УДК 028.1

Таращенко А.А.

Cпецифика работы с читателями исправительных учреждений.
На примере библиотеки учреждения ИЗ-66/1 г. Томска.

Социально-психологические особенности
преступников, отраженные в литературе особого рода

За время работы в библиотеке исправительного учреждения мне пришлось столкнуться со многими проблемами. Наиболее важные из них, как мне кажется, представляют интерес и дают пищу для размышления библиотечным работникам в целом.

Что же это за проблемы? Первая и, на мой взгляд, главная — это место культуры в учреждениях данного типа. С чем же ее, культуру, выражаясь соответственно случаю, едят в исправительных учреждениях? Дело в том, что культура в целом или в любых своих проявлениях в данных местах отсутствует вовсе. Закономерно спросить: "А что же присутствует?". Ведь образовавшийся вакуум должно что-то заполнять. А заполняют его явления, которые описаны Львом Самойловым в статье "Путешествие в перевернутый мир" [1]: «В зоне ряд экзотических явлений характеризует первобытное общество. Обряды инициаций — у уголовников это "прописка", табу — по лагерным нормам "заподло", наколки — символы принадлежности к определенному племени... Несколько бранных слов выражают сотни понятий и надобностей... Крайняя суеверность — элементы первобытной религии»". Присутствуют в этой суррогатной культуре и своя тюремная графика, свои источники письменности и устного тюремного творчества: сказки в стихотворной форме, песни, рассказы в стихах, "аргоризмы" блатного мира, коротенькие молитвы. Вся эта "литература" кочует из камеры в камеру от заключенного к заключенному, от "учителя" к "ученику", от пахана к малолетке, являясь своеобразным учебником жизни.

Обратимся к тюремному фольклору, как яркому источнику субкультуры, с одной стороны, и как к незаменимому документу, определяющему личностные особенности данной категории (скажем здесь — моих читателей), с другой.

Попробуем проанализировать самую объемную часть этой литературы — стихотворную.

Велик ли "мир уголовной лирики"? Отбрасывая то, что повторяется, можно выделить как основной массив 150—200 стихотворений, безымянных, ставших хрестоматийными. Их тематика:

• плач о себе, о горькой своей судьбе, о роковом ее предначертании;
• тоска по воле, прежней жизни, дружкам и подружкам;
• проклятие "ментам", зоне, тюрьме;
• одурачивание "ментов" и "дубаков";
• убийство и самоубийство, чаще первое;
• тюремный быт, тюремные "радости";
• прославление воровских "подвигов";
• побег, с обязательной поимкой и смертью;
• поиск добра и зла (здесь часто появляется образ Ленина, почти всегда как канонизированного святого, жертвы подлости человеческой и роковой судьбы);
• любовь к девчонке, той, что осталась на воле и дружка своего не ждет; или любовь к той девчонке, что сидит в соседней камере, сострадание и жалость к ней;
• расплата за измену;
• обращение к матери, единственному человеку, который любит и преданно ждет;
• крутая эротика.

Основные мотивы уголовной лирики, пронизывающие всю тематику — сознание своей исключительности, противопоставление себя окружающему миру. И рядом с этим — сознание униженности положения, отверженности. Отсюда же вытекает мотив обиды на весь мир, чувства безысходности, невозможности изменить судьбу; жалость к самому себе и себе подобным.

Более трети всех стихов посвящены любви к женщине, изменам, коварству, алчности, лживости второй половины рода человеческого. Единственное исключение из их числа — это мать. "Культ матери, — отмечал В. Шаламов в "Очерках преступного мира" [2], — у воров связывают обычно с сентиментальностью преступников. В действительности, этот культ матери — своеобразная дымовая завеса, прикрывающая неприглядный воровской мир. Культ матери, не перенесенный на жену и на женщину вообще, — фальшь, ложь. Отношение к женщине — лакмусовая бумажка всякой этики... именно культ матери, сосуществующий с циничным презрением к женщине, сделал Есенина... столь популярным автором в уголовном мире". Сентиментальное отношение воров к поэзии, по Шаламову, не что иное, как "сентиментальность убийцы, поливающего грядку с розами кровью своих жертв".

Циничное отношение к женщине проявляется, на мой взгляд, не от сознания низменности женских качеств, а от того, что уголовники, несмотря на чувство своего некоторого превосходства над женщинами, все-таки вынуждены в очень громадной степени зависеть от них. Отсюда их "эротическое творчество" пронизано цинизмом в такой страшной и грубой форме, в какой не проявляется в любой другой тематике, даже если это проклятие тюрьме, судьям, прокурорам и т. п. Нет сомнения, что вся эта, по выражению заключенных, "порнуха" призвана удовлетворять самые низменные инстинкты ее читателей. У неподготовленного человека она может вызвать шок. Но это самое яркое, чем может похвастаться тюремный фольклор.

То же самое можно сказать о мотиве дружбы и товарищества.

В некоторых стихах есть попытка затронуть философские темы — о добре и зле, о поисках смысла жизни. Это самое убогое, что создано уголовной лирикой. Слабые, никчемные попытки вырваться из собственного узкого субъективного мирка, безжизненные строчки, свидетельствующие о неразвитости ума, отсутствии элементарной логики.

Уголовные стихи скорее оправдывают жизненную философию, дурные поступки авторов (даже в отношении тех, кто делает им добро), чем являются поисками смысла жизни.

Тюремное литературное творчество ждет своих исследователей, своего В. Даля.

Приведенная краткая характеристика тюремного фольклора дает возможность аргументированно ответить на вопросы: каким потребностям он отвечает и как с ним соперничать библиотеке?.

Уголовная лирика, скорее, обращена к инстинктам, чем к сознанию, чувствам, разуму. Образно говоря, это или вой одинокого волка на луну (утоление эмоционального и сенсорного голода в особой форме), или рев быка, которого слишком долго держат под замком (утоление сексуального голода).

Отсюда можно сделать интересный вывод, что равноценной замены тюремному фольклору нет, даже с учетом всего многообразия мировой литературы, как художественной, так и научной. Слишком уж специфичны его функции. Тюремный фольклор — это такая же принадлежность тюрьмы, как решетки на окнах, матерные окрики и т. д. и т. п. Недаром, при освобождении, прощаясь со своим прошлым, бывшие узники закидывают в угол и тетрадки с тюремными стихами.

Даже беглый обзор тюремного фольклора как литературы особого рода подтверждает многотомные выкладки ученых по криминологии, в области юридической и социальной психологии, рассматривающих различные аспекты личности преступника. В самом деле, в документах тюремной лирики отражены иррационализм, цинизм, насилие данной социальной прослойки, ее плохая социальная приспособляемость и общая неудовлетворенность своим положением в обществе, сниженный контроль за своим поведением, эмоциональная незрелость, оценка ситуации на основе личных переживаний, обид, проблем, желаний. Сегодня мы все озабочены проблемами растущей преступности, и каждому из нас небесполезно знать, что она из себя представляет изнутри.

Психологические особенности личности преступника можно рассматривать как предрасположенность к совершению преступления, т. е. как свойства индивида, понижающие криминогенный порог. Важное место в мотивировке преступного поведения занимают также нравственные нормы и ценности. Бездуховность современного общества породила основное заболевание нашего времени — отсутствие нравственных ценностей. Оно определяется как аномия, как осознание бесполезности человеческой жизни, пустоты, безнадежности, отсутствия чего-либо, во что можно верить и чему можно быть преданным.

Пока ликвидация преступности является прерогативой не столько общества, сколько людей в форме, основная воспитательная работа не будет выходить далеко за рамки ходячего в тюрьме выражения: "Влупидол с повторином по 4 дубинки в день".

У нас в стране пока не существует ассоциаций по социальной реабилитации и помощи заключенным, в которую за рубежом входит общественность и только общественность, включая и библиотечных работников.

На международном уровне существует специальная рабочая группа по библиотечному обслуживанию тюрем при Международной библиотечной ассоциации.

На Генеральной конференции ИФЛА во Франции в августе 1989 г. рассматривался вопрос "Тюремное библиотечное обслуживание. Настоящие положения и перспективы в XXI веке". Таким образом, во всем цивилизованном мире уже осознали, что одно из лучших, самых безболезненных и эффективных средств предотвращения преступности — развитие и обогащение духовной культуры человека. И все социальные институты работают в этом направлении.

Социальная адаптация посредством чтения

Интерес заключенных к тюремному фольклору вовсе не означает, что данная социальная группа не нуждается в учреждениях культуры, в частности библиотеках. По мнению зарубежных исследователей, не менее 80% заключенных читают книги. По данным опросов в нашем следственном изоляторе — 82,6%.

Чтобы представить, что читают за колючей проволокой, предлагаю посмотреть результаты анализа заказов на литературу в 1995 г.

Спрос представлен по тематическим комплексам (табл. 1, 2). Некоторые специфические определения тем читателями (о насилии, исповедальная проза бывших преступников, толстые романы) в таблицы не включены (их около 2%). Художественная литература составляет 77% от всей заказанной.

Таблица 1

Количество заказов на художественную литературу по тематическим комплексам
в процентах к общему числу заказов

Развлекательная литература		Серьезная литература
Детективы	24,3	Историческая	13,2
Фантастика	11,2	Классика	7,8
Приключения	4,4	Современная проза	3,2
Ужасы	4,2	Жизненная проза	2,7
Сказки	0,8	Поэзия	2,3
Пиратские романы	0,5	О любви	1,8
Эротика	0,5	Военная проза	0,5
		Маринистика	0,1
		Деревенская проза	0,1
Всего	45,9	Всего	31,7

Таблица 2

Количество заказов на отраслевую литературу по тематическим
комплексам в процентах к общему числу заказов

Юридическая	14,0
Естественнонаучная	2,3
Паранормальные явления (все сверхестественное)	1,9
Психология	1,1
Языкознание (изучение языков)	0,6
Религия	0,4
Экономика	0,2
Другие	0,7
Список наиболее популярных авторов, составленный по картотеке заказов. (Количество заказов дано в процентах к их общему числу.)
Пикуль	9,8
Чейз	9,5
Дюма	6,7
Пронин	4,8
Шитов	3,5
Лондон	3,5
Пьюзо	2,9
Булгаков	2,2
Тортлдав	2,2
Леонов	2,2

Анализ показывает, что в тюрьме читают много, с ориентацией на развлекательную литературу; но это не выходит за рамки общих статистических данных. Например, около 60% населения США читает бульварную литературу, серьезную — не более 10—15%. Удивительно то, что библиотеки при тюрьмах существуют столько же, сколько и сами тюрьмы, и что заключенные страстно жаждут читать. За рубежом, при наличии 14 часов свободного времени в неделю, чтению отдается от 6 до 10. Сегодня у нас в колониях только за возможность посетить библиотеку существует такса — 1 пачка чая или печенья. Чем острее книжный дефицит, тем выше плата за чтение хорошей книги. Библиотека по шкале ценностей заключенных занимает второе место после передачи из дома. На Западе исследователи подтверждают большое значение тюремных библиотек, говорят о компенсирующем чтении, о художественной литературе как важнейшем средстве общения и социальной адаптации заключенных.

Что же приемлемо и посильно для библиотечных работников в тюрьмах? Да ничего особенного. Продолжаем работать, как работали, может, чуть вдумчивей, шире раскрывая глаза на окружающий мир (расширяем кругозор), имея в виду, что каждое наше слово, каждый поступок имеет общественный резонанс, как позитивный, так и негативный. Завоевываем как можно больше читателей, проводим "потрясающие мероприятия" по самым животрепещущим проблемам и явлениям жизни, стряхивая с себя "архивную пыль", сохраняем (что очень важно) бодрость духа, мудрость и некоторую долю таинственности, ведь мы приобщены к некоему культу, от которого произошло небезызвестное слово "культура", и имеем возможность знать нечто, что не известно другим. И, обратите на это внимание, переставляем некоторые акценты в работе с читателями.

Как правило, в библиотечной практике приходится иметь дело с так называемыми хорошими читателями. У них ясные глаза, благородный лоб, поставленный голос и претензии на благовоспитанность. Их отличают повышенные читательские запросы, уже сформировавшиеся взгляды и вкусы. Эта группа "постоянных" читателей. Но есть и другой тип читателя: незапоминающиеся фамилии, потерянные лица, ходят неприкаянно меж стеллажей, не знают, чего хотят, зачем пришли. Занесло их попутным ветром, случайной волной. Так же и унесет. Кто они? Читатели с неопределенными интересами, неясными целями и мотивами. Попробуем остановить такого. Необязательно одержимые девизом "Каждому читателю по книжке", а просто движимые человеколюбием. Используем при этом старинные, почти домашние методы: беседу в свободной форме и включенное наблюдение.

В своей работе я давно отказалась от цели "обязательно приохотить к чтению каждого, кто открыл дверь в библиотеку". Важно другое, чтобы любой ощутил в библиотеке максимально возможный комфорт, доброжелательность, непринужденную (в отличие от строго официальной) атмосферу, чтобы возникало желание снова зайти в библиотеку, приобщиться к чему-то новому, испытать себя в новом качестве...

Для библиотекарей в учреждениях, подобных нашему, более подходит разделение читателей по уровню их начитанности, так как сфера их интересов и вкусов предположительно известна, исходя из однотипности личностных особенностей и общеизвестных потребностей в чтении.

Первая категория — группа, не имеющая читательского опыта и не испытывающая потребности в чтении как таковом. Библиотека привлекает их новыми возможностями общения, времяпрепровождения. Их читательский багаж включает в лучшем случае два произведения: «"Курочка Ряба" и "Муму", которую написал Дюму». Эта группа охотно откликается на предложение протестироваться, реагирует на зрелищные мероприятия. Хорошо воспринимает иллюстрированные выставки (точнее, выставки иллюстраций) по всевозможным темам с одной, но выразительной цитатой — афоризмом какого-либо мудреца. Главное, чтобы тематика, рассчитанная на взрослых, подавалась как для детей.

Вторая категория — группа читателей, опыт которых бессистемен, стихиен и хаотичен. Читательский багаж их несколько богаче, чем у первых, хотя и скромен. Некоторые из них поделились опытом в читательских автобиографиях. Это крохотные жемчужины, которые дороги мне, как момент доверия. "Читать начал рано и без разбора", — пишет один из них, Сергей Г. Другой, Володя Н., даже додумался до нового подхода к чтению: "Я читал не задумываясь, просто какое-то внутреннее чутье отбирало себе свое. Я не запоминал ни названия книги, ни авторов. Схватывал сюжет книги, запоминал его или отбрасывал".

Может быть, отсутствие помощи в выборе книги сказалось на том, что у одного из авторов читательской биографии затянулся период взросления. «Когда я еще был маленьким, — пишет читатель Иван В., — много слышал сказок, которые рассказывала и читала мне моя бабушка. Потом сам научился читать книги. Особенно мне понравилась книга "1001 ночь". В юношеские годы я увлекался только сказками. Перечитал их огромное количество. Поэтому я не могу определенно сказать, какая именно книга мне понравилась, они мне все одинаково нравились». Есть любопытное высказывание ученого-юриста А.Р. Ратинова о том, что человек с момента рождения впитывает первые элементы правовой культуры, получает первые юридические представления из сказок [3]. Этот парень, Иван В., по-видимому, узнал слишком мало из горы, а может из 1001 горы сказок. Период взросления начался у него только в изоляторе.

Сергей Г. хочет на страницах книги повстречаться с сильной личностью, такой, как герой Д. Лондона "Мексиканец" ("он выше всех для меня морально, духовно и физически"). Иван В. увлекается книгами, где "описывается жизнь и любовь людей", а Володя М. хочет разобраться в том, "что же все-таки происходит в жизни... Мне стало интересно заглядывать человеку в душу, а чтоб это легче было делать, я хотел разобраться в человеке, в его чувствах, слабостях и силе". В этой связи он хотел бы перечитать философию Ницше: "Я хотел бы увидеть, за что он так возненавидел людей". "Наверное, мне книги и помогли в чем-то, — пишет Сергей Д. — в настоящее время они мне помогают, это я знаю точно".

Читательские автобиографии — это первый шаг, первая попытка заглянуть в себя. Предложить ее написать можно далеко не всякому. И далеко не каждый сумеет справиться с подобным заданием. Это маленькие исповеди перед самим собой, заставляющие их авторов лишний раз задуматься, сопоставить, сравнить себя с героем любимого произведения.

Второй тип читателя читает много, делая упор на блок развлекательной литературы. Половину книг этого блока составляет криминальный жанр и здесь не может не возникнуть вопрос нравственного порядка: какую роль (отрицательную или положительную) играют детективы в умонастроении заключенных? Что они? Легальная школа по изучению криминальных структур, технических средств и психологических приемов давления на потенциальных жертв? Ведь сегодняшний крутой детектив — не просто игра интеллектуального характера, не просто роман-расследование. Это психоанализ, жесткость, погоня плюс эротика. Конфликт — смертельная схватка, где действие развивается до пароксизма. Злодей не просто вне закона — он чудовище, не способное рассуждать, чем и опасен. Или детектив — это (по Чандлеру) "поиск потаенной правды"? Борьба света и тьмы, добра и зла?

Что же делать библиотекарю в такой двусмысленной ситуации? Какое найти решение? Исходя из социального предназначения библиотеки проводить гуманистическую деятельность? Оказывать помощь читателю? Отсюда вытекает острая проблема — выбора книг. Библиотекарь оказывается в неведении, не понимая, на какую мельницу он льет воду. Помогает ли воспитанию первичного слоя культуры или способствует формированию личности в отпетого негодяя, хитрого и опасного, хорошо информированного врага общества? Отсюда же вытекает значимость моральной ответственности библиотекаря перед людьми. Отсюда же острое одиночество тюремного библиотекаря. Решает ли наше отечественное библиотековедение проблемы выбора книг, способствующих социализацииличности, с учетом всего современного потока литературы? Выяснило ли оно для себя "коэффициент вредности" того или иного вида литературы? Где практические рекомендации? Где весомые выводы, упреждающие блуждание в потемках инструкций, заржавевших в канцеляриях по исправительным делам и присыпанных пылью 30—40-летней давности?

Кто-то из великих сказал, что хороший человек с помощью книг становится лучше, а плохой — еще хуже. Так что же делать? Прикрыть библиотеки в исправительных учреждениях? Неофициально этот процесс уже начался, благодаря волевому решению сверху, запрещающему комплектование библиотек исправительных учреждений в связи с тяжелой финансовой обстановкой. И все-таки до закрытия дело не дойдет. Этого не допустят сами заключенные.

Что же касается детективного жанра, то я склонна думать: пусть читают. Надо только последовательно демонстрировать ироническое отношение к этой литературе. И наступает период, когда сами читатели говорят: надоели Чейз, Гарднер, Чандлер; дайте хорошую жизненную книжку. Это как возрастная болезнь — читатель должен переболеть всеми жанрами: от сказок до фантастики, от приключений до исторического романа, от детективов до произведений острой социальной тематики. Читатель, спросивший хорошую книгу "за жизнь", считайте, дозрел до индивидуального руководства чтением. Для него можно составлять программу чтения (о которой он может и не подозревать) не только на время изоляции, но и на период после освобождения.

Руководство чтением здесь вполне укладывается в систему индивидуального обслуживания Хилле Каськ, начиная от "книги-приманки" до методов контраста, краеведческого и использования СБА.

Особую осторожность требуется соблюдать, рекомендуя остросоциальную литературу. Тут следует заранее соломки подстелить. А вообще читателям, ощущающим душевный дискомфорт, подавленность, психологическую неустроенность, лучше рекомендовать попутно легкое чтиво, попытаться переключить их внимание на искусство: изобразительное, прикладное, музыку. Хотелось бы, чтобы каждая библиотека в этом отношении была яркой, особенной, чтобы включала в себя элементы музея, диско-, фоно- и изотеки.

Есть еще немногочисленная третья категория читателей — самостоятельно разбирающаяся в информационном потоке. В работе с ними можно попытаться повлиять на формирование более устойчивого интереса к темам; сделать акцент на изучение психологии, философии, могущих привести к переоценке моральных ценностей.

В возможностях библиотекаря показать читателю, что:

• мир широк, он без начала и конца; он прекрасен и безобразен, смешон и трагичен, неповторим и многообразен; имеет историю, которая повторяется;
• человек страдает; но рядом страдает, любит, ненавидит, болеет целое человечество; всегда найдется кто-то, кому еще больнее, еще хуже;
• в мире много зла, но много и добра. (Историк Ключевский высказал знаменательную мысль о том, что зло происходит от неумения обращаться с добром. Это глубокая мысль, исполненная внутреннего драматизма, является едва ли не самой важной в понимании личности преступника. Учите добру! Коллекционируйте примеры добра!)

Кроме того, необходимо показывать превосходство истинных культурных ценностей над их суррогатами; раскрывать глаза на все ложное, недостойное в человеке, противоречащее идеям гуманизма.

И еще. Читателя требуется разговорить. Необязательно сразу и полностью. Можно начать с футбольного матча, а затем подвести к разговору о нем самом — "о себе, любимом". Человек, стремящийся понять себя и окружающую действительность, непременно приоткроет, как-то проявит сферу своих жизненных интересов. И тогда даже одна умная и нужная книга, которую сможет предложить находчивый библиотекарь, сумеет сделать свое дело. Успех требуется постоянно закреплять. Для чего следует продолжать непринужденный, доверительный разговор о жизни и об отражающих ее книгах.

В читателе должна возникнуть вера: в добро ли, в испытание ли на Земле, в Бога — во что-нибудь светлое, что придает силы. Нигилизм разлагает душу, служит оправданием для самых ужасных поступков.

Оправдывает ли себя подобная методика в работе со спецконтингентом? Далеко не все здесь гладко. Но есть один показатель, подтверждающий несомненность ее действенности — за 10 лет моей работы в библиотеке ни один из читателей, прорвавшихся в разряд "хороших", в тюрьму больше не вернулся.

Итак, не подводя окончательной черты, сделаем некоторые выводы: социализирующая роль библиотеки данного типа заключается в исполнении психотерапевтической функции — "утолении печали" (по Нечкиной). Чтение в этом случае носит компенсирующий характер. И вторая (не гласная) — воспитательная функция. От нее сегодня все чаще отмахиваются так называемые массовые библиотеки. Но тем не менее важно понять, что библиотечное обслуживание заключенных — это не узковедомственная проблема, а проблема, которую должна решать вся общественность объединенными усилиями. Существует же где-то (неужто только в ученых трудах?!) термин "педагогика чтения", представляемый как научно-управляемый социальный процесс. Давайте участвовать в нем сообща.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Самойлов Л. Путешествие в перевернутый мир // Нева, 1989. № 4. С. 150—164.
2. Шаламов В. Очерки преступного мира // Левый берег. М., 1989. С. 446—543.
3. Ратинов А.Р. Личность преступника и проблемы ценности // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 29, 1988 г.,