ЗАЩИТА ДИССЕРТАЦИЙ

УДК 378.244.6

Клапиюк В.Т.

Защита Л.В. Астаховой диссертации на соискание
ученой степени доктора педагогических наук

В декабре 1997 г. научное сообщество пополнилось доктором педагогических наук по специальности 05.25.03 - Библиотековедение и библиографоведение. Докторскую диссертацию успешно защитила выпускница докторантуры МГУК Л.В. Астахова - доцент кафедры информации и библиографии Челябинского государственного института искусств и культуры. (О предыдущих защитах докторских диссертаций и составе диссертационного совета Д 092.07.01 МГУК см.: Клапиюк В.Т. Итоги работы докторского диссертационного совета. Науч. и техн. б-ки. 1997. № 7.)

Диссертационное исследование встречено членами совета, научной общественностью и специалистами в целом весьма положительно. В ходе дискуссии высказывались различные оценки и мнения относительно основных положений, выдвигаемых диссертантом на защиту.

Ход научной дискуссии, к сожалению, часто оказывается вне поля зрения ученых и специалистов, поскольку погребен в архивах личных дел соискателей и известен лишь тем, кто непосредственно присутствовал на защите и имеет доступ к стенограмме и другим документам. Данная публикация позволит восполнить дефицит этой информации и обратит внимание ученых на решение актуальных, дискуссионных и малоисследованных вопросов.

Диссертацию "Научные основания библиографической деятельности (теоретико-методологическое исследование библиографического познания)" Л.В. Астахова выполнила на кафедре информационно-аналитической деятельности МГУК. Научный консультант - доктор педагогических наук, профессор Ю.С. Зубов. (По теме иследования опубликованы 23 работы, в том числе монография: Библиография как научный феномен/МГУК. М., 1997. 338 с.) Официальными оппонентами выступили доктора педагогических наук, профессора А.В. Соколов, Э.К. Беспалова и доктор философских наук, профессор Ю.А. Шрейдер. Ведущая организация - Российская государственная библиотека. На автореферат поступили 8 отзывов от вузов культуры стран СНГ и 3 акта о практическом внедрении некоторых результатов исследования (из Челябинска).

Автор диссертации защищала гипотезу, что библиография, возможно, является наукой и пыталась выяснить, обладает ли библиография сущностными для науки свойствами, с одной стороны, и уникальными, только ей присущими чертами, с другой. Л.В. Астахова предполагает, что достоверный результат по этому дискуссионному вопросу можно получить при глубоком изучении диалектики общего (свойственного всем наукам) и особенного (свойственного только библиографической деятельности). "Если бы библиография имела научную природу, - рассуждает диссертант, - то библиографирование называлось бы библиографическим познанием и являлось бы компонентом собственно научного познания, библиографическое знание - научным знанием, библиографические пособия - научными трудами, библиографический метод - научным методом, библиографическая деятельность в целом тогда характеризовалась бы как разновидность научной деятельности, а библиография как социальный институт входила бы в структуру института науки" [1, с. 4, 7]. Далее Л.В. Астахова последовательно проверяет и обосновывает гипотезу, предлагает свою "целостную концепцию" библиографической деятельности как научного (гнесеологического и социального) феномена, которую она называет библиографической эпистемологией. Ее суть составляют четыре основных положения, вынесенных на защиту [1, с. 30-31].

1. Науковедческий подход к познавательно-библиографической деятельности обнаруживает в ней фундаментальные свойства научного познания: универсальные механизмы научного мышления, а также исторические, методологические, логические, языковые и функциональные научные основания.

2. Библиографическое познание - разновидность научного познания, предметом которого является предметная, функциональная и эволюционная структура совокупности смыслов текстов как средство рационализации человеческой деятельности. Специфика научно-библиографического познания (библиографического мышления, языка, логики, методологии, знания) по сравнению с другими видами научного познания есть выражение специфики научного предмета библиографии.

3. Принадлежность библиографического познания к научно-гуманитарной сфере определяет несовпадение истинности и адекватности библиографического знания. Выражением этой специфической особенности библиографического знания является закон адекватности библиографического знания и познания, который основан на методологических принципах адекватности библиографического знания и познания (принципах изоморфизма, изофункционализма и изоэволюционизма) и формулируется следующим образом: если в процессе библиографической интерпретации установлены изоморфные, изофункциональные и изоэволюционные отношения библиографического знания и совокупности смыслов текстов, то такое библиографическое знание является адекватным.

4. Научный статус библиографии есть органическое единство ее исследовательской и коллекторской программ, т. е. органическое единство двух подходов к ней - как к проблемно-исследовательской области и как к дисциплине. Исследовательская программа библиографии - это когнитивное содержание библиографии, коллекторская программа - перевод исследовательского образа библиографии в общественное сознание. Стратегия повышения научного статуса библиографии основана на реализации исследовательской и коллекторской программ в их тесном взаимодействии.

Диссертация в целом представляет собой своеобразный диалог типа "вопрос-ответ". Вопросы эти давно известны библиографической науке, но ответы (аргументы) - различные, противоречивые. Благодаря диалогичности диссертации, оппонентам достаточно было согласиться или, напротив, не согласиться с ответами, которые предложила диссертант в своих основных положениях, вынесенных на защиту. Одни оппоненты ограничились констатацией основных положений и аргументов диссертанта (подобные отзывы приносят небольшую пользу совету в выработке объективной оценки исследования). Другие, например, А.В. Соколов, Ю.А. Шрейдер, И.Г. Моргенштерн, Н.С. Карташов, Н.Б. Зиновьева, оценивали диссертационное исследование с более широких и глубоких методологических позиций, чем предложила автор диссертации. Через призму конструктивной критики рассмотрим, как Л.В. Астахова обосновывает гипотезу, что библиография представляет собой науку и даже ее особый феномен.

Апелляция к авторитетам. Л.В. Астахова приводит несколько высказываний классиков библиографии от В.С. Сопикова и В.Г. Анастасевича до Н.М. Лисовского, А.М. Ловягина, М.Н. Куфаева, Н.В. Здобнова, которые утверждали, что библиография - это наука, хотя и несколько отставшая в своем развитии от других наук. Не забывает она и о скептиках. Но в целом выясняется, что примерно до конца 1940-х гг. большинство библиографов считали свою деятельность разновидностью научных занятий, а фундаментальные библиографические пособия - научными трудами. Известны даже несколько случаев присуждения ученой степени кандидата наук за крупные библиографические труды. Однако Л.В. Астахова понимает, что авторитетные заявления классиков еще не доказательство, что библиография может квалифицироваться как отрасль науки в наши дни. Реанимация положения "библиография - это наука" на основе высказываний отдельных личностей, пусть даже классиков, сегодня, на уровне докторского исследования, явно недостаточна и неконструктивна.

Эволюция науки и эволюция библиографии. Более важным доводом Л.В. Астахова считает сопоставление этапов развития библиографии с этапами развития науки. Она убеждена, если будет доказано, что библиография и наука развивались синхронно и взаимосвязанно, то этот факт можно считать важным аргументом в пользу научной природы библиографии.

В принципе против этого аргумента вряд ли можно возразить. Возражения появятся, когда будет доказано, что автор диссертации взял за основу одну философско-науковедческую концепцию науки и научного знания и без достаточной аргументации отбросил другие, более обоснованные, достоверные, общеизвестные и конструктивные. Это, собственно говоря, и случилось с диссертантом. Следуя концепции современного философа В.В. Ильина, Л.В. Астахова выделяет три стадии эволюции научной мысли: I. Классическая наука (XVII-XIX вв.), II. Неклассическая наука (начало ХХ в. - современность) и III. Неонеклассическая наука (современность) и соответствующие этим стадиям три формы самосознания науки (онтологизм, гносеологизм, методологизм), а затем механически экстраполирует эту "схему" на библиографию, выделяя три ее стадии (в тех же хронологических рамках): классическая, неклассическая, неонеклассическая. На классической стадии была общепринята формула "библиография - наука"; на стадии неклассической библиографии, когда библиографическая деятельность превратилась в массовую профессию, ее стали относить к практике; теперь пришла очередь неонеклассической стадии и библиография будет соответствовать идеалам и нормам неонеклассической стадии науки [2, с. 15-17].

Неонеклассическая стадия науки и, соответственно, библиографии играет очень важную роль в диссертационном исследовании Л.В. Астаховой. Она предполагает, что если на этой стадии произойдет пересмотр идеалов и норм, который позволит включить библиографию в структуру науки, то будет получен весомый аргумент в пользу тезиса "библиография - наука". Обнаружив искомые аргументы в концепции неонеклассической науки, Л.В. Астахова делает вывод, что новые идеалы неонеклассической науки позволяют более лояльно отнестись к проблеме научного статуса библиографии.

Диссертант, конечно, может доверять любому авторитету, но оппоненты, члены диссертационных советов имеют право на недоверие. Профессор А.В. Соколов заявил, что в исследовании Л.В. Астаховой концепция "неонеклассической науки" не обладает качеством научной солидности. В этой концепции утверждается: "Если классическая и неклассическая наука считали своей задачей постижение истины о мире, то неонеклассическая наука - постижение того, что должно быть... Если раньше вожделением познания было знание бытия, то с настоящего момента и далее радикализуется знание перспектив творения бытия, отвечающего нашим запросам" [2, с. 47; 3, с. 86].

А.В. Соколов убежден, что та концепция, которая отказывается от постижения истины о мире и не "вожделеет знания бытия", наукой, в строгом смысле, считаться не может. Она может быть моральным кодексом, пророчеством, идеологическим учением, но никак не научной, даже "неонеклассической". Неонеклассической науке "интересно не то, что существует в бытии безотносительно к человеку, а то, что требуется человеку, существующему в бытии". Это позиция классического прагматизма конца XIX в.: научно (истинно) то, что полезно.

К сказанному следует добавить еще несколько важных положений классического прагматизма об истине, познании и знании, заметно просматриваемых в неонеклассической концепции науки: определяющее место в познании принадлежит не знанию, а вере (верованию, убеждению), при этом преимущество отдается чувственно-эмпирическому знанию, а не собственно теоретическому; процесс познания означает переход не от незнания к знанию, а от сомнения к вере; истина определяется как общезначимое принудительное верование; в случае, если жизненно важный выбор между двумя альтернативными решениями невозможен на рациональных основаниях, человек имеет моральное право принять решение на нерациональных, эмоциональных основаниях.

Ю.А. Шрейдер отметил, что в науке в целом и в библиографоведении в частности должна быть обстановка диалогического поиска истины, где нет правых и неправых, а есть соратники по истине, причем соратники, которые работают каждый в свое время, опираясь на то, что уже понято.

Л.В. Астахова в своих ответах на критику оппонентам неонеклассических оснований выстроенного ею здания "библиографической эпистемологии" пыталась показать, что в диссертации использованы работы и других сторонников неонеклассической стадии, а также труды некоторых представителей классической и неклассической стадий науки. Но дело не в именах и их количестве. Проблема - глубже. Для отечественной науки, укрепившейся и развивающейся на мощном фундаменте диалектической логики, методологии и теории познания (гносеологии), обладающей общеизвестными мировыми достижениями, прежде всего в области фундаментальной науки, в корне не приемлемы такие философские основания "новейшего" понимания сущности научного знания и истины, принципов, норм и идеалов научной деятельности, когда они трактуются настолько расплывчато, что под "феномен науки", при желании, можно "подогнать" любую относительно самостоятельную область познавательной деятельности человека, в том числе любую отрасль деятельности в системе документных коммуникаций.

Научная несостоятельность чрезмерного расширения понятия наука за счет системы документных коммуникаций уже давно выявлена и успешно преодолена в информатике. Достаточно сослаться на известную коллективную монографию А.И. Михайлова, А.И. Черного, Р.С. Гиляревского, одну из настольных книг сторонников документнографической системно-деятельностной теории библиографии. Они квалифицируют научно-информационную деятельность как организационно оформленную часть научного труда, завершающий этап коммуникационного цикла в науке, как серьезный научно-вспомогательный труд (вспомогательность их не пугает), но даже не пытаются определить ее как особую, феноменальную отрасль науки [4, с. 421].

Диалектика общего и особенного. Чтобы удостовериться в том, что библиографическая деятельность - разновидность научной деятельности, Л.В. Астахова поставила задачу проанализировать их сходство и различие. В диссертации, однако, она делает акцент на различиях, оттеняя специфику библиографического языка и мышления, библиографической логики и методологии. О сходстве - самые общие рассуждения. Но именно здесь можно было получить доказательный ответ на вопрос: имеются ли у библиографии общие черты с наукой или нет?

Универсум человеческой деятельности и герменевтический универсум. Л.В. Астахова вводит второе понятие для обозначения совокупности текстов или смыслов, взятых в аспекте понимания. Этот универсум объявляется объектом библиографии. При этом, отмечает А.В. Соколов, не уточняется, имеются в виду документированные или недокументированные тексты. Предметом библиографии служит "универсум человеческой деятельности как производитель или потребитель герменевтического универсума ...". В этих формулировках А.В. Соколов выявил две неточности: Во-первых, всякая практика, подобно науке, также имеет свой объект и предмет. Объектом библиографической практики, бесспорно, является герменевтический континуум, т. е. совокупность текстов, а предметом - взаимодействие с универсумом человеческой деятельности с целью его рационализации. Оказывается, что в поисках предмета и объекта науки Л.В. Астахова обнаружила объект и предмет практики, причем оказалось к тому же, что объекты и предметы совпадают. Это совпадение можно трактовать двояко: либо как свидетельство того, что есть только библиографическая наука, а практики нет; либо как свидетельство того, что есть библиографическая практика, в которой растворена наука. Обе трактовки не внушают оптимизма.

Во-вторых, введение неологизмов универсум человеческой деятельности и герменевтический универсум А.В. Соколов назвал неоправданным, примером доморощенной библиографической терминологии. Чтобы получить признание "большой науки", следует подобные термины переводить на общепринятый научный язык. Неологизм герменевтический универсум совпадает с понятием культурное наследие. Получаем тривиальную истину: библиография - одна из отраслей культуры, причем, скорее, обеспечивающая (инфраструктурная), чем обеспечиваемая. В этом выводе А.В. Соколов не увидел никаких аргументов в пользу научного статуса библиографии.

Критерии определения научного статуса библиографии. Они занимают заметное место в диссертации и заимствованы из работ В.В. Ильина. Л.В. Астахова пишет: "Развитие современной неонеклассической науки таково, что далеко не все компоненты науки (теории, гипотезы, модели и т. д.) в состоянии опробоваться на соответствие логическим и эмпирическим критериям науки, равно как далеко не все компоненты науки в действительности этим критериям отвечают. Мотивы, по которым они все же включаются в науку, - соображения не эмпирического характера... На современном этапе развития происходит включение подчеркнуто ненаучных компонентов в теоретические рассуждения... Процесс научного познания буквально пронизан на всех уровнях и этапах различного рода инореалиями и ценностными предпочтениями" [2, с. 181]. "Именно поэтому, - делает поспешный вывод Л.В. Астахова, - многочисленные работы философов последних лет содержат отказ от проведения демаркации "наука - ненаука"" [2, с. 181], ссылаясь при этом лишь на работы двух философов - В.В. Ильина и Т.Б. Романовской.

Основываясь на концепции "неонеклассиков", Л.В. Астахова считает себя вправе провозгласить: "все созданные в истории библиографической деятельности... библиографические конструкции и модели следует зачислить в число научных" [2, с. 182]. "С подобной профанацией науки, - заявил А.В. Соколов диссертационному совету, - согласиться невозможно". Л.В. Астахову в этом вопросе подвела излишняя доверчивость к "неонеклассикам" и непонятная недооценка концепций классической и неклассической науки о природе и сущности научного познания.

Кое-кто из участников дискуссии попытались сгладить категоричность суждений диссертанта своим пониманием познавательной сущности библиографической деятельности. Другие - Н.А. Сляднева, А.В. Соколов, А.С. Деденева, Н.Б. Зиновьева, Э.А. Кадырова, М.В. Целикова - отметили терминологическую сложность в изложении материала, приводящую в ряде случаев к неоправданному "наукообразию".

Некоторые недоумения вызывает "свободная" трактовка автором диссертации отечественных библиографоведов в исследовании общетеоретических проблем библиографии, например, в изучении проблемы свертывания информации, в исследовании библиографии как ориентировочно-поисковой системы и деятельности, в применении системного, деятельностного, семиотического, гносеологического, психологического, культурологического, книговедческого и других подходов и идей. Роль одних ученых превозносится, а других - недооценивается или вообще замалчивается. (К сожалению, рамки данной статьи не позволяют привести конкретные примеры В тексте монографии они просматриваются достаточно четко.)

Завершая обсуждение, профессор А.В. Соколов подчеркнул, что отличительная особенность диссертации Л.В. Астаховой - ее проблемность и дискуссионность. Однако важнее то, что она представляет собой фундаментальное поисковое исследование и содержит новое нетривиальное знание. Ю.А. Шрейдер дополнил эти слова, назвав ее крупномасштабной работой. Э.К. Беспалова определила диссертацию как глубокое исследование библиографического познания, которое будет способствовать повышению престижа библиографии. Все участники дискуссии отметили, что диссертация Л.В. Астаховой в целом соответствует требованиям ВАК и это дает автору право на присуждение искомой степени.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Астахова Л.В. Научные основания библиографической деятельности: (теорет.-методол. исслед. библиогр. познания): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. д-ра пед. наук / МГУК. М., 1997. 36 с.
2. Астахова Л.В. Библиография как научный феномен: Монография. М.: Изд-во МГУК, 1997. 338 с.
3. Ильин В.В. Теория познания: Эпистемология. М.: Изд-во МГУ, 1994. 136 с.
4. Михайлов А.И., Черный А.И., Гиляревский Р.С. Научные коммуникации и информатика. М.: Наука, 1976. 435 с.,

а также

• Астахова Л.В. Научные основания библиографической деятельности: (теорет.-методол. исслед. библиогр. познания): Дис. на соиск. учен. степ. д-ра пед. наук по спец. 05.25.03 - Библиотековедение и библиографоведение / МГУК. М., 1997. 474 с. - На правах рукописи.
• Стенограммы и личные дела по защите докторских диссертаций В.В. Скворцова, Л.В. Астаховой и Г.А. Сукиасяна (МГУК. 8-9 дек. 1997 г.; Архив дис. совета МГУК).