БИБЛИОТЕЧНО-ИНФОРМАЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

Куликова О. Ю. Взаимодействие библиотек приграничных территорий независимых государств Содружества

Ахметзянова Р. Н. Библиотека как часть современной образовательной среды вуза

Бутакова Т. А., Доценко О. Ф. Научная библиотека ПГСХА как методический центр научных и учебных сельскохозяйственных библиотек Дальневосточного региона

Протопопова Е. Н. Дистанционное обучение библиотекарей основам патентной грамотности

ЭЛЕКТРОННЫЕ БИБЛИОТЕКИ. ЭЛЕКТРОННЫЕ РЕСУРСЫ

Земсков А. И. Будущее электронных библиотек

Агаева Х. Т., Рустамов А. М., Мамедова Е. А. Разработка и эксплуатация электронного каталога в Национальной библиотеке Азербайджанской Республики

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ В БИБЛИОТЕКЕ

Бычкова Е. Ф. Создание Межбиблиотечного центра экологической информации: анализ состояния и новые идеи

НАША ПРОФЕССИЯ

Сукиасян Э. Р. Как правильно называется наша специальность?

Жукова Т. Д. Профессиональное сознание библиотекаря: подходы к определению понятия

Ойвенталь А. В. Реализация кадровой стратегии

ОБЗОРЫ. РЕЦЕНЗИИ

Соколов А. В. Незыблемость фундамента и модернизация фасада

Столяров Ю. Н. Поэтическое книговедение В. П. Леонова

Коломейчук Е. М. Слагаемые успеха общественно-профессионального объединения

ИНФОРМАЦИОННЫЕ СООБЩЕНИЯ

Свергунова Н. М. Формирование электронного информационного пространства

Прозоров И. Е. Лингвистическое обеспечение информационных ресурсов: итоги IV семинара «Электронные ресурсы библиотек»

ОБЗОРЫ. РЕЦЕНЗИИ

УДК 01

А. В. Соколов

Незыблемость фундамента и модернизация фасада

Виноградную косточку в теплую землю зарою,
и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву
и друзей созову, на любовь свое сердце настрою… А иначе, зачем на земле этой вечной живу?

Мне вспомнились эти слова Булата Окуджавы, когда я взял в руки очередной труд Олега Павловича Коршунова, точнее, – очередное произведение его научной школы: Коршунов О. П., Лиховид Т. Ф., Новоженова Т. А. Библиографоведение: основы теории и методологии: учебник для библиотечно-информационных факультетов вузов / под ред. О. П. Кор­шунова. – Москва : «Издательство ФАИР», 2009. – 336 с.

Общее библиографоведение, особенно его теоретико-методологичес­кий раздел – это та «виноградная косточка», из которой могут вырасти «спелые гроздья» библиографической науки. Но могут и не вырасти: все зависит от искусства сеятеля. О. П. Коршунов – искусный и опытный садовник библиографоведческого вертограда, поэтому выращенные им и его учениками плоды соблазнительно попробовать на вкус. Поделюсь своими, разумеется, субъективными ощущениями.

«Расскажите мне, кем между вами слыву…». С 1975 г., с момента появления монографии «Проблемы общей теории библиографии» (Москва : Книга, 1975) прославился Коршунов как теоретик-революционер, благодаря которому «теория обрела системный характер, высветила информационную природу библиографической деятельности. Основные понятия подняты до уровня частнонаучных категорий, имеющих не только классовое, но и общечеловеческое содержание… Никогда еще общетеоретическая работа не поднималась так высоко, не вызывала столь серьезной дискуссии, ломки устарелых и твердо закрепившихся объяснений… Перспектива – в интеграции позитивных моментов, в совершенствовании единой и непротиворечивой общей теории библиографической деятельности» [1.C. 10].

Чтобы эта совершенно правильная оценка не казалась произвольной, добавлю, что суть научной революции в библиографии 1970-х гг. заключалась в повороте от явления к сущности, от всеобщей вспомогательности к поиску сущностных функций и структур библиографических систем. Вехами этого поворота стали произведения А. И. Барсука и О. П. Коршунова [2], где угадывалось стремление перейти от партийных директив к объективным законам и закономерностям библиографии.

Это стремление проявлялось в методологической рекомендации отказаться в библиографоведении от привычной «эмпирически-описательной основы» и обратиться к «математизации и формализации науки», «резко повысить теоретический уровень, в какой-то мере изменить стиль мышления» [3.C. 8, 11]. Подобную методологию можно расценить как призыв к деидеологизации, потому что математика и формальная логика, системный подход и абстрактное моделирование заведомо беспартийны. Модернизированная теория библиографии, по мнению авторов, призвана выявлять «наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования библиографии как общественного явления» [Там же. C. 16, 29].

В 1990-е гг. воплощением «единой и непротиворечивой общей теории» стал подготовленный О. П. Коршуновым общий курс библиографоведения [4]. Революционер-новатор обрел лавры авторитетного классика и прослыл монопольным обладателем научной истины. Всякий авторитаризм чреват оппозицией, поэтому не удивительны критические инвективы прежних восторженных учеников. Например: «Нужно возвращаться к библиографии, которую всегда любили студенты, чего не скажешь о библиографоведении: восприятию курса мешает не только его завышенная сложность, но и особенности концепции, которая не развивается, в которой естественно накапливаются внутренние противоречия. Требования дидактики пришли в противоречие с исследовательской логикой» [5.C. 34].

Претензии к маститому библиографоведу мне кажутся ненаучными, порою абсурдными. Консервативная стабильность теории («концепция Коршунова не развивается») может служить доказательством её завершенности и фундаментальности. Геометрия Евклида существует более двух тысяч лет, в ней накапливались «внутренние противоречия», которые привели к новым геометрическим концепциям, но именно евклидовы «Начала геометрии» дети изучают в средней школе. При этом никто не называет древнегреческого математика «монополистом». Просто его учение истинно. Истина, т. е. соответствие знания действительности, – вот единственный научный критерий наших теорий. Библиография очень сложна для истинного теоретического воспроизведения, поэтому нелепо упрекать в «завышенной сложности» библиографоведческую теорию, если она истинна.

Наконец, требования дидактики (методологии обучения) не могут предопределять логику исследования, т. е. познание изучаемого предмета. У научного познания свои законы, у педагогической дидактики – свои требования. Никому не нужна примитивная или даже ложная теория, но хорошо дидактически изложенная. Если же истинную, но сложную теорию дидактически скверно преподают, то здесь виноват не исследователь, а педагог, ибо о самых сложных истинах можно рассказать доходчиво. Кстати сказать, тексты О. П. Коршунова весьма содержательны и логичны, они содержат концентрированное отраслевое знание и рассчитаны не на поверхностный просмотр, а на добросовестное штудирование.

Только путем штудирования первоисточников можно оценить истинность научного знания. Различаются три рода научного знания: знание констатирующее (фактографическое), знание процедурное и знание теоретико-методологическое [6. С. 10]. Последнее обладает наивысшей научной ценностью, поэтому при штудировании нового учебника по общему библиографоведению я обратился прежде всего к теоретико-методологическому разделу, где наиболее отчетливо просматриваются бесспорные достижения и дискуссионные утверждения авторов.

Именно этот раздел, по словам О. П. Коршунова, призван «вскрывать объективные общие и частные закономерности, свойственные библиографии в целом и отдельным её подразделениям; выяснять сущность библиографии как общественного явления, обосновывать общественные функции, границы, процессы и методы библиографической деятельности» (С. 244).

Сказано четко и, по-моему, совершенно правильно. Я понимаю приведенную цитату так, что теория и методология библиографии должны:
1) выработать определение библиографии по существу (раскрыть основной закон библиографии), 2) выявить сущностные общественные функции библиографии, 3) определить принцип отграничения библиографических явлений от небиблиографических.

Эти вопросы всегда, начиная с 1975 г., были в центре внимания О. П. Коршунова. Они представлены в его монографиях и учебниках. Если сравнить их интерпретации в учебнике по общему библиографоведению 1990 года и в нынешнем учебнике, подготовленном без малого 20 лет спустя, можно судить, насколько наши библиографоведы приблизились к истине.

1. Сущностное определение библиографии. 1990 г.: библиография – «система различных видов деятельности (практической, научно-исследовательской, учебной, управленческой), обеспечивающая функционирование библиографической информации в обществе» (С. 68). 2009 г.: дословно повторено предыдущее определение и отвергнута дефиниция библиографии как «информационной инфраструктуры, обеспечивающей подготовку, распространение и использование библиографической информации», содержащаяся в ГОСТ 7.0–99 (С. 127–128).

2. Сущностные общественные функции библиографической информации играют весьма важную роль в теории О. П. Коршунова, поскольку с ними связаны основные документальные потребности и основные типы соответствий в системе «документ – потребитель информации». Эти функции взаимосвязаны и образуют триаду – а) поисковая; в) коммуникативная; с) оценочная. Триада общественных функций неизменно присутствует в общетеоретических разработках Коршунова: 1990 г. – С. 46–57; 2009 г. – С. 93–110.

3. Принцип отграничения библиографических явлений от небиблиографических. 1990 г.: приведено определение библиографической информации как научного понятия – «определенным образом организованная (стандартная) информация о документах, выполняющая в системе документальных коммуникаций поисковую, коммуникативную, оценочную основные общественные функции и имеющая конечной целью удовлетворение и формирование документальных потребностей членов общества» (С. 61). На основании этого определения сформулирован принцип отграничения – «во всех случаях и в тех пределах, в каких речь идет о создании, доведении до потребителей сведений о документах (но не самих документов) в целях поиска, оповещения и рекомендации, мы имеем дело с библиографическими явлениями» (С. 62). 2009 г.: дословно повторены предыдущие формулировки библиографической информации и принципа отграничения (С. 116–117).

Проведенный сопоставительный анализ показывает, что за истекшие 20 лет теоретико-методологическое знание, содержащееся в учебниках О. П. Коршунова, не подверглось каким-либо серьезным трансформациям. Фундамент его концепции остался незыблемым, все краеугольные камни на своих местах. Мастерски отработаны и приобрели классическую форму многие разделы его концепции, в том числе: «основные компоненты библиографической деятельности», «видовая классификация библиографии как области деятельности», «библиографоведение в системе смежных областей знания» и др. Изменения коснулись «фасада», внешнего оформления теории и состоят, на мой взгляд, в следующем.

В 1990 г. концепция называлась «документографической с использованием системно-деятельностного подхода» (С. 13), а в 2009 г. – «системно-деятельностной, документально-информационной концепцией начала общей теории библиографии» (С. 19).

Скромное введение учебника 1990 года вполне обоснованно преобразовано в обзор основных общебиблиографических концепций (глава 1, с. 8–37). Однако (не могу удержаться от реплики) подобный обзор был бы более уместен в конце, а не в начале учебника, тем более что О. П. Коршунов вступает в содержательную полемику по сложным теоретическим проблемам с авторами некоторых концепций.

Естественно, исключены конъюнктурные декорации, без которых нельзя было обойтись в 1990 г. Зато невозможно не приветствовать новые сюжеты общебиблиографоведческого знания, такие, как «система документальных коммуникаций (СДК) как метасистема и среда функционирования библиографии», «принципы библиографической деятельности», «будущее библиографической деятельности в России» (разработчик О. П. Коршунов); «современные технологии библиографической деятельности» и «разработка вопросов теории библиографии за рубежом» (автор Т. Ф. Лиховид); «синергетическая концепция библиографии», развиваемая Т. А. Новоженовой. Должен признаться, что меня пленили свежестью и содержательностью разделы, написанные Т. Ф. Лиховид и Т. А. Новоженовой.

Я склонен признать истинность фундаментальных положений теории О. П. Коршунова и готов принять их за основу библиографического мировоззрения, но все-таки позволю себе предложить некоторые уточнения.

Библиография по существу своему в качестве общественного явления представляет собой не обезличенную «систему различных видов деятельности», непосредственно или опосредованно «обеспечивающую функционирование библиографической информации», а реальный отраслевой социальный институт, располагающий специальными учреждениями (службами, организациями) и профессиональными кадрами, которые распределены между участками (подсистемами) института: практика, наука, образование, управление, отраслевая пресса.

Наряду с другими отраслевыми институтами (библиотечный, издательский, книготорговый, научно-информационный, архивный, музейный) библиография входит в систему документальной коммуникации, образуя в ней вторично-документальный уровень, обслуживающий все отрасли СДК и поэтому представляющий собой не что иное, как инфраструктуру. Получается, что библиография – не абстрактная социальная система, а инфраструктурный социальный институт СДК, выполняющий общесистемные функции. Какие?

О. П. Коршунов четко отвечает на этот вопрос, постулируя триаду сущностных функций: поисковая – коммуникативная – оценочная функции, присущих не библиографическому социальному институту, а библиографической информации. Но ведь субстанционально библиографическая информация – это фактические данные о документах, созданные библиографами-практиками. Фактические данные сами по себе никаких функций не выполняют, кроме констатации данного факта. Их можно включить в поисковый, коммуникативный или оценочный процесс, но сделать это должен целесообразно действующий субъект, сотрудник библиографического или иного социального института. Значит, он и выполняет библиографические сущностные функции, а библиографическая информация – всего лишь пассивный инструмент, могущий обрести разное применение.

Триада сущностных функций О. П. Коршунова присуща всем видам библиографической деятельности, но ближайшее рассмотрение показывает, что две из трех функций (коммуникативная и оценочная) являются межотраслевыми сущностными функциями, свойственными всем институтам СКД, и только поисковая функция представляет собой специфическую отраслевую библиографическую функцию.

Книгоиздатели и библиотекари, книготорговцы, информационные и музейные работники регулярно осуществляют, каждый в своей отрасли, коммуникативные и оценочные функции при обработке документов и обслуживании потребителей. Только библиографической инфраструктуре присущ поиск в массивах вторичных документов. Отсюда следует, что библиография по существу своему представляет собой поисковую инфраструктуру системы документальных коммуникаций, и библиографический поиск, а не триаду библиографической информации следует считать критерием отграничения библиографических явлений от небиблиографических.

Еще одно соображение по совершенствованию содержания учебника возникает, если от фундамента перейти к фасаду. Можно было бы расширить масштабы модернизации общего библиографоведения. За пределами учебника остались, по крайней мере, три немаловажных сюжета, достойных теоретико-методологического осмысления:

1. Закономерность концентрации – рассеяния информации в документальных потоках. В 1948 г. английский химик-документалист С. Бред­форд обнаружил явление рассеяния информации, которое было описано им в виде закономерного распределения. Несомненна и очевидна принадлежность закономерности Бредфорда к предмету библиографоведения и значимость её для практики библиографического поиска и составления библиографических пособий всех видов. Закономерность Бредфорда и науковедческие исследования документальными методами открыли новое и перспективное направление в научной информатике, которое сначала называлось наукометрия [7], а теперь называется библиометрия (иногда – инфометрия [8]).

Библиометрия определяется как «научная дисциплина, занимающаяся изучением документов на основе количественного анализа первичных и вторичных источников информации с помощью формализованных методов с целью получения данных об эффективности, динамике, структуре и закономерностях развития исследуемых областей» [9. С. 49].

В предмет библиометрии включаются не только тематические распределения в документальных потоках, но и другие массовые явления, с которыми имеет дело библиография: цитирование научных публикаций, на основе которого создаются указатели библиографических ссылок типа «ScienceCitationIndex», читательская мода и потоки библиографических запросов, образование ядра классических произведений, комплектование справочно-библиографических аппаратов и библиографических баз данных и т.д. Можно сказать, что библиометрия – методология познания внутриотраслевых библиографических законов.

Библиометрические подходы к изучению документальных потоков получили развитие и экспериментальное применение в трудах Л. В. Зиль­берминц, Д. Ю. Теплова, Г. В. Гедримович, В. А. Минкиной, Г. Ф. Гордука­ловой и других [10]. В настоящее время библиометрические методы занимают заметное место в структуре библиографоведения [11], а статья «Рассеяния информации закон» заняла видное место в недавно вышедшей «Библиотечной энциклопедии» [12].

2. Закономерности библиографического поиска.О. П. Коршунов очень точно описал ситуацию, сложившуюся в начале 1970-х гг. По его словам, преодоление кризиса информации было осознано информатикой «прежде всего как насущная потребность в механизации и автоматизации процессов, которые по своей сущности являются библиотечно-библиографическими, но которыми в этом аспекте ни библиотечная, ни библиографическая наука (в силу их исторически сложившейся гуманитарной направленности) никогда всерьез не занимались. Представители информатики, придя к этим проблемам как бы со стороны, не склонны были признавать их библиотечно-библиогра­фическими, считая, что они занимаются чем-то принципиально новым, органически не свойственным библиотечному делу и библиографии» [13]. Таким образом, вне библиографической науки началось изучение проблем библиографического поиска, сначала с прагматической целью его механизации, а затем – более углубленно, на сущностном уровне, до которого теоретики библиографии не доходили.

Экспериментальные исследования и анализ практики информационного поиска привели к пониманию фундаментальной значимости понятий релевантности и пертинентности для оценки эффективности всех видов информационного обслуживания.

Релевантность представляет собой объективно существующую смысловую взаимосвязь между содержанием запроса и содержанием документа. Для достижения объективности оценка по релевантности должна осуществляться не автором запроса, а независимой экспертной (арбитражной) комиссией.

Пертинентность понимается как субъективно оцениваемое смысловое соответствие выданного документа информационным интересам (потребностям) автора запроса, что в состоянии оценить не посторонние эксперты, а только сам потребитель информации.

Конечно, оценки качества библиографического поиска с точки зрения релевантности и с точки зрения пертинентности не совпадают и совпадать не могут, ибо они осуществляются в разных смысловых пространствах: релевантность относится к семантическому пространству и является понятием семантическим, а пертинентность относится к прагматическому (аксиологическому) пространству и входит в терминологию прагматики. Поэтому при отработке ИПС как семантической системы следует опираться на объективные семантические критерии, основанные на понятии релевантности, а в процессе эксплуатации ИПС уместны прагматические критерии, основанные на понятии пертинентности и позволяющие оценить степень полезности системы с точки зрения её пользователей.

Однако законы – зависимости, лежащие в основе оценок релевантности и пертинентности, нам не известны. Это – еще не открытые отраслевые, а может быть, межотраслевые библиографические законы. Наши теоретики, сами того не осознавая, нуждаются в понятиях релевантности и пертинентности, чтобы более полно раскрыть суть своих концепций. Так, в школе О. П. Коршунова в качестве фундаментального используется понятие соответствие, последняя формулировка которого выглядит так: «соответствие – это такое соотношение между информационной потребностью человека и документом, при котором использование документа снимает (удовлетворяет) эту потребность и вместе с тем создает почву для возникновения новых информационных потребностей и, следовательно, новых соответствий» [14. С. 185].

Очевидно, что это соответствие не что иное, как пертинентность. Поскольку в реализации соответствия «документ – потребитель» видится «главное функциональное предназначение всей системы документальных коммуникаций», в том числе и библиографии, получается, что концепция Коршунова должна расцениваться как прагматическая, т. е. ориентированная на субъективные мнения, а не объективные законы.

Думаю, что Олег Павлович не согласится с такой оценкой. Но тогда придется поискать в его концепции место для понятия релевантности, отражающего объективные смысловые отношения между запросом и документом. Сделать это надо хотя бы потому, что реальная библиографическая деятельность, имея в виду удовлетворение субъективных информационных потребностей, ориентирована на релевантность текстов, ибо о субъективных потребностях читателя библиограф судить не может.

3. Библиографические исследования определены О. М. Зусьманом как «процессы получения новых научных знаний посредством специально проводимого анализа библиографических ресурсов с использованием методов библиографии и последующим синтезом выявленной информации. В качестве познаваемой действительности выступают социальные, социально-экономические, психологические, культурно-исторические, природные и т.п. явления и объекты, в явном (т.е. описанные в текстах) или неявном виде отраженные в потоке библиографированной литературы» [15. С. 14]. Хотя О. М. Зусьман настойчиво подчеркивает «неразрывную связь библиографических исследований с традиционными процессами библиографической деятельности», судя по итогам этих исследований – синтезирование новых фактов и концепций, т. е. нового знания, они выходят за рамки библиографии, становясь методом фактографического и концептографического обслуживания.

Благодаря библиографическим исследованиям можно решать следующие задачи факто-концептографической деятельности: восстанавливать историческое прошлое, используя сохранившиеся документальные источники, раскрывать состояние засекреченных объектов (фирменные секреты, государственные тайны), сопоставлять и анализировать аналогичные процессы, протекавшие в разных странах, отраслях, исторических эпохах.

Оперирование потоками вторичных документов вооружает библиографов-исследователей панорамным видением, которое недоступно социологам, политикам, историкам, остающимся в пределах своих отраслевых методологий. Г. Ф. Гордукалова пророчит: «Сегодня нельзя ограничиваться лишь «вещественным описанием» документа и библиометрическим исследованием микропотоков документов. Перспективнее сделать шаг навстречу аналитике текста, информационному моделированию и диагностике объекта, развивая многие области профессионального знания» [16. С. 398].

А. С. Крымская, исследуя картографирование индивидуального научного творчества, приходит к выводу, что «освоение концепции управления знаниями позволит увидеть нарастающую значимость информационной аналитики в целом и изменить отношение к профессиональному знанию каждого библиографа» [17. С. 451].

Должен признаться, что я не могу оправдать игнорирование перечисленных проблем в современном учебнике по общему библиографоведению. Хотя зачинателями их изучения были библиографоведы-отраслевики, сегодня они достигли уровня общебиблиографического теоретико-методологи­ческого знания, и с этим нельзя не считаться. Разочаровало меня включение в научно-педагогический контекст многочисленных полемических страниц, где Олег Павлович, «не настроив на любовь свою душу» с присущей ему страстностью осуществляет «зачистку» библиографоведческого вертограда. Особенно досталось В. А. Фокееву (С. 24–30) и Ю. С. Зубову (С. 239–242). Полагаю, что вузовский учебник – не место для внутринаучной полемики.

Наконец, не могу признать удачным давно уже принятое О. П. Коршу­новым определение: библиографоведение – «научная дисциплина, изучающая структуру и свойства библиографической информации, закономерности процессов её создания и доведения до потребителей» (С. 238). Согласно этому определению, библиографическая наука не должна заниматься проблемами библиографического образования, управления библиографической отраслью, собственной методологией, потому что эти проблемы слишком далеки от «закономерностей создания библиографической информации и доведения её до потребителей». В определении науки обычно называют предмет её изучения. В случае библиографоведения таким предметом является библиография, которая представляет собой библиографический социальный институт, включающий практику, науку, образование, управление, отраслевую прессу (см. выше).

Возможно, Олег Павлович приближается к этой точке зрения. Мне было приятно прочитать в одной из его недавних статей: «наиболее общим, точным и бесспорным определением библиографоведения оказывается формулировка: библиографоведение – наука о библиографии» [18. С. 24].

Таким образом, получилось довольно много пожеланий, замечаний и уточнений. Рассеянный читатель может подумать, что я неодобрительно отношусь к выходу в свет рецензируемого произведения. Ничего подобного! Слишком сложны и важны проблемы общего библиографоведения, чтобы спокойно и педантично оценивать их истинность. Появление нового, прекрасно полиграфически оформленного учебника по общему библиографоведению, знаменующего стабильность и жизнеспособность школы О. П. Коршунова, несомненно, является большим достижением отечественной библиографоведческой мысли.

Что же дальше? Повторю слова Э. К. Беспаловой, сказанные более двадцати лет назад: «Перспектива – в интеграции позитивных моментов, в совершенствовании единой и непротиворечивой общей теории библиографической деятельности» [1. С. 10].

Мне хочется пожелать, чтобы начала теории библиографии, заложенные Коршуновым, сохранили свою истинность, подобно «Началам геометрии» Евклида, в течение столетий. Но вряд ли может произойти такое чудо в нашем тысячелетии. Чтобы коршуновская «виноградная лоза» плодоносила, нужно работать над новым учебником по основам теории и методологии библиографоведения. «А иначе, зачем на земле этой вечной живу?...»

Список источников

1. Беспалова Э. К. Главный итог (Советское библиографоведение за 70 лет) // Сов. библиография. – 1987. – № 6.

2. Барсук А. И. Библиографоведение в системе книговедческих дисциплин: методологический очерк. – Москва : Книга, 1975. – 206 с.; Коршунов О. П. Проблемы общей теории библиографии : монография. – Москва : Книга, 1975. – 192 с.; Барсук А. И., Коршунов О. П. Советское библиографоведение: состояние, проблемы, перспективы. – Москва : Книга, 1977. – 108 с.

3. Барсук А. И., Коршунов О. П. Советское библиографоведение: состояние, проблемы, перспективы. – Москва : Книга, 1977. – 108 с.

4. Коршунов О. П. Библиографоведение. Общий курс. – Москва : Книжная палата, 1990. – 232 с.

5. Беспалова Э. К. Библиографоведение: научная и педагогическая практика // Библиография. – 2003. – № 4. – С. 16–34.

6. Медушевская О. М. Теория и методология когнитивной истории. – Москва, 2008. – 358 с.

7. Налимов В. В., Мульченко З. М. Наукометрия. Изучения развития науки как информационного процесса. – Москва : Наука, 1969. – 192 с.

8. Горькова В. И. Инфометрия (количественные методы в научно-технической информации). – Москва, 1988. 327 с. (Итоги науки и техники. Серия Информатика / ВИНИТИ. Т. 10)

9. Фокеев В. А. Библиографическая наука и практика: терминологический словарь. – С.-Петербург, 2008. – 272 с.

10. Теплов Д. Ю. К вопросу о рассеянии информации в советской технической периодике // Науч.-техн. информ. Сер. 1. – 1967. – № 1. – С. 5–8; Гедримович Г. В. Рассеяние литературы по металлургии в мировой периодике // Там же. – 1968. – № 11. – С. 12–17; Гедримович Г. В., Зильберминц Л. В. Полнота отражения и критерии отбора мировой литературы для текущмх библиографических изданий // Там же. – 1972. – № 3. – С. 29–35; Гедримович Г. В., Минкина В. А. Методические советы по изучению информационных документальных потоков. – Ленинград: ЛГИК, 1976. – 32 с.; Минкина В. А. Основные направления качественной оценки технической литературы // Науч. и техн. б-ки СССР. – 1979. – № 1. – С. 11–17; Документальные потоки по естествознанию и технике и проблемы библиографий : сб. науч. тр. / ЛГИК. Т. 76. – Ленинград, 1983. – 163 с.; Гордукалова Г. Ф. Документальный поток социальной тематики как объект библиографической деятельности : учеб. пособие. – Ленинград: ЛГИК, 1990. – 108 с.

11. Вохрышева М. Г. Теория библиографии : учеб. пособие. – Самара, 2004. – С. 226; Моргенштерн И. Г. Общее библиографоведение : учеб. пособие. – С.-Петербург, 2005. – С. 166–167.

12. Библиотечная энциклопедия. – Москва, 2007. – С. 847–848.

13. Коршунов О. П. Библиография в системе информационных коммуникаций. (К вопросу о соотношении библиографии с библиотечным делом и научно-информационной деятельностью) // Сов. библиография. – 1974. – № 6.

14. Коршунов О. П. Моя концепция библиографии (документографическая ли она?) // Российское библиографоведение: итоги и перспективы : сб. науч. ст. – Москва, 2006.

15. Зусьман О. М.Библиографические исследования науки. – С.-Петербург : СПбГУКИ, 2002. – 216 с.

16. Гордукалова Г. Ф. Объект библиографической деятельности: восприятие, изучение, динамика // Российское библиографоведение: итоги и перспективы : сб. науч. ст. – Москва, 2006.

17. Крымская А. С. Перспективы персональной библиографии в технологиях управления знаниями // Российское библиографоведение: итоги и перспективы : сб. науч. ст. – Москва, 2006.

18. Коршунов О. П. Современное библиографоведение. Что это такое? // Российское библиографоведение: итоги и перспективы : сб. науч. ст. – Москва, 2006.