Страницы истории
УДК 027.2:061.12
В. П. Леонов
Библиотека Академии наук: опыт биографии
Доклад, представленный на совместном заседании Президиума СПбНЦ
РАН и учёных советов БАН и Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого
РАН (Кунтскамера), посвященном 295-летию создания Библиотеки и Музея (3 дек.
2009 г.).
Библиотека Академии наук (БАН) – одна из великих библиотек, оказавших
значительное влияние на развитие общества в XVIII – XX
вв. Труды о ней создаются, издаются и переиздаются; их читают, комментируют и
будут продолжать изучать в XXI
веке так же, как и в предыдущие времена.
Цель настоящего доклада – дать
нашему современнику как бы зеркало,
отражающее некоторые этапы биографии БАН, для самостоятельного осмысления (в том числе и для сравнения с другими
известными библиотеками).
Биография, по определению
филолога и литературоведа Г. О. Винокура, есть «внешнее выражение внутреннего» [1. С. 34]. История образует контекст, где формируется жизнь БАН, а
ее внешнюю сторону представляют факты и наблюдения, которые впоследствии могут
менять смысл и значение. Например, нельзя рассказать биографию БАН, не
представляя одновременно биографию самого города Санкт-Петербурга, а также биографии
великих библиотек Парижа, Москвы, Лондона, Берлина, Рима, Вашингтона.
БАН формировалась в то время, когда рождение Санкт-Петербурга
входило в каждый дом, когда по велению Петра на новом 30-м меридиане создавался
город – самодостаточный локальный центр отечественной науки, образования и
культуры.
Напомню: вдоль 30-го меридиана выстроились главные центры цивилизации
– Мемфис, Фивы, Александрия, Каир, Хартум, Претория, Дамаск, Афины,
Константинополь (Стамбул), Киев, Великий Новгород и далее на север – Старая
Ладога. Такого количества столиц нет ни на одном меридиане. Расставаясь со
стариной, Петр, видимо, нуждался именно в такой географической точке. (Москва
расположена на 38-м меридиане.)
***
«Начнем abovo», –
как писал поэт. Библиотека Академии наук
родилась в конце ноября 1714 г. и прожила почти 300 лет. Три столетия
поровну разделены между XVIII, XIX и XX вв.
Но важнее другой рубеж, не календарный – большая часть жизни Библиотеки прошла
при «старом режиме»: в 1917 г. ей исполнилось 203 года. Она принадлежала к
той возрастной группе учреждений науки и просвещения России, детство которых
пришлось еще на годы царствования Петра, молодость – на царствование Елизаветы
Петровны и Екатерины II, а
возмужание – на время войн, революций и перестройки.
Судьба благоволила к Библиотеке изначально. Она родилась в царской
семье. В ней было много людей, принадлежавших к элите Российской империи. Среди
них оказалось немало таких, которых вообще не признали бы за русских
(Р. Арескин, Л. Блюментрост, А. Виниус, Г. Остерман).
Разговорными языками в детстве были немецкий, латынь, французский,
английский.
В возрасте четырнадцати лет Библиотека переехала в специально построенное
для нее, Кунсткамеры и Академии наук здание на Университетской набережной и
жила в нем (с небольшим перерывом) до 1924 г. С 1925 г. и до
настоящего времени она занимает дом под номером 1 на Биржевой линии.
Образование, полученное Библиотекой в детстве и юности, было доступно
лишь довольно узкому слою элиты – сотрудникам и членам Академии наук.
Впоследствии этот круг значительно расширился и стал открытым для многих
поколений российских ученых и исследователей.
В детстве Библиотеке не было примера для подражания в России. И в
то время она, как это часто бывает, превращается в достопримечательность
Санкт-Петербурга. По ней, уже к 40-м гг. XVIII в., можно было судить о том, что значит библиотека для столицы, как
она выглядит внешне, как растет и обогащается
ценными книгами.
Сердце Библиотеки Академии наук скрыто в науке. Посредством науки
она проживает свою историю и внедряется в наше воображение и чувственность. Ее
сокровище – не только богатство фондов, но и профессионализм библиотекарей.
Собранные вместе, они образуют бесценный клад, доступ к которому открыт
читателям. Те, кто начинали творить историю БАН, звались Блюментрост и Шумахер,
Эйлер и Бернулли, Миллер и Штелин, Ломоносов, Тредиаковский, Крашенинников…
Благодаря этим первопроходцам замысел Петра получил воплощение.
Академия становилась явью. Наука Петербурга уверенно набирала обороты. В БАН,
ставшей главной лабораторией Академии наук, примиряются мечта и реальность
ученого, но примиряются по-своему.
Правила жизни библиотеки, введенные Блюментростом и Шумахером, еще
не стали тогда для академиков необходимостью и, следовательно, привычкой. Много
времени и сил уходило у секретаря Академии и библиотекаря И.-Д. Шумахера
(1690–1761) на выяснение отношений с академиками, особенно с Ж.-Н. Делилем, М. В. Ломоносовым и советником
А. К. Нартовым, по регламенту деятельности академической канцелярии,
о роли Библиотеки и организации типографии. Сохранилось письмо асессору академической
канцелярии Григорию Теплову от 11 февраля 1749 г., в котором Шумахер
пишет: «Им не я, Шумахер, отвратителен, а
мое звание. Они хотят быть господами, в знатных чинах, с огромным жалованьем,
без всякой заботы обо всем остальном…»
[2. С. 198]. В таких условиях в XVIII веке стала формироваться особая «академическая» и «библиотечная чувственность», чтобы затем воплотиться в новой
России.
Библиотековедение, как и прочие науки (и естественные, и иные), появилось
в нашей стране в результате путешествий Петра на Запад. Сегодня мы относим себя и свою культуру к
Европе, зачастую забывая, что современная российская культура есть не стихийное
и не естественное порождение российской почвы, а комплекс «трансплантатов»,
т.е. нечто привнесенное извне и пересаженное на оную почву. Часть пересаженного
укоренилась лучше (естественные науки, военное дело, музыка, балет), часть –
хуже (например, науки об обществе, право, уважение к личности).
Библиотековедение как изучение западного опыта организации библиотек,
формирования фондов, международного книгообмена, обслуживания читателей внедрялось в стенах Академии во многом
благодаря личным контактам и заинтересованности руководства Академии. Например,
в 1748 г. после принятия нового Устава (1747 г.) почетными членами
Императорской Академии наук были избраны два иностранных библиотекаря:
Иосиф Андрей (Йозеф Анджей) Залуский (12.12.1701 –
07.01.1774; церковный и государственный деятель,епископ хелминский и киевский, библиофил,
библиограф, почетный член Петербургской Академии наук; Польша) и Анджело Мариа (Джироламо) Кверини (30.03.1680 – 06.01.1759; венецианский
кардинал, библиотекарь Ватиканской библиотеки, член ордена бенедиктинцев;
Италия).
Первым же русским библиотекарем БАН, внесшим своими трудами вклад
в библиотековедение, стал Андрей Иванович
Богданов (1693–1765).
Жизнь БАН – это история становления, расцвета и, все же, постепенного снижения авторитета одного из
выдающихся представителей академической элиты России. Впрочем, можно сказать,
что немалая доля вины за все происшедшее лежит и на самой элите. И биография
Библиотеки дает нам «информацию к размышлению»…
В биографии БАН есть немало страниц, требующих медленного,
вдумчивого прочтения и осторожных размышлений. Одна из наиболее противоречивых
– проблема оценки Библиотеки как научного учреждения с точки зрения ее вклада в
развитие библиотечного дела, библиографии, книговедения. С одной стороны, как
свидетельствует «Летопись» ее жизни в XVIII в., она была первым отечественным библиотечным институтом,
с другой – в течение всей жизни ее статус нередко подвергался сомнению…
В ХХ столетии Библиотека Академии наук пережила крах Российской
империи, а затем – восстановление после февральской революции 1917 г., но
уже под новым именем…
Октябрьскую революцию и захват власти большевиками Академия наук и
Библиотека восприняли как катастрофу. В конце 1917 г. непременный
секретарь Академии наук С. Ф. Ольденбург в отчете о деятельности Академии
отметил: «В беспримерно тяжелое время
приходится подводить итоги работы этого года… Было бы малодушием не смотреть
правде в глаза… Темные, невежественные массы поддались обманчивому соблазну легкомысленных
и преступных обещаний, и Россия стала на край гибели»
[3. С. 5].
Жизнь БАН после октября 1917 г. демонстрировала постепенную утрату того пейзажа, который
был в Санкт-Петербурге при Петре. Один из интереснейших сюжетов того времени,
характеризующих отношения Библиотеки с властью – выдуманное
В. Д. Бонч-Бруевичем посещение В. И. Лениным рукописного
отдела БАН в марте 1917 г.
Но уже весной 1918 г. руководителям Академии пришлось договариваться
с новой властью. Процесс союза Академии с ней был нелегок, требовал огромного
напряжения физических и душевных сил. Этот выбор предопределил ее дальнейшую
судьбу…
***
Почти трехвековой путь БАН подтверждает правоту того, что еще четырнадцать
столетий назад предрекал хранитель императорской библиотеки в Китае Ню Хун (546
– 610). Он сформулировал пять бедствий, постоянногрозящих библиотекам: гонения
властей, пожары, наводнения, смуты, войны. (Обратим внимание, что это было
еще за 50 лет до гибели Александрийской библиотеки в Египте – 646 г. н.э.)
Остановлюсь на первом – гонения
властей, поскольку именно столкновения с ними впоследствии кардинально
изменили судьбу Библиотеки Академии наук.
Если пристальнее вглядеться в события 80-летней давности, их ход и результат, то можно увидеть не
случайность начавшегося конфликта в БАН
и Пушкинском доме с властью, а неизбежность борьбы старого с новым. Не было в
истории Академии наук другого такого момента, когда ее будущее решилось сверху
и окончательно.
Я приведу несколько документов, вышедших накануне «Академического
дела 1929 – 1931 гг.» и непосредственно в его ходе, когда чаша весов уже
склонялась в пользу новой власти…
Документ № 1
Телеграмма
С. М. Кирова и Ю. П. Фигатнера
И. В. Сталину и
Г. К. Орджоникидзе
20
октября 1929 г.
НЕМЕДЛЕННО
Из Ленинграда
МОСКВА ЦК ВКП тт. СТАЛИНУ и
ОРДЖОНИКИДЗЕ
По агентурным сведениям в не расшифрованном фонде библиотеки Академии наук
имеются оригиналы отречения Николая и Михаила, архив ЦК эсеров, ЦК кадетов,
митрополита Стадницкого, два свертка рукописей разгона Учредительного собрания,
материалы об эмиграции в 1917 г., воззвание советской оппозиции в
1918 году и другие материалы. Об этом знают академики Ольденбург, Платонов
и другие – всего пять человек. <…>
Необходимо учесть, что
академики могут отрицать наличие этих архивов. <…> …Есть опасения уничтожения и похищения этих материалов.
Изъятие этих материалов может дать некоторые новые нити. <…>
Сообщите Ваше согласие
привлечении техническому выполнению этой операции под наблюдением комиссии Фигатнера ОГПУ.
Киров и Фигатнер
Документ № 2
Телеграмма
Ю. П. Фигатнера и С. М. Кирова
И. В. Сталину и
Г. К. Орджоникидзе
21
октября 1929 г.
НЕМЕДЛЕННО
Из Ленинграда
МОСКВА ЦК ВКП тт. СТАЛИНУ,
ОРДЖОНИКИДЗЕ
Агентурные сведения
подтвердились. В нешифрованном фонде библиотеки Академии Наук найдено: оригинал
отречения Николая и Михаила, архив: департамента полиции, третьего
департамента, канцелярия Николая,
охранки, ЦК эсеров, кадетов, митрополита Стадницкого, особого совещания при
Николае, военного министерства, казначейства, герцога Макленбург-Стрелицкого,
66 томов дневника Константина Романова – каждый том закрыт специальным замком.
Все это опечатано и охрана поставлена. <…> Есть основания предполагать, что не все еще
выявлено. <…> Считаем целесообразным создание специальной
правительственной комиссии из трех человек под председательством Фигатнера для
расследования несдачи материалов Академией Наук…
Фигатнер, Киров
Документ № 3
Выписка из протокола
заседания Политбюро ЦК ВКП(б)
от 25 октября 1929 г. №
П6/опр.с.
Строго секретно
Опросом членов ЦК от 22.Х.29 г.
|
Слушали
< … >
23. Телеграммы т.т. Фигатнера
и Кирова от 20 и 21.Х.29 г.
|
Постановили
< … >
23.
Принять предложение т. Орджоникидзе о создании, согласно предложению т.т.
Кирова и Фигатнера, комиссии РКИ для приема дел и расследования всего дела в
составе т.т. Фигатнера (председатель), Петерса и Агранова.
|
СЕКРЕТАРЬ ЦК
Документ № 4
Докладная записка Ю.П. Фигатнера о работе
комиссии РКИ в АН СССР
28 октября 1929 г.
Секретно
Председателю ЦКК ВКП(б) тов.
ОРДЖОНИКИДЗЕ
Я кратко сообщаю то, что
нами обнаружено в [библиотеке – В. Л.] Академии Наук и то положение,
которое там создалось.
1. Отречение Николая и
Михаила.
Отречение Николая и Михаила
поступило в нешифрованный фонд Академии Наук летом 1917 г. от сенатора
Старицкого и академика Дьяконова, который был назначен Временным Правительством
сенатором. Хранились оба эти документа у заведующего нешифрованным фондом В.И. Срезневского. О хранении отречения знали академики Дьяконов, Шахматов,
Соболевский, Никольский, Платонов, Ольденбург, проф. Рождественский, возможно и
другие. <…>
2. 14-я комната
В 14-й комнате [БАН –
В. Л.] нами найдены и изъяты: часть
архива Департамента полиции; 3-го Департамента; жандармского корпуса; Петропавловской
и Шлиссельбургской крепостей; архив ЦК кадетов; часть архива ЦК эсеров;
материалы Петербургской охранки; архив Сватикова, комиссара Временного
Правительства…; архив митрополита Антония Старицкого (сейчас он в Соловках);
шифр Жандармского управления первой половины 19-го столетия; бумаги шефа
жандармов Долгорукова; бумаги охранника Статковского; дело об убийстве Герценштейна; папка Киевского комитета защиты учредительного собрания; дела
особого комитета Виндавско-рыбинской ж.д. в папке корпуса жандармов; дела полковых
комитетов по выборам учредительного собрания; инструкции жандармского корпуса;
копия статьи П. Волгаря к десятилетию советской власти и постановление по
этому поводу Президиума Академии Наук и т.д. <…>
Нелегальные издания.
В рукописном отделе
библиотеки Академии Наук имеется… чрезвычайно ценный печатный материал об
историко-революционной борьбе начиная с 60-х г. Там есть много ценного из
истории нашей партии… Я думаю, что навряд ли в Ленинском Институте имеется
многое из того, что имеется в этой библиотеке. <…>
Картографический Отдел [Библиотеки – В. Л.] Академии Наук.
Я считаю необходимым также
обратить твое внимание, т. Серго, что в библиотеке АН имеется картографический
отдел. В этом картографическом отделе собрано свыше 40 тыс. карт географических
и иных. Я не берусь утверждать, но есть основание полагать, что там имеются
карты секретного характера, т.е. такие карты, которые они скрывают от нас
<…>
Выводы:
Для успешного ведения в
дальнейшем начатой нами работы необходимо:
1. Выделить… группу
товарищей…, могущих разобраться в тех материалах, которые имеются в
нешифрованном фонде Академии Наук, с тем, чтобы их засадить за рассмотрение
материалов нешифрованного фонда. Это потребует около месяца, с тем, чтобы можно
было этих товарищей потом закрепить уже в качестве постоянных работников библиотеки
Академии Наук и его нешифрованных фондов.
2. Одного – двух работников,
лучше было бы из Реввоенсовета, которых можно было бы посадить за просмотр
картографического отдела. <…>
6. Письменное
постановление…, предоставляющее мне право знакомиться со всеми материалами и со
всеми архивами, имеющимися в Академии Наук, и, в случае необходимости, их изъятия.
Вот те предварительные
выводы, которые сейчас напрашиваются из хода работы.
Фигатнер.
После «Академического дела» были уволены с работы из Академии
наук: 128 – из 960 штатных сотрудников, 520 – из 830 сверхштатных; только из БАН – 36 из 149; из Пушкинского дома – 4 из 29.
***
Библиотека стала другой. Какие же теперь события запечатлелись в
ее биографии?
Одно из них – 220-летие АН СССР, отмечавшееся в 1945 г. Дальнейшее
известно: полное подчинение библиотечного дела интересам правящей идеологии,
насильственная централизация, перепрофилирование фондов, гигантские спецхраны,
гибель и разграбление библиотек в войнах, пожарах и наводнениях, разочарование
в происходящих переменах…
Но в то же время делалось много правильного и хорошего: осуществлялось
государственное руководство библиотечным делом, строились новые библиотеки,
совершенствовалось комплектование фондов, росло количество библиотечных
факультетов в вузах, шла интенсивная
подготовка учебных и научных кадров, увеличивался выпуск
библиографической продукции.
19 ноября 1964 г. – 250-летие БАН и награждение ее орденом
Трудового Красного знамени на торжественном собрании в Ленинградском академическом театре драмы им.
А. С. Пушкина.
К юбилею вышла и коллективная
монография «История Библиотеки Академии наук СССР. 1714 – 1964 гг.»
тиражом 3,2 тыс. экземпляров. Она стала «библиотечным» памятником, воплощенной
мечтой советской академической науки и советского библиотечного строительства
(замечу, что на нее не было ни одной аналитической рецензии, правда, она в них
и не нуждалась).
***
Скорее всего, двадцатое столетие можно назвать столетием испытаний и поисков. В условиях советского времени БАН формировали
и созидали люди, которые не чувствовали себя свободными. Они преодолевали сопротивление
власти и среды. Если с этим согласиться, то интересно увидеть в «осенний»
период БАН, что отмирает, что уходит в прошлое навсегда, а что остается
наследникам.
Хорошо известно, что миссия академической библиотеки многогранна.
Ее деятельность направлена, в том числе, и на процессы научной коммуникации.
Изучая их, она не может не вовлекаться в научную и культурную среду. Библиотека
все время должна жить на «межнаучной и межкультурной меже», то погружаясь в
иную науку и культуру, то возвращаясь в свою собственную. Здесь еще много неизученного…
Что же в заключение? Повторю вслед за выдающимся философом ХХ в. Карлом Поппером: «Нам нужна
надежда… Но большего нам не нужно,
и большего нам не должно давать. Нам не
нужна несомненность»[4. С. 341].
Список источников
1. Винокур Г. О. Биография и
культура. Русское сценическое произношение. – Москва, 1997.
2. Леонов В. П. Судьба
библиотеки в России. – С.-Петербург, 2000.
3. Отчет о деятельности Российской
Академии наук за 1917 г., составленный непременным секретарем, акад.
С. Ф. Ольденбургом и читанный в публичном заседании 29 декабря
1917 г. – Петербург, 1917.
4. Эволюционная эпистемология и логика
социальных наук: Карл Поппер и его критики / сост. Д. Г. Лахути [и
др.] ; пер. с англ. Д. Г. Лахути. – Москва, 2000.
|
