Научные и технические библиотеки №1 2010 год
Содержание:

16-я МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «БИБЛИОТЕЧНЫЕ И ИНФОРМАЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ И БИЗНЕСА» – «КРЫМ-2009»

Шрайберг Я. Л. Библиотеки в электронной среде и вызовы современного общества. Ежегодный доклад Международной конференции «Крым». Год 2009

Секция «Библиотековедение, библиографоведение и книговедение»

Столяров Ю. Н. Седьмая встреча библиотековедов, библиографоведов и книговедов на Крымском форуме

Матлина С. Г. Приближение к истине. Библиотечная деятельность в контексте социо-гуманитарной экспертизы

Пушкарев С. Н. Василий Степанович Попов и становление библиотечного дела в России. Новые архивные материалы

Секция «Библиотечные кадры, профессия и образование»

Сукиасян Э. Р. Профессиональное самообразование

Стрелкова И. Б. Профессиографический анализ деятельности библиотечного специалиста как основа эффективного управления

Юрик И. В. Проблемы профессиональной адаптации библиотекарей научных библиотек Беларуси

БИБЛИОТЕКА В ТОЛЕРАНТНОМ МИРЕ

Якубов Э. Н. Развитие межрегионального библиотечного сотрудничества в процессе информационно-образовательной деятельности по формированию толерантных отношений в полиэтнических сообществах

ФОНДЫ БИБЛИОТЕК: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

Здравковска Невенка, Кэкли Боб. Будущее научных и инженерных баз данных: проблемы формирования и развития фондов в Университете штата Мэриленд

НАША ПРОФЕССИЯ

Бородина С. Д. Инновационная личность как субъект и объект дополнительного образования библиотекарей

ОБЗОРЫ. РЕЦЕНЗИИ

Соколов А. В. Документный ресурс ноосферы

Павлова Н. П. И физикам, и лирикам


ОБЗОРЫ. РЕЦЕНЗИИ

УДК 002

А. В. Соколов

Санкт-Петербургский университет культуры и искусств

Документный ресурс ноосферы

Отклик на выход в свет учебного пособия Ю. Н. Столярова «Документный ресурс» (Москва, Либерея – Бибинформ, 2009).

Меня всегда удивляло в научном творчестве Юрия Николаевича Столярова сочетание, казалось бы, несовместимых научных качеств: панорамное видение проблемы + новаторская готовность к риску + педантичное внимание к деталям.

Помнится, в 1981 г., когда молодой библиотековед Столяров шокировал консервативную библиотечную общественность своим «структурным графом библиотеки как системы», меня восхитила универсальность этой «граф-модели», годящейся не только для любой библиотеки, но и для архива, музея, канцелярии, вообще – всякой документальной службы.

Еще я обратил внимание на определение документа, предложенное смелым исследователем: «Документом считается любая зафиксированная в пространстве и во времени нооинформация (информация, созданная человеческим разумом; в отличие от информации, зафиксированной в явлениях природы, биологии и т.п.)» [1. С. 69].

Обычно – и тогда, и сегодня – говорят «социальная информация», а Юрий Николаевич предложил красивый неологизм нооинформация, акцентирующий не очевидный социально-коммуникационный аспект документа, а его познавательно-творческий аспект (продукт человеческого разума!), который часто упускается из виду. Я уверен, что академик В. И. Вер­надский горячо приветствовал бы гуманистический пафос понятия нооинформация, ибо в нем просматриваются зарницы прогнозированной им
ноосферы.

В самом деле, если отдельный документ – носитель нооинформации, то библиотечный фонд – это цитадель нооса, творческого человеческого разума, а библиотечная система, вместе с архивной, музейной, библиографической, книгоиздательской, а может быть, и канцелярско-бюрократи­ческой системами, образуют ядро ноосферы.

Глобально-ноосферный диапазон мышления неизменно присутствует и в других научных и педагогических трудах Ю. Н. Столярова, включая его многочисленные статьи. Достаточно вспомнить открытый Юрием Николаевичем закон документизации – «каждый социально значимый акт нуждается в документарном оформлении»[2. С. 22–30]. Особенно отчетливо глобально-ноосферные взгляды проявляются в учебных пособиях, посвященных документному ресурсу[3, 4]. Правда, автор скромен и деловит, избегает патетических выражений и даже предложенный им красивый неологизм не употребляет. Тем не менее я настаиваю на том, что его документо-ресурсные разработки, отличающиеся общесоциологическим и обобщающим межнаучным подходом, вписываются в ноосферную парадигму. Попытаюсь это доказать.

В рецензируемых пособиях научно-педагогическая мысль автора движется от общего к частному. В общетеоретическом разделе (раздел I) рассматривается абстрактная социальная система, включающая промышленные предприятия и торговые фирмы, научно-исследовательские институты и вузы, с присущими ей документными ресурсами. Здесь же обосновывается содержание и объем понятия документный ресурс, предлагается его дефиниция, а также характеризуются свойства, функции, принципы функционирования. Теоретическая и терминологическая новация – введение понятий о генеративных, транзитных и терминальных документивных (т. е. исходящих из приоритета документа, строящих на нем свою деятельность, специализирующихся преимущественно на работе с документами) системах и их ресурсах (раздел II). В разделах III и IV абстрактные структурно-функциональные схемы и общие понятия конкретизируются на примерах отдельных отраслевых документивных систем (библиотечная, архивная, музейная, научно-техническая, интегрально-электронная и др.).

Пособия невелики по объему: в 2001 г. – 9,5 печ. л., в 2009 г. –
14,0 печ. л.; они лаконичны, логично построены, хорошо дидактически отработаны. Для всестороннего рассмотрения научно-практической проблематики документных ресурсов привлечен научный багаж документоведения, библиотековедения, библиографоведения, книговедения, архивоведения, информатики, помноженный на творческие способности и научную эрудицию автора. Лично для себя я обнаружил немало важного, нового, интересного и хочу поделиться с коллегами своими впечатлениями от изучения дополненной версии пособия 2009 г. (в тексте рецензии указаны ссылки на страницы этого издания).

Прежде всего следует подчеркнуть, что документный ресурс заслуживает всестороннего научного осмысления. Мне видятся, по крайней мере, три аспекта его рассмотрения: 1) с точки зрения документологии; 2) с точки зрения информационного подхода; 3) с социально-культурной точки зрения. Поясню свою позицию, ибо не все перечисленные аспекты в равной мере представлены в пособии.

Документология – одна из теоретических разработок Ю. Н. Столя­рова [5. С. 27–43; 6. С. 67–73; 7. С. 87–95]. Он трактует ее как общую науку о документе, о документе вообще, о каком угодно, не без основания утверждая, что «формирование документологии уже состоялось, хотя предела её развитию нет» [8. С. 56]. К компетенции документологии относятся: сущность, свойства, признаки и функции документа; материальные носители, языки, коды, знаки, используемые для создания документов, их классификация по различным основаниям, характеристика документных потоков, массивов, ресурсов, фондов. В последней фразе в общем ряду перечисляются потоки, массивы, ресурсы, фонды, что логически некорректно (части и целое не могут быть рядоположены).

Ю. Н. Столяров справедливо подчеркивает, что потоки и массивы (очевидно, и фонды) являются составными частями документного ресурса, а сам он «есть набор документов и в их статике, и в их динамике» (с. 22–23). Если это так, то следовало бы, на мой взгляд, вести речь о теории документного ресурса как одной из научных дисциплин, входящих в состав документологии. Не случайно же Г. Н. Швецова-Водка трактует теорию документных ресурсов как одну из частных дисциплин общего документоведения и документологии [2. С. 235]. Не понимаю, почему Юрий Николаевич не отразил в своем пособии документологический аспект, ведь по своему содержанию его произведение представляет собой новую и оригинальную теорию документного ресурса. Зачем скромный Столяров замалчивает достижения отечественной документологии?

Информационный подход, т. е. рассмотрение реальности через призму информации, получил широкое распространение практически во всех отраслях знания. Добросовестно и квалифицированно выполненный обзор применения информационного подхода в 1928–1988 гг. содержится в монографии Э. П. Семенюка, посвященной информационно-методологической проблематике [10. С.71–161]. Суть информационного подхода философ-информатик Э. П. Семенюк объяснял так: «Методологически информационный подход, бесспорно, представляет собой не что иное, как одно из обобщений множества разрозненных ранее научных фактов, представлений, идей, концепций, даже теорий на единой основе, задаваемой уже самим «углом зрения» исследователя, ориентированного на изучение именно информационного аспекта действительности» [11. С. 224]. «Угол зрения», ориентированный на изучение информационного аспекта действительности, я называю «информационными очками».

Наблюдая за действиями специалистов, вооруженных «информационной оптикой», болгарский академик Тодор Павлов не без удивления замечал: «физиологи, психологи, социологи, экономисты, технологи, генетики, языковеды, эстеты и другие ищут и находят информацию почти во всех органических, общественных и умственных процессах» [12. С. 16]. Точно сказано: «ищут и находят»! Пытливые исследователи не открывали информацию, подобно ранее неведомым фактам или предметам, а попросту называли информацией те явления, которые казались им на нее похожими. Например, последователи великого физиолога И. П. Павлова стали именовать его знаменитые «сигнальные системы», служившие для раскрытия механизма условных рефлексов, «информационными системами», а последователи В. И. Вернадского превратили ноосферу в информационное общество. Теоретики библиографоведения открыли библиографическую информацию [13. С. 101–105], информатики же обнаружили документальную информацию, информационные ресурсы, информационные потребности, не говоря уже об информационных технологиях и информационных системах. Неудивительно, что Ю. Н. Столяров в своем новаторском пособии отдал дань информационному подходу и даже назвал документный ресурс «информационным по сути».

Введение (с. 7–10) посвящено огромной социальной значимости информационных ресурсов в локальном, региональном, государственном, межгосударственном и глобальном масштабах. Но о документном ресурсе там вообще не упоминается. Это странно. Тем более, что апологетический пафос во вводной части пособия звучит иронически, потому что во второй главе понятие информационные ресурсы подвергается суровой критике (с. 19–24). Эта критика адресована ГОСТу 7.0–99 «Информационно-библиотечная деятельность, библиография. Термины и определения», который дефинирует информационные ресурсы как «совокупность данных, организованных для эффективного получения достоверной информации», а документные ресурсы определяет как «вид информационных ресурсов, представляющий совокупность отдельных документов в информационных системах».

Ю. Н. Столяров решительно осуждает «невнятность, тавтологичность» гостовских дефиниций, и с ним нельзя не согласиться. (Не понимаю, почему Юрий Николаевич в своих исследовательских штудиях обращается к гостовским определениям. Ведь терминологические ГОСТы – это не свод научных истин, а бюрократический опус с анонимным авторством и ограниченным сроком действия. В научных дискуссиях спорить с ГОСТом все равно, что полемизировать с фантомом. Более подробно я изложил свою точку зрения в публикации [14. С. 2–7].)

В своем пособии Ю. Н. Столяров предлагает базовую дефиницию, которая звучит просто и веско: «документный ресурс – это единство потока и массива документов, отражающих процессы и результаты всех сфер целенаправленной деятельности человека. Он является информационным по сути, но документным по физическому воплощению» (с. 37).

Здесь я почувствовал, что почва из-под ног моих куда-то уходит. Что значит быть «информационным по сути»? Это значит «быть информацией». Информация же имеет идеальное содержание (смысл, идею, знание и др.) и материальную форму (носитель информации). Под материальной формой в данном случае понимаются, надо полагать, не бумага или папирус, а знаковые записи, включая изображения. Что значит быть «документным по физическому воплощению»? Это значит иметь форму документа, т. е. знаковую запись (текст), нанесенную на бумагу или папирус. Получается, что «знаковая запись» упомянута в дефиниции документного ресурса дважды: один раз – со стороны информационной сути, второй раз – со стороны «документного воплощения». Это нехорошо. Однако, может быть, я неправильно понял Юрия Николаевича? Может быть, в «физическое воплощение» документа он не включает знаковую форму? Но почему тогда не сказать просто: документный ресурс – это информация, зафиксированная на физическом носителе? Совпадает с дефиницией документа вообще, документа как такового? Но так и должно быть, ведь документный ресурс есть множество документов, единство документных потоков и массивов.

Другим поводом для недоумения послужило соотношение понятий документный ресурс и информационные ресурсы. Юрий Николаевич убеждает читателя, что понятие информационные ресурсы, вопреки гостовским предписаниям, синонимично понятию документные ресурсы, причем более точно именно последнее выражение (с. 23). Авторитетные специалисты также придерживаются мнения, что «информационными ресурсами называются отдельные документы и отдельные массивы документов, документы и массивы документов в информационных системах (библиотеках, архивах, фондах, банках данных, других информационных системах)» [15]. Следовательно, Столяров прав, и реально существует равенство «информационные ресурсы = документные ресурсы». Если так, то почему Столяров называет документный ресурс «информационным по сути»? Он должен быть документарным (!) и по сути, и по форме. Точно так же, как синонимичный ему (совпадающий по значению) информационный ресурс.

Я объяснил этот казус следующим образом. Понятие информационный ресурс – результат информационного подхода к документному ресурсу: всякий документный ресурс через «информационные очки» выглядит «информационным», т. е. «документальной информацией», но по существу он остается «единством потока и массива документов, отражающих процессы и результаты всех сфер целенаправленной деятельности человека». Никакой синонимии, никакой эквивалентности или субординации (документный ресурс – вид информационных ресурсов) фактически нет, а есть два образа документного ресурса: один – рассматриваемый через «информационные очки» и другой – видимый «в натуре».

Сбивает с толку понимание документа как информации, зафиксированной на материальном носителе, в соответствии с которым «момент наличия информации заложен в самом понятии документа» (с. 26). Незачем закладывать информацию, даже нооинформацию, в документ! Если снять «информационные очки», то видно, что всякий документ в естественном своем состоянии обладает содержанием, заложенным автором и адресованным читателю. Содержание (смысл) и есть суть документа, ведь бессмысленный набор знаков не документ. Именно содержание документа в рамках информационного подхода (и только в этих рамках) трактуется как информация. Информации приписывается функция «документизатора», превращающего в силу своего присутствия материальный носитель в полноценный документ. Отсюда следует, что коль скоро содержание документов информатизировано, документный ресурс становится разновидностью информационных ресурсов. Юрий Николаевич с подобным выводом согласиться не может, но тогда ему следует отказаться от стереотипного понимания документа как информации и сменить «информационные очки» на «социально-культурную оптику».

Несмотря на информациологические увлечения, Ю. Н. Столяров не относится к числу абстрактно философствующих теоретиков. В его мировоззрении счастливо сочетаются теоретические схемы и конкретная правда жизни. Он любит цифры и факты, свободно черпает их из разных отраслей науки и текущей политики, щедро делится своими богатыми знаниями с читателями пособия. Юрий Николаевич отлично знает технологию документооборота в различных социальных институтах и очень четко – от генерации до утилизации – воспроизводит её в главах и разделах своего пособия. Его увлеченность, научная честность и добросовестность покоряют читателя и вызывают безграничное доверие.

Нет сомнения, что новая книга Ю. Н. Столярова, как и предыдущие его произведения, будет встречена с громадным интересом и получит горячее одобрение библиотечного сообщества, архивистов, музееведов, а может быть, и прогрессивных менеджеров генеративных, транзитных и терминальных документивных систем. Я надеюсь, что даже высокомерные информатики и гордые книговеды обратят на нее внимание. Дело в том, что, анализируя современный документный ресурс, автор изучает предпосылки становления ноосферы, а этот сюжет касается всех.

Социально-культурный аспект документного ресурса обусловлен тем, что утопическое Царство Разума, именуемое «ноосфера» или «общество знания», никогда не станет реальностью без соответствующего культурного наследия. Напомню, что концепция ноосферы, выдвинутая В. И. Вернадским, основана на гуманистическом предположении о трансформации биосферы ХХ века в ноосферу благодаря «росту научной мысли, являющейся первой и необходимой предпосылкой» [16. С. 31]. Развитие науки немыслимо без приоритетного развития научной коммуникации, а интеллектуализация (интеллигентизация) общества требует высокоразвитой социальной коммуникации и богатого документного ресурса. Поэтому можно сделать вывод, что ноосфера – это глобальное всеединство всех типов смысловой коммуникации, прежде всего документальной и электронной.

Юрий Николаевич отлично представляет это всеединство и посвящает ему свои научные труды [17. С. 80–89], а также значительную часть рецензируемого пособия (главы 10 и 11). На мой взгляд, неравнодушие Столярова к информационному подходу предопределяется его стремлением всесторонне осмыслить ноосферную коммуникацию. В связи с чем возникает немало труднейших проблем, главная из которых – пересечение исходных типов смысловой коммуникации: устной, документной, электронной. Вследствие этого пересечения появляются гибридные документы и документные ресурсы, озадачивающие теоретиков. Куда относится оцифрованный библиотечный фонд: к документальной или к электронной коммуникации, либо к той и другой одновременно? Можно ли сайты интернета считать документами, а Всемирную Паутину – глобальным документным фондом? Мечтающий о глобальных информационных супермагистралях (с. 152) отважный ученый Столяров на эти вопросы отвечает утвердительно.

Глава 3 посвящена национальному документному ресурсу. Здесь Юрий Николаевич ошеломляет читателей объемом этого ресурса – около 100 миллиардов различных документов, перечисляет держателей ресурса, указывает диапазон его функционирования (от персонального до глобального), приводит немало конкретных деталей и фактов, уделяет внимание интернет- и интранет-ресурсам, т. е. представляет синкретичное коммуникационное всеединство, включающее все типы коммуникации. Более того, он выдвигает идею синхронных документов, продолжительность существования которых «равна времени их передачи» (с. 23). Получается, что устная речь, изображение на телеэкране, радиосигналы – все это «синхронные документы». В таком случае коммуникационное всеединство ноосферы становится синкретичным документальным всеединством, потому что оно не имеет никаких других типов сообщений, кроме синхронных и диахронных документов.

С подобным выводом согласиться не могу. Правда, Ю. Н. Столяров не формулирует его явно и не аргументирует развернуто. В пособии нет ни развернутой дефиниции понятия документ, ни типизации или классификации документов. Подозреваю, что это не случайное, а умышленное умолчание, обусловленное тем, что учебное пособие «Документный ресурс» входит в систему учебных материалов по специальности «Документоведение и документационное обеспечение управления». Надо думать, что в эту систему должен войти учебник «Общая теория документа» или «Документология», где будут предложены фундаментальные профессионально-мировоззренческие определения и классификации. Но пока этого нет, изложу собственное понимание документного ресурса, основанное не на информационном, а на социально-культурном подходе.

Я полагаю, что гипертрофия документного ресурса, конкурирующая к тому же с гипертрофией информационных ресурсов, теоретически бесплодна. Если отложить в сторону «информационные очки», то легко увидеть, что всякий документ – рукописный, печатный или электронный – является не нооинформацией (жаль расставаться с такой красивой, но обманчивой метафорой), а относительно завершенным ноосообщением, представляющим собой стабильный вещественный объект, предназначенный для передачи смыслов в социальном пространстве и времени, т. е. для социальной коммуникации.

Документарные ноосообщения в зависимости от знакового оформления делятся на тексты, состоящие из искусственно созданных знаков и изображений, и аутентичные документы – музейные экспонаты, реликвии, гербарии, модели и прочие объекты, «говорящие сами за себя». Эти два типа документов образуют национальный документный ресурс, представляющий собой овеществленное культурное наследие нации, передаваемое из поколения в поколение. Неовеществленное культурное наследие – это недокументированные ноосообщения: фольклор, обычаи и ритуалы, народные предания, социально-психологические настроения и другие элементы социальной памяти, которые представляют собой не «синхронные документы», а речевые ноосообщения, передаваемые из уст в уста. В итоге получается следующая структура национального культурного наследия: овеществленная часть в виде документного ресурса, состоящего из текстов и аутентичных документов; неовеществленная часть в виде недокументированных ноосообщений.

Подобную структуру культурного наследия (социальной памяти) имеют и другие большие и малые социальные группы (социальные институты, организации, общности) – от школьного класса до профессионального, конфессионального или этнического сообщества. Я не думаю, что социально-культурные структуры должны обсуждаться в учебном пособии по документному ресурсу, а вот в учебнике по документологии они были бы уместны. Впрочем, Юрию Николаевичу виднее.

2500 лет тому назад Конфуций учил, что для познания истины необходимо произвести операцию чжэн мин – «исправление имен». Сущность чжэн мин заключается в обеспечении адекватности имени тому, что оно обозначает. По словам Конфуция, «правитель должен быть правителем, сановник – сановником, отец – отцом, сын – сыном». Исправление имен необходимо, потому что «когда имена неправильны, суждения несоответственны; когда суждения несоответственны, дела не исполняются» [18. С. 470–471].

Ю. Н. Столяров решил заняться чжэн мин в области документологии и предложил целый ряд терминов, производных от слова «документ» (с. 24–26). Предпринятая им лингвистическая новация объясняется новизной и оригинальностью развиваемых им концепций. Потребность в модернизации терминологии документо-коммуникационных наук действительно существует, и я готов поддержать инициативу Ю. Н. Столярова. Нельзя же оцифрованное книго-архиво-музеехранилище именовать Президентской библиотекой. Не библиотека это, а документарий. Журнал (journal) по-французски означает «дневник», на самом же деле это вовсе не летопись дней, а сборник документарных статей, т. е. документник.

Я разделяю удовлетворение Юрия Николаевича по поводу того, что предложенные им термины «прижились в профессиональном языке» (с. 24). Теперь я не удивлюсь, если на присланную мною рукопись получу из документологической редакции ответ: «Ваше сочинение недостаточно документово, поэтому мы не можем документизировать его в нашем документнике. С уважением, документист Конфуций». Хотя неологизмы Столярова и прижились, автор был обязан приложить к учебному пособию терминологический глоссарий.

Нужно называть вещи своими именами! Я совершенно согласен с Конфуцием и Ю. Н. Столяровым и поэтому вполне серьезно и ответственно скажу: российская высшая школа получила превосходное учебное пособие. Согласно издательской аннотации, оно адресовано студентам и практическим работникам документо-коммуникационной сферы. Но я бы расширил его читательский адрес, включив в него ученых-теоретиков и преподавателей высшей и средней специальной школы. Дело в том, что произведение Ю. Н. Столярова – это учебное пособие новой формации: не только межпредметное, но даже межвузовское по содержанию и профессионально-мировоззренческое по целевому назначению. Единственное пожелание, которое хотелось бы высказать автору: пора издавать учебник по документологии!

Список источников

1. Столяров Ю. Н. Библиотека: структурно-функциональный подход. – Москва, 1981.

2. Столяров Ю. Н. Закон документального оснащения социальных коммуникаций // Библиотековедение. – 2002. – № 6.

3. Столяров Ю. Н. Документальный ресурс : учеб. пособие для вузов. – Москва : Изд-во Либерея, 2001. – 152 с.

4. Столяров Ю. Н. Документальный ресурс : учеб. пособие для вузов. – Москва, Либерея-Бибинформ, 2009. – 224 с.

5. Столяров Ю. Н. Документология // Высшие библиотечные курсы: учебные программы / Рос. гос. б-ка. – Москва : 2005. – С. 27–43.

6. Столяров Ю. Н. Зачем документология нужна документоведению и зачем – книговедению? // Науч. и техн. б-ки. – 2006. – № 9.

7. Столяров Ю. Н. Опыт разработки и преподавания курса «Документология»: история, состояние, ближайшие перспективы // Вузы культуры и искусств в едином мировом образовательном пространстве : междунар. симпозиум : сб. статей : Т. 2. – Москва, 2007. – Т. 2.

8. Столяров Ю. Н. Борьба за научную истину, а не за место под солнцем // Библиография. – 2007. – № 2.

9. Швецова-Водка Г. Н. Общая теория документа и книги : учеб. пособие. – Москва, Киев, 2009.

10. Семенюк Э. П. Информационный подход к познанию действительности. – Киев : Наук. думка, 1988.

11. Семенюк Э. П. Информационный подход к познанию действительности и управление // Информация и управление. – Москва, 1985.

12. Павлов Т. Информация, отражение, творчество. – Москва, 1967.

13. Соколов А. В. Волшебник информационного города // Библиография. – 2001. – № 2.

14. Соколов А. В. Бюрократическое библиографоведение // Мир библиографии. – 2005. – № 3.

15. Антопольский А. Б. Проблемы управления публичными информационными ресурсами России [Электронный ресурс] // Материалы междунар. конф. «Программа ЮНЕСКО «Информация для всех»: всеобщий доступ».

16. Вернадский В. И. Размышления натуралиста: Научная мысль как планетарное явление: Кн. 2. – Москва, 1977.

17. Столяров Ю. Н. Понятие электронный фонд: дискуссионные вопросы // Науч. и техн. б-ки. – 2006. – № 8.

18. Китайская философия. Энциклопедический словарь / под ред. М. Л. Титаренко. – Москва, 1994.

  
На главную