НИР И НИОКР В БИБЛИОТЕКАХ
НАША ПРОФЕССИЯ
От редакции. Уважаемые
коллеги! В этом номере мы начинаем публикацию серии статей А. В. Соколова,
посвящённую памяти профессора О. П. Коршунова (1926–2013). Серия
состоит из четырёх статей, в которых последовательно рассмотрен вклад
О. П. Коршунова в развитие отечественного библиографоведения.
УДК 01
А. В. Соколов
Парадигма О. П. Коршунова.
Статья первая.
Понятие
библиографической парадигмы
Серия из четырёх
статей посвящена определению вклада профессора О. П. Коршунова в
развитие отечественного библиографоведения.
Представлена динамика движения библиографоведческой
мысли в последние десятилетия, систематизированы общетеоретические концепции,
выдвинутые отечественными библиографоведами. В качестве методологического
инструмента использован парадигмальный подход, основанный на понятии «библиографическая
парадигма».
В первой статье раскрыта общенаучная трактовка
понятий «парадигма», «отраслевая парадигма» и «библиографоведческая парадигма»;
изложены взгляды В. А. Фокеева на классификацию библиографоведческих
парадигм.
Ключевые слова:
библиографоведение, библиографоведческая парадигма, О. П. Коршунов,
В. А. Фокеев, документоцентристская концепция, интернетоцентристская
концепция.
Цель серии из четырёх статей – раскрыть вклад Олега Павловича Коршунова
(1926–2013) в развитие отечественного библиографоведения.
И для этого нужно проследить динамику движения библиографоведческой мысли в
последние десятилетия, систематизировать общетеоретические концепции, выдвинутые
коллегами и учениками О. П. Коршунова, выявить актуальные проблемы
библиографической науки. Для решения этих нетривиальных задач требуется
методологический инструмент. В качестве него я намерен использовать
парадигмальный подход, основанный на понятии библиографическая парадигма. Это понятие впервые фигурирует в библиографоведческой
литературе, поэтому необходимо раскрыть содержание этого неологизма.
Понятие библиографоведческая парадигма. Нельзя сказать, что термин
парадигма редко встречается в
библиографоведческой литературе. Напротив, наши историки и теоретики,
анализируя развитие библиографической мысли, появление новых концепций
библиографии и т.п., охотно используют это древнегреческое слово. Правда, парадигма употребляется как общенаучный
термин, аналогичный теории или концепции, а не как термин отраслевого
языка.
Видимо, по этой причине в капитальном терминологическом словаре В. А. Фокеева
по библиографоведению и информатике парадигма
трактуется только в лингвистическом ключе как «полный набор (полная система)
словоизменительных форм одного и того же слова, образующий конкретную область
знания» [1. С. 269].
Мы же понимаем парадигму
как одну из характеристик исторически сложившегося библиографического социального института (БСИ), который включает
пять функционально-специализированных подсистем: практика – образование – наука
– управление – отраслевая коммуникация. БСИ мыслится как системное единство основополагающих смыслов (целей, знаний, методов),
целенаправленно действующих профессионалов и соответствующих материально-технических
средств.
Наглядным проявлением системного единства БСИ является общность языка – отраслевой
терминологии, которой пользуются, понимая друг друга, библиографы-практики,
педагоги, учёные-библиографоведы, управленцы и журналисты.
Но общности языка недостаточно, нужна общность смыслов, которые понимаются, переживаются, используются
всеми субъектами библиографической отрасли. Эта смысловая совокупность,
представляющая собой словесно выраженное профессиональное самосознание, является
отраслевой парадигмой. Источник
адекватного выражения профессионального самосознания – отраслевая наука – библиографоведение.
Если обратиться к публикациям по философии и методологии науки,
легко установить, что парадигма –
одна из центральных категорий в научно-методологическом дискурсе. Более сорока
лет тому назад её ввёл в научный оборот американский науковед Томас Кун
(1922–1996), автор книги «Структура научных
революций» (1972), где была обоснована идея развития научного знания не методом
постепенного накапливания фактов и концепций, как считалось ранее, а
скачкообразно, путём смены научных парадигм.
По определению Т. Куна, парадигма
(греч. пример, образец) – это
«признанные научные достижения, которые в течение определённого времени дают
модель постановки проблем и их решений научному сообществу» [2. С. 11].
Парадигма пользуется всеобщим признанием в некоторый период
«нормальной науки», затем начинают проявляться свойственные ей ограничения,
возникает кризисная ситуация, которая завершается научной революцией – становлением новой парадигмы (более подробно
см.: [3. С. 90–107]).
Отталкиваясь от изложенных научно-методологических положений,
примем следующее определение библиографоведческой парадигмы: Библиографоведческая
парадигма – выраженные отраслевыми
терминами общепризнанные смыслы библиографического социального института в
данный период времени.
Структурными составляющими
парадигмы являются смыслы трёх родов:
кредо профессии –
ценности, цели и мифологические образы, направляющие деятельность субъектов БСИ
независимо от их функциональной специализации;
теоретическое ядро, отражающее
профессиональное библиографическое мировоззрение и включающее: а) идентифицирующий
данную парадигму концепт (категорию) –
«понятие, выражающее (и вместе с тем обозначающее)
сущность какой-либо научной или философской теории» [4. С. 410]; б) научные
понятия, обозначающие объект, предмет, принцип отграничения библиографических
явлений; в) методологические подходы, используемые в исследовательском
процессе;
технические средства и
организационные решения, применяемые субъектами БСИ в практической деятельности.
Перечисленные парадигмальные составляющие служат ответами на главные вопросы научного познания: зачем (почему) нужна библиография?
– см. кредо профессии; что есть библиографическая
наука? – см. теоретическое ядро парадигмы; какие факторы воздействуют на БСИ? – см. техника и организация.
Общепринятые сегодня ответы на вопросы зачем? что? как? образуют содержание научной парадигмы (шире –
профессионального библиографического сознания), а их изменения показывают
динамику развития библиографоведческой мысли.
Мне не удалось обнаружить публикации, специально посвящённые
парадигмальному подходу в методологии библиографоведения. Однако наши историки
библиографии и библиографической науки, как правило, не используя термин парадигма в методологическом значении,
фактически различали периоды господства различных парадигм, их последовательную
смену и детально описывали эти явления. Можно сказать, что парадигмальный
подход практикуется в нашем библиографоведении на интуитивном уровне. Впрочем,
есть исключения.
Привлекает внимание новаторское выступление Валерия Александровича
Фокеева. Ещё в 2010 г. он выдвинул идею о последовательной смене библиографических парадигм,
соответствующих периодам эволюции библиографической практики и библиографической
мысли и детерминирующих «методологические подходы, исследовательские методы,
методы практической работы» в данный исторический период [5. С. 152].
В. А. Фокеев различал три парадигмы:
научно-книговедческую,
господствовавшую в XIX–начале
ХХ в., которая представляла библиографию как «науку, особое
самостоятельное или вспомогательное знание о книгах, выражающееся в их
описании»;
вспомогательно-идеологическую
(1920 – первая половина 1980-х гг.), в которой библиография рассматривалась
как «область идейно-воспитательной и научно-вспомогательной деятельности,
средство ценностной ориентации в книжном мире, руководство чтением,
содействующее социальному управлению, удовлетворению контролируемых партийными
и государственными органами читательских интересов и потребностей»;
информационно-деятельностную
(середина 1970-х – начало XXI в.), утвердившуюся в результате
научно-революционного переворота библиографической мысли и воспринимающую
библиографию как «область информационной деятельности, основной общественной
функцией которой является целенаправленная передача читателям информации о
произведениях печати».
В настоящее время, как прогнозировал В. А. Фокеев,
формируется постнеклассическая парадигма.
Он хорошо уловил и зафиксировал ценностно-целевые и мировоззренческие
особенности различных периодов в истории отечественной библиографической мысли,
поэтому мы считаем Валерия Александровича первооткрывателем парадигмального
подхода в библиографоведении.
Другой пример использования парадигмальной методологии – исследование
Е. А. Плешкевича, посвящённое формированию и развитию документального
подхода в библиотековедении и библиографоведении [6].
В этом исследовании рассматривается переход «от книговедческой к документальной,
а впоследствии к информационной научным парадигмам, когда вместо понятия
“книга” сначала в качестве обобщающего, а потом и сущностного начинает использоваться
понятие “документ”» [7. С. 3].
Движение библиографоведческой мысли не является прямолинейным и
логически корректным, напротив, оно непредсказуемо и противоречиво. На фоне
социально-исторических катаклизмов происходит смена поколений библиографоведов
и господствующих научных школ, конкурируют концепции библиографии, выдвинутые
разными авторами, количество которых стремительно возрастает. Достоинство
парадигмального подхода, концентрирующего внимание на аксиологических,
теоретических, методологических достижениях научных школ и индивидуальных
концепций, заключается в том, что он позволяет выявить изменения научной
рациональности, практикуемой в тот или иной период времени.
В 1989 г. выдающийся отечественный философ-науковед академик Вячеслав
Семёнович Стёпин высказал идею существования и смены в научном познании трёх
типов рациональности: классической, неклассической и постнеклассической [8]. Он разграничил различные типы
рациональности следующим образом.
Классическая рациональность
достаточна для познания объектов, представляющих собой простые системы;
неклассическая рациональность нужна для освоения сложных саморегулирующихся
систем; постнеклассическая рациональность требуется при изучении сложных
саморазвивающихся систем. Важной характеристикой научной рациональности
являются ценностно-целевые установки, которыми руководствуется исследователь и
которые соответствуют научной парадигме, принятой в данную эпоху.
Характеризуя классическую методологию, В. С. Стёпин
отмечал: «На этапе классической науки доминировал идеал, согласно которому
объяснение и описание должны включать только характеристики объекта. Отклонение
от этих норм воспринималось как отказ от объективности знания…. В качестве
главных требований обоснования теории выдвигались два принципа: подтверждение
теории опытом и очевидность (наглядность) её фундаментальных постулатов. Основным
методом построения теории полагалось обобщение опытных фактов» [9. С. 187, 188].
Библиографы-практики и учёные-книжники XIX – первой половины ХХ в. (до
1980-х гг.) оперировали, согласно нормам историко-филологической
методологии, эмпирически данными книжными фондами и потоками, которые легко
поддаются опытному изучению и не требуют абстрактного моделирования. Научное
знание концентрировалось вокруг концепта Книга,
поэтому парадигму классической библиографоведческой рациональности резонно
именовать книгоцентристской.
Книгоцентристская парадигма охватывает научно-книговедческую и
вспомогательно-идеологическую парадигмы, выделенные в периодизации В. А. Фокеева.
В эмпиризме рациональности этого типа заключаются, с одной стороны,
непреходящее практическое значение, с другой – теоретическая слабость,
обусловившая наступление неклассической рациональности, культивирующей иные
идеалы научного познания.
Особенности неклассики В. С. Стёпин
раскрывает следующим образом: «В противоположность идеалу единственно истинной теории,
укореняется норма, допускающая альтернативные теоретические описания одной и
той же реальности, в каждом из которых может содержаться момент объективно-истинного
знания» [9. С. 190]. Эту
неклассическую норму охотно взяла на вооружение общая теория библиографоведения,
которая насчитывает сейчас около десятка конкурирующих концепций библиографии [10].
Далее В. С. Стёпин отмечает принципиально новый,
альтернативный классическому, способ построения теории, основанный на
гипотетических предположениях и абстрактных моделях. Принцип обоснования теории
опытом сохраняется как нормативное требование, но он уже не сводится к
подтверждению предсказаний теории опытными фактами. Идеал совершенства теории
заключается в возможности «на основе небольшого числа принципов объяснить
расширяющийся массив разнородных явлений, связывая в единой системе
теоретического описания и объяснения и такие области опыта, которые могли
казаться несовместимыми до создания теории» [9. С. 191].
В библиографоведении неклассические воззрения, утвердившиеся в
результате научно-революционного переворота библиографоведческой мысли в
середине 1970-х гг., базировались на концепте Документ, что позволяет середину 1970-х – конец XX в. назвать документоцентристской парадигмой.
В. А. Фокеев и Е. А. Плешкевич, учитывая
широкое использование в неклассическом библиографоведении методологии информационного
подхода, именуют
документоцентристскую парадигму «информационно-деятельностной».
Классическая рациональность никогда не оперировала информационными
моделями и прочими информационными понятиями, которые заняли центральное место
в неклассических концепциях библиографии. Что касается профессионального кредо,
то обратим внимание на то, что в отличие от книгоцентристской парадигмы,
акцентировавшей просветительские цели и ценности, документоцентристская
парадигма отдаёт приоритет не цели, а средству и во главу угла ставит
информационные технологии, которые на практике могут использоваться по-разному.
В XXI в. Интернет, дистанционный доступ к электронным информационным
ресурсам, интерактивный диалог существенно преобразили библиографическую
практику и бросили вызов библиографической теории. Всемирная сеть стала
центральной магистралью, ведущей человечество в информационное общество.
Интеграционные тенденции библиографической и информационной
деятельности позволяют констатировать наступление интернетоцентристской парадигмы в современном библиографоведении.
Итак, различные типы научной рациональности связаны с траекторией
движения библиографоведческой мысли следующим образом:
- классическая рациональность – книгоцентристская парадигма, включающая
просветительскую (научно-книговедческую) и советскую (вспомогательно-идеологическую)
версии;
- неклассическая рациональность – документоцентристская и интернетоцентристская
парадигмы, основанные на информационно-технологических методологиях;
- постнеклассическая рациональность – гипотетическая постбиблиографическая
парадигма.
Олег Павлович Коршунов в своём научном творчестве не обращался к
парадигмальному подходу, но именно он сыграл главную роль в становлении
документоцентристской парадигмы и распространении неклассической рациональности
в отечественном библиографоведении. В следующих статьях рассмотрим, как это
произошло.
Список источников
1. Фокеев В. А. Библиографоведение. Информатика :
терминолог. слов. – Москва : Литера, 2009.
2. Кун Т. Структура научных революций. – Москва : АСТ, 2009.
3. Ярошенко Н. Н. История и методология социально-культурной
деятельности. – Москва : МГУКИ, 2013.
4. Лебедев С. А. Философия науки: краткая энциклопедия
(основные направления, концепции, категории). – Москва : Академический проект,
2008.
5. Соколов А. В., Фокеев В. А. Библиографоведение.
Terraincognita.
Диалог о библиографической науке : науч.-практ. пособие. – Москва : Литера,
2010.
6. Плешкевич Е. А. Документальный подход в библиотековедении
и библиографоведении: этапы формирования и направления развития. – Москва :
Пашков дом, 2012. – 308 с.
7. Плешкевич Е. А. Документальный подход в библиотековедении
и библиографоведении: этапы формирования и направления развития : автореф.
дисс. … доктора пед. наук. Специальность 05.25.03. – Казань : КазГУКИ, 2012.
8. Стёпин В. С. Классика, неклассика, постнеклассика:
критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура : коллектив.
моногр. / отв. ред. Л. П. Киященко, В. С. Стёпин. – Санкт-Петербург
: Мир, 2009. – С. 249–295.
9. Стёпин В. С. Исторические типы научной рациональности //
Стёпин В. С. Цивилизация и культура. – Санкт-Петербург : СПбГУП,
2011. – С. 163–207.
10. Соколов А. В. Теория библиографии в лабиринте концепций
// Мир библиографии. – 2009. – № 4. – С. 9–20.
|
