реалий этой новой среды.
Действительно, объекты, которые размещались на страницах
WWW, были самыми разнообразными: прикладные программы; статьи; доклады; игры;
массивы эмпирических данных; страницы, предоставляющие интерфейсы
взаимодействия с базами данных, и др. И после непродолжительного периода
«разнобоя» в их именовании в англоязычной литературе окончательно утвердился
термин resource, а не термин document. С 1998 г., когда был
опубликован RFC2396 [6], он
трактуется в публикациях консорциума W3 максимально широко: anything that has identity – все, что
можно идентифицировать (т. е. присвоить адрес). Это позволяет именовать с
помощью этого термина все разнообразные объекты, размещаемые на веб-страницах.
Термин electronicresource успешно прошел все этапы
вхождения в терминологическую систему: возникновение; вхождение в язык через частое
употребление в текстах (узуализация); укоренение, т. е. фиксация в словарях и
стандартах. Он является одним из центральных в системе ISBD – International Standard Bibliographic Description (см. об этом в
работах Т. А. Бахтуриной, например [7]).
Детально проанализировать причины, способствовавшие
этому, постараюсь ниже, обратившись к российской действительности. Здесь же отмечу
лишь два важных обстоятельства.
1. Термин resource утверждался не в
узкой профессиональной среде, где сравнительно просто договориться о содержании
и наименованиях основных понятий, а в обширной среде активных пользователей WWW, где процессы
терминообразования протекают в большей степени стихийно.
2. Активные пользователи WWW сами создавали веб-страницы. В их сознании «творцов» страница представляла собой набор
команд, предназначенных для интерпретации программой просмотра, а не выведенный
на экран или принтер статичный результат этой интерпретации.
А что же в России? Как сказано выше, теоретические споры о
том, какой обобщающий термин предпочтителен, продолжаются. Предложено очень
широкое толкование термина документ:
«объект, позволяющий извлечь из него требуемую информацию» (формулировка
Ю. Н. Столярова, цитируется по [8.
С. 7]). С точки зрения логики термин документ
в широком значении близок к термину resource в толковании RFC2396 и может с таким же
успехом использоваться для обозначения разнообразных объектов, в том числе
программ, игр, баз данных и др. Но в реальности, т. е. в текстах, этого не
происходит. В них явно преобладает употребление терминов, включающих слово ресурс: информационные ресурсы, электронные
ресурсы, ресурсы Интернета, сетевые ресурсы и т.п. Массовое употребление
этих терминов ведет к тому, что именно они и будут зафиксированы в словарях и
стандартах. Это уже происходит: так, в 2001 г. издан стандарт на
библиографическое описание электронных ресурсов.
Таков закон развития языка: закрепляется то, что входит в
массовое употребление, принимается большинством носителей языка. Если бы в XIX в. победили «шишковисты»,
мы не посмеивались бы сейчас над мокроступами
и шаропихом, предлагавшимися как
альтернативы словам калоши и кий, а
употребляли бы эти слова, не задумываясь над их оправданностью и логичностью:
традиция употребления сформировалась бы из восприятия этих слов во множестве
текстов, письменных и устных.
Процесс закрепления в языке неологизмов, признание
одних и отказ от других − сложное явление, в которое вовлечено большое
количество носителей языка, как создающих тексты, так и воспринимающих их.
Часто бывает трудно понять и объяснить, почему один неологизм принимается большинством,
утверждается в текстах, а другой отвергается. Истории вхождения и закрепления в
языке отдельных неологизмов нередко посвящаются серьезные лингвистические исследования.
Например, словосочетание сухой
закон сейчас воспринимается как вполне родное, русское. Между тем оно
является калькой с английского drylaw, которое использовалось в англоязычной публицистике как
образный синоним официального обозначения закона – prohibition
(запрещение). Во многих европейских языках это слово заимствовано буквально (немецкое
prohibition, испанское prohibicionismo) или
семантическим калькированем понятия, т. е. передачей значения запрещение средствами заимствующего
языка. В русском языке в 1920-е и 1930-е гг. конкурировали три варианта:
буквальное заимствование, транслитерированное (прогибишен); калька с синонима (сухой
закон) и русские словосочетания: закон
о трезвости, закон о запрете алкоголя.
Закрепление словосочетания сухой закон,
по-видимому, обусловлено двумя обстоятельствами. Первое – компактность и
образность. Второе – готовность воспринять слово сухой в этом словосочетании в значении, противопоставленном алкогольный; хотя это противопоставление
не свойственно русскому языку, в отличие от английского оно не вызывало
отторжения, так как в семантике слова сухой
содержалась идея лишенный жидкости [9].
В истории терминосистем многих наук можно найти немало примеров,
когда термины, предлагавшиеся известными учеными для обозначения новых понятий,
в какой-то период конкурировали. Затем утверждался один из них, а другие оставались
«авторскими» и забывались последующими поколениями исследователей.
Попробуем разобраться, какие факторы способствуют
закреплению в русскоязычной терминологии слова ресурс и основанных на нем словосочетаний в обобщающем значении и
отторжению слова документ в этом
значении.
Основным фактором,безусловно, является влияние
сложившейся англоязычной терминологии.
В профессиональных неологизмах часто преобладают заимствования из других
языков. В наши дни более всего сказывается влияние английского языка, особенно
в сфере информационных технологий. В среде активных российских пользователей
Интернета (под активностью я понимаю здесь способность не только искать и
воспринимать информацию Сети, но и создавать ее в виде, пригодном для
размещения в Интернете) господствует, как во времена Грибоедова, «смешение
языков», только теперь – английского с
нижегородским.
Круг этих пользователей очень широк и непрерывно
увеличивается; процессы употребления новых слов и словосочетаний протекают в
нем стихийно. Поэтому уповать на логические доводы в полемике относительно
терминов, прижившихся в этой среде, не приходится: для абсолютного большинства
этих людей терминологические изыскания неинтересны. Они просто употребляют ту
лексику, которую привыкли видеть в публикациях своих собратьев по Сети, пишущих
по-английски и по-русски. В результате часто закрепляются не самые удачные
варианты перевода английских терминов просто потому, что первые переводчики
использовали их без особых размышлений, а остальные быстро подхватывали и вводили
в массовое употребление в силу настоятельной потребности именования новых явлений.
Закрепившись в текстах, такие неточные переводы обретают самостоятельную жизнь;
их семантика продолжает развиваться «без оглядки» на семантику иноязычного термина,
послужившего источником перевода.
В качестве примера рассмотрим перевод на русский язык
словосочетания WorldWideWeb – всемирная паутина. Этот перевод явно
нельзя назвать удачным. Слово web в английском языке
имеет иную семантику, чем русское паутина.
Основное, первичное значение web – ткань, переплетение
нитей. На его основе развивались другие, метафорические значения, в том числе паутина – сплетение нитей пауком, а
позже – значение сеть радио- или
телевизионных станций. Именно это значение более всего подошло бы для
перевода WorldWideWeb – всемирная сеть (по умолчанию подразумевается,
что это сеть компьютеров).
Слово паутина
в русском языке обозначает прежде всего то, что плетет кровопийца-паук: эти
слова, в отличие от соответствующих английских, имеют один корень. В результате
слово паутина имеет ярко выраженную
отрицательную коннотацию – дополнительный (ассоциативный) оттенок значения,
образно называемый семантической аурой
слова. Коннотация – важный компонент
значения номинативной единицы языка, на основе которого часто развиваются
переносные значения слова, реализующиеся в определенных словосочетаниях: паутина лжи, паутина заговора. Поэтому называть паутиной компьютерную сеть не
стоило.
Лет десять назад можно было встретить высказывания типа
«Хорошее дело паутиной не назовут» (часто со ссылкой на «пентагоновские корни»
этого явления). Тем не менее первый вариант перевода был подхвачен и быстро
закрепился в текстах в силу актуальности обозначаемой новой реалии. И сейчас
словосочетание всемирная паутина стало
настолько привычным, что отрицательная коннотация в нем перестает осознаваться.
Это говорит о том, насколько важно регулярное употребление номинативной единицы
для ее закрепления в определенном значении.
Как показано в [8],
термин документ долгое время
употреблялся в довольно узком значении. В первой половине XX в. доминировало понимание документа
как судебного доказательства, затем – как результата процесса документирования,
происходящего преимущественно в управленческой деятельности. И только в 1990-е гг.
документоведение поставило своей целью теоретическое изучение документа в
широком смысле, как «объекта, позволяющего извлечь из него требуемую
информацию».
Как уже говорилось, документ
в таком понимании подходит для обозначения различных объектов, размещенных в
Интернете. Но дело в том, что такое понимание просто не успело достаточно
широко распространиться даже в среде российских пользователей сети, которые
вдумчиво относятся к использованию терминов, прежде всего в среде библиотечных
работников, не говоря уже о широкой аудитории активных пользователей Интернета.
Предпочтение оказывается слову ресурс.
Здесь также сказалось влияние англоязычной терминологии и естественное
стремление следовать рекомендациям международных стандартов и авторитетнейшей
международной организации ИФЛА.
Для того чтобы новое значение закрепилось, оно
должно пройти период интенсивного употребления в качественно новом значении.
Другими словами, должно было появиться множество текстов, где термином документ назывались бы самые разнообразные
объекты сети. Но оказалось, что большинство
авторов текстов к этому не готово. Ну не хотят они «платить сверхурочные»
термину документ! Многие сознательно
или бессознательно избегают употреблять его в обобщающем значении, другие
пытаются объяснить свою позицию, акцентируя внимание на тех объектах, которые,
по их мнению, никак нельзя назвать документами. К таким объектам обычно относят
компьютерные программы, базы данных, форумы, чаты и др. [10].
Почему именно эти объекты вызывают самые серьезные возражения?
На мой взгляд, это обусловлено тем, что слово документ с его вековой традицией употребления в узком смысле,
нагружено коннотациями, которые не позволяют использовать это слово
применительно к таким объектам. Важнейшая коннотация в этом плане – коннотация
статичности документа, его неизменности и зафиксированности (последнее слово
часто фигурирует в определениях документа).
Традиционный печатный документ воплощается в конкретных экземплярах,
фиксирующих конкретное воплощение в неизменном виде. (Редкие исключения из
этого правила, такие, как документы со
сменными листами, не могли повлиять на господствующее представление о
неизменности готового документа.) Поэтому назвать документом, к примеру, чат, с
его постоянно появляющимися новыми сообщениями, представлялось невозможным.
Гораздо удобнее было употребить относительно новое слово ресурс с неустоявшимся значением, подразумевающим широкий круг
разнообразных объектов, и уже имеющий традицию употребления применительно к
объектам Интернета. То же относится и к базам данных, и к сервисам.
Как известно, коннотации номинативной единицы языка
влияют на ее сочетаемость с другими языковыми единицами. Можно сказать «оплести паутиной лжи, заговора» и т.п.,
но не «оплести паутиной любви, признательности»
и т.п. (Такое употребление, в принципе, возможно, но при этом «хорошие» слова
приобретают отрицательный оттенок: становится ясно, что тот, кого оплели
паутиной такой любви, ею тяготится. Отрицательная коннотация слова паутина пересиливает положительную
коннотацию слова любовь.)
Коннотация статичности слова документ препятствует употреблению его как активного производителя
действия – того, что в лингвистической семантике называется агентом [11]. В предложениях «Птица
летит» и «Камень летит»
формальные субъекты действия (подлежащие) на самом деле разные. Птица – активный производитель действия,
агент, а камень – пациенс,
испытывающий активное действие кого-то или чего-то, заставившего его лететь.
Так и в словосочетании документ
рассказывает слово документ не
является агентом. Агент – автор документа.
Обобщающий (родовой) термин должен передавать свои
свойства видовым терминам. Благодаря этому мы легко заменяем видовые термины
родовыми, создавая различные тексты, чтобы избежать бесконечных повторений: Закон опубликован. Этот документ введен в
действие. Предлагая некий термин как родовой для ряда других терминов,
необходимо учитывать их семантику, которая не должна вступать в противоречие с
семантикой родового термина. Если такое противоречие имеется, оно выльется в
невозможность употребления родового и видовых терминов в одинаковых контекстах.
Очевидно, что именно программа, сервис, чат и им подобные ассоциируются, в
противоположность термину документ, с
активным действием. Для таких терминов употребление в качестве агентов
естественно и привычно: программа
обрабатывает большие массивы данных, сервис
работает эффективно. Подстановка в таких контекстах термина документ как родового противоречит
языковому опыту носителей языка и отторгается ими, в то время как употребление слова
ресурс в этих контекстах не вызывает
отторжения и широко используется.
Отстаивая употребление термина документ применительно к любым информационным объектам,
Ю. Н. Столяров пишет: «Но достаточно изменить представление о
документе – например как об информации, зафиксированной искусственным способом
в виде знаков на материальном носителе, как чат подпадет под определение
документа» [3. С. 87] Но что значит изменить представление? Для этого
недостаточно ввести расширительные определения. Нужно, чтобы зафиксированная в
них семантика «овладела массами» и реализовалась во множестве текстов с
соблюдением всех языковых норм, в том числе правил контекстуальных подстановок
для родо-видовых терминов. Думаю, шансы слова документ на реализацию в таком варианте весьма малы.
Еще одним лингвистическим фактором, способствующим победе слова
ресурс в конкурентной борьбе с документом, является его способность
выступать в собирательном значении. В русском языке есть слова, которые могут
обозначать множество объектов в форме как множественного, так и единственного
числа: в тайге водятся белки – в тайге водится белка. Такое свойство
обрело в последние годы и слово ресурс:
использование административных ресурсов –
использование административного ресурса. Поэтому такой объект, как база
полнотекстовых документов, осознаваемый как множество, без колебаний называется
авторами профессиональных публикаций словом ресурс,
но практически не называется словом
документ.
Традиция употребления последнего в языке
предписывает использовать форму единственного числа по отношению к единичному
объекту и множественного – по отношению к множеству объектов. Для традиционных
документов единичность воплощалась в реализации на отдельном материальном
носителе. Даже если в книге, например, содержалось несколько рассказов, статей
и т.п., т. е. отдельных документов, единичность материального воплощения
диктовала употребление единственного числа. Множество документов обозначается
множественным числом или единственным числом специальных слов с собирательным значением:
коллекция, собрание, фонд.
В электронной среде нет жесткой привязки к
материальному носителю. Например, любая статья в электронной форме может
реализовываться в отдельных файлах, находящихся в различных каталогах и даже на
разных компьютерах (особенно, если она содержит графические иллюстрации),
которые легко собираются в единое целое для вывода на экран или принтер. Выпуск
электронного журнала представляет собой виртуальное объединение множества
статей. Для языкового воплощения такой относительности идей единственности и
множественности оказалось удобным использовать слово ресурс, в котором эти идеи сосуществуют.
Из вышеизложенного могут
быть сделаны следующие выводы:
1. Термины ресурс
и документ в обобщающих значениях,
зафиксированных в соответствующих определениях, с точки зрения логики в равной
степени применимы к обозначению разнообразных объектов, размещаемых в
Интернете.
2. Ряд факторов, как экстралингвистических, так и чисто
лингвистических, способствует широкому распространению и закреплению в текстах
термина ресурс и основанных на нем
словосочетаний.
3. Велика вероятность того, что закрепление в
текстах приведет к фиксации этих терминов в обобщающем значении в словарях и
стандартах.
Вероятность, даже
очень большая, – это всего лишь вероятность. Возможны и другие варианты
развития событий. Но в любом случае нужно осознать реальность сложившегося
употребления и отказаться от обвинений в «употреблении жаргона» и «засорении
терминологического аппарата».
Список использованных источников
1. Шрайберг Я. Л.,
Гончаров М. В., Шлыкова О. В. Интернет-ресурсы и услуги
для библиотек : учеб. пособие. – М., 2000.
2. Армс В.
Электронные библиотеки : пер. с англ. Арнаутова С. А. – М. : ПИК
ВИНИТИ, 2001.
3. Столяров Ю. Н.
Понятие электронный фонд:
дискуссионные вопросы // Науч. и техн. б-ки. – 2006. – № 8. – С. 80–89.
4. Столяров Ю. Н.
Документу альтернативы нет // Библиотеки и ассоциации в меняющемся мире: новые
технологии и новые формы сотрудничества : Материалы Шестой междунар. конф.
«Крым–99». – Судак, 1999. – С. 282–284.
5. http://www.w3.org/DesignIssues/HTTP-URI.html
6. http://www.rfc-editor.org/rfc/rfc2396.txt
7. Бахтурина Т. А.
Терминология современных международных принципов каталогизации // Науч. и техн.
б-ки. – 2004. – № 5. – С. 27–40.
8. Плешкевич Е. А.
Современные проблемы документоведения. Обзор // НТИ, Сер. 1. – 2006. – № 11. –
С. 3–10.
9. Зеленин Ф. В.
Из истории слов и выражений // Русская речь. – 2003. – № 4. С. 108–113.
10. Антопольский А. Б.
Информационные ресурсы России : науч.-метод. пособие – М. : Либерея, 2004. –
423 с.
11. Апресян Ю. Д.
Лексическая семантика: Синонимические средства языка. – М. : Наука. – 1974.
|
