Научные и технические библиотеки №5 2010 год
Содержание:

БИБЛИОТЕЧНО-ИНФОРМАЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

Басов С. А. Институты гражданского общества в библиотечной сфере: теоретико-методологические аспекты. Статья 1. Гражданская составляющая библиотечной деятельности

Кутейников И. А. Становление и развитие научных библиотек вузов Ульяновской области в ХХ веке

КАЧЕСТВО РАБОТЫ: ИЗУЧЕНИЕ И ОЦЕНКА

Красильникова И. Ю. Критерии качества и измерения услуг межбиблиотечного абонемента и доставки документов

ФОНДЫ БИБЛИОТЕК: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

Шилов В. В. Обменные фонды: экономика и право

ОТКРЫТЫЙ ДОСТУП И ОТКРЫТЫЕ АРХИВЫ ИНФОРМАЦИИ

Захарова Г. М., Солдатенко И. С. Открытый доступ в действии: репозиторий вуза

ЭЛЕКТРОННЫЕ БИБЛИОТЕКИ. ЭЛЕКТРОННЫЕ РЕСУРСЫ

Исмагилова А. Х. Оценка качества электронных библиотек

Цветкова А. Л. Электронная библиотека на основе информационной среды образовательного учреждения

НАША ПРОФЕССИЯ

Зверевич В. В. В память о выдающемся библиотековеде. Вторые Сахаровские чтения

ОБЗОРЫ. РЕЦЕНЗИИ

Лиховид Т. Ф. Вопросы библиографии и библиографоведения на страницах сборника «Книга. Исследования и материалы». Статистический анализ

Плешкевич Е. А. Документологическая теория продукта деятельности с закрепленной информацией: перспективы развития

ИНФОРМАЦИОННЫЕ СООБЩЕНИЯ

Подготовка проекта новой редакции «Кодекса профессиональной этики российского библиотекаря»

ОТКЛИК НА ПУБЛИКАЦИЮ

Матлина С. Г. Об инновациях, научной честности и профессиональной этике. (Письмо в редакцию)

Комментарии главного редактора


УДК 002

Е. А. Плешкевич

Документологическая теория продукта деятельности
с закрепленной информацией: перспективы развития

Анализ документологической концепции «продукта деятельности с закрепленной информацией», разработанной Ю. В. Несте­ровичем.

Сущностным элементом любой науки выступает ее теоретическое развитие, сопровождающееся переосмыслением существующих и разработкой новых теоретических конструкций, их внедрением и критическим анализом. Одним из основных направлений теоретического развития документационной науки является построение общей теории документа, направленной на раскрытие сущности документа и связанных с ним явлений. Эта проблема нашла отражение в исследованиях Г. Г. Воробьева, В. П. Козлова, Н. С. Ларькова, М. В. Ларина, К. Г. Митяева, Е. А. Плешкевича, Ю. Н. Столярова, Г. Н. Швецовой-Водки и других.

Последние пять лет исследованию теоретической сущности документа посвящены работы белорусского историка, археографа и документолога Юрия Владимировича Нестеровича. В них рассматриваются такие вопросы, как структура документационной науки, концептуальное определение понятий документ и документирование, вопросы классификации и проблемы терминологического аппарата. В итоговой работе автора, опубликованной в 2009 г., изложена новая документологическая концепция «продукта деятельности с закрепленной информацией» (далее – ПДЗИ) [1].

Важным аспектом научного анализа теоретических концепций выступает анализ предпосылок их разработки и эволюция теоретических представлений Ю. В. Нестеровича. В первую очередь, по его мнению, это неудовлетворительная разработка понятия документ в документоведении, предлагаемого практикой делопроизводства и закрепленного в стандартах и законодательных актах [2]. Исходя из этого, он ставит задачу выработать оптимальную дефиницию понятия документа, соответствующую его экспликацию, опираясь на метод корреляции содержания понятия документ с содержанием понятий других специальных научных дисциплин, как то: археографическая публикация, исторический источник, текст документа, текст исторического источника, и из соотнесения дефиниций понятий документ и документоведение.

Прежде чем дать характеристику обозначенным аспектам, хотелось бы прояснить возможность решения поставленной задачи. Как известно, понятие оптимальности связывается с выбором лучшего варианта из возможных. В этом контексте нам представляется, что выбор оптимального или лучшего возможен в рамках учебных курсов или терминологических стандартов из совокупности содержательно близких друг другу определений.

В научных исследованиях процедура выбора «лучшего» вряд ли может быть реализована, особенно если содержание определений, полученных теоретическим путем, носит разнонаправленный характер. Рассматривая корреляцию понятия документ с предлагаемыми археографическими терминами, мы видим корреляцию лишь в одном историко-археографическом направлении, что делает полученный термин узконаправленным. Что касается соотнесения содержания понятия документ с содержанием понятия документоведение, то, во-первых, это было бы возможно только в случае непротиворечивости определения самого документоведения, которое как формирующаяся дисциплина находится в состоянии самоопределения, и, во-вторых, понятие документ давно уже стало междисциплинарным, что предполагает наличие различных определений. Как представляется, научная дефиниция понятия документ, в отличие от прикладного понятия, является продуктом тех или иных теоретических представлений о нем и может быть связана исключительно с ними.

Теперь по существу поставленных задач. В одной из своих «ранних» документоведческих работ Ю. В. Нестерович отмечает, что определение документа как «материального объекта с информацией, закрепленной созданным человеком способом для ее передачи во времени и пространстве», ввиду отсутствия спецификации неконкретно, что, по его мнению, позволяет телевизор и компьютер отнести к документам [2. C. 338]. Выход из положения он видит в методологическом разделении понятия документ на «узкий» и «широкий» контекст. «Целесообразно, – отмечает автор, – образование широкого понятия документа, которое интегрировало бы узкие понятия документа, лишь в рамках системы документологических дисциплин, либо в рамках общей теории документа».

«Узкая» трактовка отличается от «широкой» наличием спецификации. К документоведческой спецификации Ю. В. Нестерович относит такие признаки, как наличие реквизитов, способность служить единицам документооборота, хранения, делопроизводства. Опираясь на данный подход, он предложил под документом понимать носитель документированной информации (имеющей социальную и правовую значимость) с реквизитами, служащий единицей документооборота (либо ведения делопроизводства) и единицей (либо элементом) системы хранения (либо фиксации) в органах власти и управления, государственных и общественных учреждениях (выражаясь на языке теоретической социологии – в социальных организациях и учреждениях) [3].

В другой работе в рамках документоведения Ю. В. Нестерович предлагает в качестве «оптимального» определение документа «как единицы (элемента) ведения делопроизводства в органах власти и управления, государственных, частнособственнических и общественных учреждений,
при том, что документ представляет собой специальный материал, взятый с нанесенным на него текстом (а также графическими, фото- и иными визуальными изображениями), который содержит информацию (сведения о различных событиях, явлениях, фактах, общественных связях и отношениях) и снабжен набором базисных реквизитов» [2. C. 346].

Недостаточность теоретической разработки понятия документ и связанных с ним других базовых понятий объясняется противоречивостью теоретического документоведения. И это вторая причина разработки новой концепции. В качестве объектов для анализа на непротиворечивость приведены общая теория документа, разрабатываемая автором данной статьи, и археографическая концепция В. П. Козлова. Скажем, негусто, с учетом того, что обе концепции находятся в стадии становления и вряд ли на их теоретическом потенциале можно «поставить крест».

Причина противоречий, по мнению Ю. В. Нестеровича, кроется в смешении двух теорий (подходов). Он считает, что документоведческая теория исходит из трактовки и документа, и текста как информации, что она рассматривает документ в его информационном и материальном единстве, опираясь на трехкомпонентную структуру документа (текст, реквизиты, материальный носитель). Документалистика, абстрагируясь от носителя информации как второстепенного аспекта изучения информационных образований, систем и процессов, представляет документ как документированную информацию, составными компонентами которого являются информация и метаинформация. Смешение конструктов информации и текста, документа и информации, сообщения и текста документа, информации и текста, очевидно, отмечает он, делает невозможным непротиворечивое построение теории документа [1. C. 28–29].

Данное утверждение, полагаю, нуждается в комментарии. Во-первых, ни теория документоведения, ни тем более документалистики не достигли до сих пор уровня развития, позволяющего сделать подобные выводы. Во-вторых, что касается соотнесения понятий документа и текста, то, как представляется, документ – это форма организации информационного процесса, в рамках которого текст – одна из форм представления информации, наравне с изображением и звукозаписью. Таким образом, они не противоречат друг другу, поскольку отражают различные аспекты и используются в теоретических построениях именно в контексте соответствующего им аспекта. Что касается утверждения о том, что документоведение рассматривает документ как статическое явление, а не как процесс, то приведенный выше авторский вариант определения документа как единицы процесса свидетельствует: Ю. В. Нестерович увязывает сущность документа с процессом делопроизводства. А что такое делопроизводство, как не процесс документирования управленческой информации?

Таким образом, предпосылки, выступающие обоснованием для разработки новой теории, выглядят малоубедительными. Вместе с тем объективные причины, побуждающие дальнейшее теоретическое исследование сущности документа, безусловно, есть. Сегодня уже стало очевидным, что раскрыть сущность явления, обозначаемого как документ, возможно лишь выйдя на более высокий уровень теоретического обобщения, раскрывающего содержание понятия документ как проявление более сложного информационного явления. До сих пор таким явлением выступала информация, ее материализованная форма. Однако сложность данного научного понятия, его многоаспектность и многозначность требуют поиска «промежуточного» понятия, охватывающего многообразие форм материализованной информации, к числу которых относится и документ. Нужно отметить, что попытки поиска такого обобщающего термина предпринимались и ранее. Так, например, в документалистике для этого предложен термин материализованная информация, под которой понималась информация, представленная с помощью соответствующего вещественно-энергетического субстрата [4.C. 58].

Анализ дефиниций понятия документ, предлагаемых Ю. В. Несте­ровичем, показывает эволюцию его представлений как о теоретической сущности документа, так и о методологии поиска этой сущности. Автор пытается определить документ не столько через раскрытие его структуры, хотя это тоже имеет место при определении документа как документированной информации с реквизитами, сколько через выявление информационного явления или объекта, частью которого выступает документ, способствующих раскрытию его сущности.

Иными словами, автор использует метод экспликации понятия документ. (Под экспликацией мы понимаем метод, когда уточняемое понятие или предложение – экспликанд – заменяется другим – точным, описанным в рамках некоторой математической или логико-математической теории понятием или предложением, которое характеризует определенные аспекты содержания уточняемого понятия или предложения [5. C. 206–207].) В качестве такового в первом определении выбран документационный процесс, а во втором – делопроизводственный процесс в органах власти и управления. Выбор документационного процесса в «широком» его смысле в качестве сущностного элемента (экспликата) дефиниции «документ» сложен тем, что сам процесс определяется как создание, движение и хранение документов. Видимо, это противоречие побудило Ю. В. Нестеровича к разработке нового теоретического понятия, характеризующего информационные объекты. Таким понятием стал продукт деятельности с закрепленной информацией.

Определение документа как продукта деятельности использовалось и прежде. Так, археография, пишет В. П. Козлов, имеет дело с документом (письменным, аудиовизуальным, электронным и др.) – зафиксированной различными способами на материальном носителе информацией, являющейся продуктом интеллектуальной деятельности человека [6. C. 11]; в теории социальных коммуникаций А. В. Соколов отмечал, что документы – это продукты социально-культурной деятельности [7. C. 2].

В предлагаемой автором концепции в качестве экспликата, как представляется, выбран продукт деятельности с закрепленной информацией. Идея выражения документа через продукт деятельности высказывалась
Ю. В. Нестеровичем и ранее. Так, в 2005 г. документ определялся им как продукт деятельности людей, представляющий собой специальный материал с нанесенным на него текстом (и различными визуальными изображениями), содержащим информацию [2.C. 339]. Новая концепция была призвана «оптимально коррелировать содержание понятий документа, текста, произведений и различных понятий, обозначаемых термоэлементом информация. Сущностной чертой концепции ПДЗИ в рамках документологии, по мнению автора, выступает то, что она базируется не на теории документа, а на теории процессов, осуществляемых с помощью ПДЗИ, а также на классификации не документов, а ПДЗИ.

В качестве базисного положения рассматриваемой концепции лежит процесс закрепления информации. К данному понятию автор концепции приходит через анализ понятия фиксирование (фиксация) информации как конструкта, получаемого методом идеализации. Понятие фиксации информации пришло из документалистики для обозначения процесса связи информации и материального носителя. Фиксирование (запись), т.е. перенос семантической информации на материальный носитель, играющий роль запоминающего устройства, осуществляется в виде букв и цифр, электромагнитных импульсов, пробивок, световых и цветовых сочетаний, разной формы штрихов. Позже понятие фиксирование было конкретизировано [8]. Под фиксацией понимался вид материализации, позволяющий потребителю информации повторно ее воспринимать [4. C. 58]. В дальнейшем это понятие нередко использовалось в конструировании содержания понятий документ и документирование.

В рассматриваемой концепции данное понятие получает дальнейшее развитие через сопоставление процессов фиксирования и записи, а также их результатов. Фиксирование информации определяется А. В. Соколовым как «процесс, в основе которого лежит прием сигналов (иначе – получение сообщений), их преобразование и закрепление на специальном материале и в техническом устройстве (материал и устройство, вследствие участия в этом процессе, становятся материальными носителями информации), нанесение и закрепление на них знакоконтинуумов» [9.C. 48], а «запись информации как процесс деятельности, в основе которого лежат прием сигналов, их преобразование и закрепление их фиксаций на специальном материале, в техническом устройстве (материал и устройство, вследствие участия в этом процессе следует характеризовать как МНИ [материальный носитель информации – Е. П.]), нанесение на МНИ знакоконтинуумов (текстов, графических изображений, символов) и одновременное закрепление их посредством некоторого агента информации (например, краски, клея)» [10. C. 140]. Разница между процессами фиксации и записи лишь в том, что запись определяется как процесс деятельности, в остальном, как представляется, определения совпадают. В социокоммуникациях, отмечает А. В. Соколов, используется процесс записи, и в качестве доказательства приводит: след на песке, оставленный человеком в том случае, если он не является результатом акта деятельности, неприемлемо характеризовать как результат записи информации.

В одной из статей процесс записи А. В. Соколов предлагает рассматривать как технический аспект документирования и документализации [10. C. 140], в другой отмечает, что в основе процессов документализации и документирования лежит процесс фиксации информации [9. C. 51]. В отличие от понятия фиксирование информации, пишет он, посредством понятия документализация удается охватить всевозможные информационно-документальные процессы, представляющие собой как фиксирование информации, так и фиксирование мыслительной деятельности индивидов, и составляющие основу производства различных продуктов культурной деятельности (создание документальных фильмов, книг, музейных экспонатов и т.д.) [Там же]. В результате фиксирования информации образуется «запись», в результате документализации – «документал».

Процесс документирования информации определяется А. В. Соко­ло­вым по-разному. В одной из своих работ он определяет документирование, «отталкиваясь от обобщения процессов и аспектов практики делопроизводства, как создание информации для выполнения ею определенных служебных функций». При этом процесс включения результатов документирования в документационную систему учреждения определяется как «документизация». Термин документированная информация, по его мнению, следует интерпретировать «как обозначение информации, создаваемой для выполнения определенных, главным образом, оперативных служебных функций, и документизации, являющейся результатом оформления произведенной записи, иначе – результатом составления текста документа и оформления других элементов его формуляра – реквизитов» [11.C. 44–45].

Не вполне понятно, к какому процессу отнесено записывание информации – к документированию или документизации, но судя по высказыванию, – ко второму. Поскольку всякий коммуникационный процесс происходит посредством тех или иных форм коммуникации, то под документированием А. В. Соколов понимает формирование коммуниката информационно-управленческого (административного) характера, под «документализацией» – коммуниката информационного и «мыслительного» характера, а под документизацией – соответствующее их письменное и иное оформление.

В другой работе А. В. Соколов меняет содержание понятия документирование, предлагая его определять как «процесс создания документированной информации посредством нанесения на специальный материал или техническое устройство знакоконтинуумов – текста, символов, изображений (составляющих текст и реквизиты документа), закрепления на нём фиксацией сигналов» [9. C. 53]. Результатом документирования выступает «предмет деятельности с текстом/изображением, предназначенный для выполнения служебных функций. В случае его включения в документацию учреждения он наделяется статусом «документа», в случае невключения – «документона», который определяется как недокументизированный результат документирования. Фальсифицированные документы, а также просроченные и вышедшие из документооборота, он обозначает как «псевдодокументы».

Ю. В. Нестерович указывает на различие между процессами фиксации информации, с одной стороны, и документированием и документализацией, с другой, поскольку последние, по его мнению, «включают не только фиксирование, но и, как правило, аналитическую и синтетическую обработку записи» [9. C. 52]. Иными словами, разница в том, что документ и документал содержат не запись информации, а сведения и данные. В другой своей работе он оперирует терминами документ и документальные материалы. Документальные материалы, отмечает автор, приемлемо трактовать как запись, либо предмет деятельности с документальной информацией, предназначаемую для выполнения общественно значимых функций и используемую в процессах общественной жизни [10. C. 144]. В той же статье в примечании Ю. В. Нестерович предлагает обозначать документальные материалы как документаты. Если такая запись либо предмет включены в документационно-информационную систему учреждения/организации, то они функционируют в качестве документа.

Как представляется, фиксация информации и её разновидности могут быть рассмотрены в двух аспектах: техническом и информационном. С технической точки зрения мы имеем дело не с информацией, а с физическим процессом и его модуляцией (под модуляцией в кибернетике понимают изменение параметров некоторого физического процесса (переносчика информации) в соответствии с текущими значениями передаваемого сигнала [12]. Полагаю, что в основе модуляции может лежать как код, так и программа, определяющая порядок модулирования процессов естественного отражения, в результате которой модулируется некоторая структура физического процесса или явления как частного случая процесса (электромагнитные и воздушные волны, процесс светоотражения). Использование в процессе модуляции некоего кода позволяет рассматривать данную физическую структуру в качестве информационной структуры.

Таким образом, информационный аспект заключается в том, что структура данного физического процесса модулируется нами для представления семантической информации на основе некоторой заданной программы. В качестве примера можно привести окраску стены и надпись, сделанную теми же красящими средствами на той же стене. Окрашенную стену мы идентифицируем как физический процесс нанесения вещества, имеющего определенные характеристики светоотражения, которые мы воспринимаем как определенный цвет. Окрашенная часть стены обладает лишь информацией о структуре красящего вещества. Во втором случае мы идентифицируем «частично» окрашенную стену не как физический, а как информационный процесс, где физическая структура на основе письма как модуляции и букв алфавита как кода организована для представления семантической информации.

Процесс фиксации информации традиционно определяется как закрепление во времени и пространстве. Такое определение явления фиксации необходимо, но недостаточно. Полагаю, что фиксация информации – это обеспечение физического процесса, выполняющего роль носителя информации, энергетическим потенциалом, позволяющим сохранять заданную в процессе модуляции структуру. В конечном итоге она обусловлена энергетическим потенциалом носителя информации. В случаях с волновыми носителями их энергетический потенциал не позволяет сохранять структуру длительно; в случае с материальными носителями ситуация иная. Поэтому процесс фиксации имеет место всегда, но при этом имеет место и процесс так называемого рассеивания, в ходе которого разрушается структура физического процесса и происходит утрата ее информационной составляющей.

В этом контексте след на песке есть лишь результат процесса физического взаимодействия тела и песка, иными словами, мы имеем дело с явлением отражения. Отраженный след содержит структурную информацию о размере ноги, весе человека, также как и поверхность подошвы ноги, но вот семантическая информация в этом физическом взаимодействии будет отсутствовать: отсутствуют процессы модуляции, не задан код. Другое дело, если след оставлен как знак, т.е. заранее был задан некий код, на основании которого была осуществлена модуляция, тогда его структура, благодаря модуляции и коду, приобретает информационное семантическое значение.

Информационный процесс, как известно, имеет место в биологической и социальной природе. Мы, безусловно, можем предложить термины, разграничивающие эти явления. Но вот идея разграничения процессов фиксирования информации и фиксирования «креативной мыслительной деятельности индивидов», и как их результат – разграничение записи и «документала», нам представляется дискуссионной. Запись, содержащая любую информацию, так же как и «документал», является результатом социального информационного процесса. Что касается противопоставления понятий запись, сведения, данные, то вряд ли оно возможно, поскольку предложенные термины отражают различные аспекты информационных явлений. Так, понятие запись свидетельствует о том, что имело место записывание (дискретное модулирование) информации с помощью заранее определенного репертуара символов (кода). Понятие записи логически связано с понятием регистрации, в ходе которой фиксируется непрерывный физический процесс (аналоговое модулирование). Понятие сведения характеризует тот факт, что информационное сообщение имеет определенную структуру, понятие данные является производным от понятия сведения и указывает на следующую степень семантической переработки сведений.

Связь документного статуса с процедурой регистрации, означающей включение объекта в некую систему, нам представляется оправданной. В рамках общей теории документа для определения объектов, содержащих информационное сообщение, но не включенных в информационную систему, нами используется понятие протодокумент. Какое из предлагаемых понятий «приживется», покажет время, но логика выделения данной категории понятна.

Другим важным положением выступает определение документа и других информационных объектов в качестве продуктов деятельности с закрепленной информацией. В рамках тех источников, с которыми мы ознакомились, Ю. В. Нестерович не дает определения ПДЗИ, однако использование в качестве его синонима термина фиксант[1. C. 29] позволяет рассматривать его в качестве обобщающего понятия для обозначения фиксированной на материальном и/или энергетическом носителе информации. В зависимости от специфики субстрата социоинформации, средств его создания и закрепления Ю. В. Нестерович выделяет пять уровней фиксантов:

первый – это континуум знаков/постсигналов, кодированных-декодированных, оцифрованных ансамблей сигналов, которые, по его мнению, в «научном дискурсе» обычно обозначаются как текст и изображение;

второй – это «знакоконтинуумы, постсигналоконтинуумы, автокодированные ансамбли сигналов, закрепленные на материальном носителе информации, передаваемые по техническому каналу связи». Такие предметы деятельности, как технические устройства (лазерный диск, магнитная кассета), в случае закрепленной на них информации становятся фиксантами второго уровня, кроме этого автор определяет второй уровень фиксантов как запись;

третий – это социоинформация, зафиксированная на традиционном материальном носителе информации, репрезентированная на экране дисплея посредством технического устройства;

четвертый – это знакоконтинуумы, (пост) сигналоконтинуумы в комплексе с содержащейся в них социоинформацией (но без материального носителя информации), которые Ю. В. Нестерович определяет как произведения;

пятый – составляет единство материального носителя информации, знакоконтинуума (постсигналоконтинуума) и социоинформации.

Автор разделяет фиксанты на два типа: традиционные и технотронные. Фиксанты, с третьего по пятый уровень, отнесены к технотронному типу.

В рамках классификации ПДЗИ документы, по его мнению, выступают разрядом, выделяемым при классификации фиксантов в соответствии с критерием выполняемых фиксантом специфических функций в общественной жизни [1. C. 32]. В данном контексте документ рассматривается как ПДЗИ, выполняющий оперативные служебные функции в деятельности учреждений, оперативные нормотворческие, нормативно-правовые, нормативно-инструктивные, специализированно-регулятивные, удостоверительно-подтвердительные, манифестирующие функции в общественной жизни. К другим классификационным разрядам Ю. В. Нестерович отнес документальные и нарративные материалы, правовые акты. Разница между документом и записью – в выполняемых ими функциях.

Существенным шагом вперед можно считать поиск «наддокументального» термина, объединившего документные, протодокументные, а возможно, и иные формы материальной организации информации. Насколько данный термин способен стать таковым, покажут его дальнейшая разработка и научная критика.

Как следует из понятия документ, основным методологическим подходом в определении его содержания выступает функциональный подход, основанный не на внутренних, сущностных свойствах объекта, а на его внешних свойствах. Функциональный подход характерен для археографии и архивоведения, где решение о хранении и публикации документа принимается в зависимости от тех функций, ради которых он создан и которые может реализовать. Возможно, что для определения простых объектов достаточно указать их функцию, например, стул – это то, на чем сидят, но вот уместен ли данный подход в случае с понятием документ? Полагаю, что определение документа через перечисление далеко не бесспорных функций вряд ли уместно, поскольку выполняемые документом функции могут быть реализованы другими объектами, созданными человеком и не являющимися документами. Так, например, функцию удостоверения может выполнить пломба или печать, висящая на двери кабинета и не являющаяся документом. При этом, наверное, все согласятся с тем, что пломба никогда не будет ни объектом архивирования, ни археографирования.

Не вполне понятно, какие из перечисленных функций выполняет произведение Л. Н. Толстого «Война и мир». И, соответственно, обладает ли толстовский «продукт деятельности» документным статусом? Помимо понятия документа, Ю. В. Нестерович использует понятия нарративный материал, правовой акт, которые наряду с документом определяет в качестве единиц описания документально-фиксационных процессов. Судя по выделенным автором функциям и разрядам, под документом он подразумевает административный (управленческий) документ, лишая другие информационные объекты документного статуса.

Достаточно спорным выглядит утверждение Ю. В. Нестеровича, что применение в документационной науке иерархических классификаций ведет к противоречиям. Иерархические классификации, направленные на выявление сущности документальных явлений, в отличие от типологических (типология, отмечает В. С. Швырев, весьма важная форма научного знания, широко применяется в науках, еще не выработавших достаточно развитого теоретического аппарата и сталкивающихся, прежде всего, с задачей – охватить и ассимилировать многообразие эмпирического содержания [13. C. 5]),
в задачу которых входит максимально широкий охват и учет эмпирических аспектов документных форм, являются более сложными. Они, в отличие от типологических классификаций, возникают на достаточно высоком уровне теоретического знания. Таким образом, противоречивость современных иерархических классификаций свидетельствует о недостаточной разработанности сущности явления и, как следствие, – классификационных признаков.

Подводя предварительные итоги, можно отметить, что появление концепции связано с поиском сущностных основ документальных явлений, направленных на поиск «звена», связывающего информацию и документ. В качестве методологического основания выбран комплексный синтаксическо-функциональный подход. В его рамках материализованные информационные объекты, определяемые как продукты деятельности с закрепленной информацией, на основании способа фиксации, материального носителя и знаковой природы разделяются на разряды, а те в свою очередь определяются в зависимости от выполняемых ими функций. Данная концепция, по сути, воспроизводит методологический подход, выработанный еще в документалистике, предлагающей рассматривать «всякий документ с точки зрения носителя, способа фиксации и выполняемых им функций» [8.C. 68]. Концепция ПДЗИ определяется автором как документологическая, что создает предпосылки для формирования документологии как научного направления наравне с документоведением и другими дисциплинами данного цикла. В этом Ю. В. Нес­терович реализует идею преемственности документалистики и документологии, высказанную в свое время Ю. Н. Столяровым [14].

Что касается «отсутствия непротиворечиво разрабатываемой теории документа» как предпосылки для разработки ПДЗИ, то проведенный нами анализ концепции не позволяет, на наш взгляд, наделить ее качеством непротиворечивости. Другой задачей, которая должна быть решена в ходе разработки концепции, выступала экспликация понятия документ. Полагаем, что выбор ПДЗИ в качестве экспликата возможен, если автор обоснует его способность раскрыть сущностные черты документа как явления, определяющие его теоретическое и прикладное использование.

В заключение хотелось бы остановиться на проблемных вопросах, рассмотрение которых помогло бы Ю. В. Нестеровичу достичь поставленных задач.

В первую очередь это касается историографии проблемы. Автор, в рамках документалистики, пунктирно касается лишь работ Г. Г. Воробьева, оставляя за рамками комплексный анализ других концепций и теорий.

Во-вторых, слабо соотнесены между собой предлагаемые автором терминологические ряды. Это ряд, обозначающий процессы: фиксирование, закрепление и документирование информации, документизация и документализация, и ряд, обозначающий результаты этих процессов: продукт деятельности с закрепленной информацией, запись, документ, документал, документон, документальный материал, документат, псевдодокумент, а также фиксант, фиксион, фиксициент. Не вполне понятен контекст такого термина как агент информации, молчат научные словари и по поводу терминов знакоконтинуум, (пост) сигналоконтинуум, знако/постсигнал. Именно от содержания будет зависеть успех введения их в научный оборот.

В-третьих, не вполне определен статус документа. В одной из своих работ Ю. В. Нестерович отмечает, что документ одновременно выступает как предмет деятельности и как средство фиксации информации [2. C. 339], которым, как представляется, выступает ее модуляция, имеющая формы записи и регистрации на основе заранее определенной программы.

В-четвертых, комплексно оценить данную концепцию представляется возможным после функционального определения других разрядов ПДЗИ. Противоречивым выглядит тезис о том, что к фиксантам не относимы надписи, т.е. социоинформация, нанесенная на продукты, предметы, объекты деятельности, при этом Ю. В. Нестерович отмечает, что отображение события может быть зафиксировано посредством вещественных знаков (предметных символов) [1. C. 29, 30]. Действительно, предметы, использующиеся для передачи информации, могут быть интерпретированы как предметы деятельности с закрепленной информацией. При этом деятельность может рассматриваться достаточно широко и включать не только их изготовление,но и сбор, обработку, коллекционирование и т.д. В этом аспекте экспонатыминералогического музея и жираф в зоопарке могут рассматриваться как ПДЗИ, поскольку в обоих случаях имела место деятельность по сбору и содержанию. Что касается надписей, то они, как продукт информационной деятельности, могут быть классифицированы как отдельный разряд фиксантов.

Каков методологический потенциал новой концепции, пока определить сложно. Необходимо решить вопрос с обозначенными противоречиями. Критерием методологической эффективности концепции может выступать ее способность выполнять типичные для теории функции: объяснительную, прогностическую и методологическую. В заключение хотелось бы пожелать Юрию Владимировичу Нестеровичу творческих удач.

Список источников

1. Нестерович Ю. Концепция и классификация продуктов деятельности с закрепленной информацией // Термiнологiя документознавства та сумiжних галузей знань : зб. наук. праць / Киiвський нац. ун-т культури i мистецтв; iн-т державного управлiння. За заг. ред. В. В. Бездрабко. – Киïв : Четверта хвиля, 2009. – Вип. 3. – С.28–39.

2. Нестерович Ю. В. Этюд по экспликации понятия документа в рамках документоведения // Документация в информационном обществе: административная реформа и управление документацией : докл. и сооб. на 11-й Междунар. науч.-практ. конф. 23–25 нояб. 2004 г. / Росархив. ВНИИДАД. – Москва, 2005. – С. 337–347.

3. Нестерович Ю. К вопросу о дефиниции понятия документа в рамках документоведения // Архiвознавство. Археорграфiя. Джерелознавство : мiжвiд. зб. наук. пр. – Киïв, 2005. – Вип. 7 : Архiвна наука та наука в архiвах. – С. 48–52.

4. Бирюков Б. В., Воробьев Г. Г. Тезаурусный подход к коммуникативным процессам и документальная информация // Информация и управление: философско-методологические аспекты. – Москва : Наука, 1985. – С. 47–68.

5. Бирюков Б. В. Кибернетика и методология науки. – Москва : Наука, 1974. – 414 c.

6. Козлов В. П. Теоретические основы археографии с позиций современности // Отеч. архивы. – 2001. – № 1. – С. 10–33.

7. Соколов А. В. Эпистемология документа (методологический очерк) // НТИ. Сер. 2. – 2009. – № 3. – С. 1–12.

8. Воробьев Г. Г., Канцлерис А. Ю. К определению понятия «документ» // Сов. архивы. – 1972. – № 2. – С. 67–69.

9. Нестерович Ю. К построению логически непротиворечивой теории документа // Термiнологiя документознавства та сумiжних галузей знань: Зб. наук. прац / Киïв. нац. ун-т культури i мистецтв; ф-т державного управлiння. За заг. ред. В. В. Бездрабко. – Киïв, 2007.
С. 46–54.

10. Нестерович Ю. В. К построению теории документа: корреляция понятий записи, документа и документального материала // Документация в информационном обществе: управление документацией как сфера профессиональной деятельности : док. и сооб. на 14-й Междунар. научн.-практ. конф. 20–21 нояб. 2007 г. / Росархив. ВНИИДАД. – Москва, 2008. – С. 137–148.

11. Нестерович Ю. В. Эскизы по экспликации понятия документированной информации // Документ в системе социальных коммуникаций : сб. мат. 3-й Всеросс. науч.-практ. конф. с межд. участием. – Томск : Томск. гос. ун-т, 2008. – С. 43–45.

12. Модуляция // Словарь по кибернетике / под ред. В. М. Глушко. – Киев, 1979. – С. 334.

13. Швырев В. С. К анализу категорий теоретического и эмпирического в научном познании // Вопр. философии. – 1975. – № 2. – С. 3–14.

14. Столяров Ю. Н. Взлет и падение документалистики // НТИ Сер. 1. – 2005. – № 3. – С. 1–3.

  
На главную