Научные и технические библиотеки

ОБЗОРЫ. РЕЦЕНЗИИ.

УДК 023

Соколов А.В.

Групповой портрет
библиотечной интеллигенции нашего поколения

Последние годы мне не дает покоя русская интеллигенция. Таинственный персонаж отечественной истории. Революции и реформы, культ и культура, триумфы и трагедии на ее совести; народ не виноват, он исполнял, как умел. Описания интеллигенции противоречивы: "общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры" (Большой Энциклопедический Словарь, СПб., 1997); "русские интеллигенты – образованные люди с больной совестью" (М.С. Каган); "интеллигента можно узнать по отсутствию в нем агрессивности, подозрительности, комплекса собственной неполноценности, по мягкости поведения" (Д.С. Лихачев); "многим по-прежнему кажется, что интеллигентность – это профессия, что это род умственных занятий... Да чушь собачья! Интеллигент – это прежде всего состояние души. Я встречал интеллигентов среди крестьян – людей с больной совестью, уважающих личность, стремящихся к знаниям" (Толковый словарь русского языка конца XX века. СПб., 1998). Выпускники библиотечных факультетов, работающие в библиотеках, казалось бы, имеют право считать себя интеллигенцией: налицо профессиональный умственный труд, развитие и распространение культуры, даже – отсутствие агрессивности и мягкость поведения. А каким образом определить "состояние души", "болезненность совести"?

После долгих и мучительных раздумий я пришел к формуле: интеллигентность = самоопределение + эрудиция + творческая способность. Самоопределение – свидетельство морально-этической зрелости человека: осознание общечеловеческого нравственного закона, цели и смысла личной жизни, идеалов, принципов, долга и совести. Эрудиция – приобретение глубоких, основательных познаний в какой-либо области умственного труда, а также общей разносторонней образованности; необразованный "неграмотный интеллигент" столь же нелепая фигура, как всадник без коня. Творческая способность – способность создавать новые духовные культурные ценности, включая усовершенствование, разъяснение, критическую оценку уже созданного; творческая бездарность делает человека неполноценным интеллигентом.

Таким образом, интеллигентность определяется не мягкими манерами, гладким красноречием, привлекательной внешностью, а богатством внутреннего духовного мира. Это богатство частично предопределено генетически унаследованными задатками и талантами, но главный духовный капитал приобретается за счет школьного и внешкольного образования и особенно – самообразования и самовоспитания. Получается: интеллигент – это самоопределившийся, эрудированный, творчески одаренный человек. Поскольку самоопределение, эрудированность, творческая одаренность – качества относительные, варьирующиеся от человека к человеку, можно быть интеллигентным в большей или меньшей степени. В зависимости от степени интеллигентности людей, профессионально или непрофессионально занятых умственным трудом, можно разделить на четыре категории:

А. Аристократы духа (интеллигентная элита) – эрудированные люди, одаренные талантом духовного творчества и этически самоопределившиеся.

Б. Специализированная интеллигенция (специалисты) – высококвалифицированные люди с односторонне развитой творческой способностью к какому-либо виду деятельности.

В. Исполнительская полуинтеллигенция – это образованные, иногда этически развитые люди, не могущие в силу внешних или внутренних причин проявить творческое новаторство и поэтому занимающиеся репродуктивным, исполнительским умственным трудом, следуя предписаниям, нормам и правилам, разработанным другими. (Именно эту категорию А.И. Солженицын окрестил в 1974 г. "образованщиной".

Г. Гуманитарная полуинтеллигенция – люди, не сумевшие получить требуемое по роду занятий образование, но обладающие врожденными творческими задатками или повышенными этическими добродетелями: милосердием, совестливостью, правдивостью.

Вне интеллигенции остаются необразованные, бездарные, аморальные люди, которых обычно ассоциируют с мещанством, чернью, толпой, массовой культурой.

Подлинная интеллигенция, включающая категории А и Б, немногочисленна, но именно она определяет духовный климат эпохи, культурно-нравственный уровень, научно-технический прогресс. Именно аристократы духа и выдающиеся специалисты своего дела остаются в памяти современников и потомков. Конечно, никаких четких границ между категориями нет, как нет их между цветами радуги. Но все-таки семь цветов мы различаем, значит, можно определить разницу между творческими новаторами и их полуинтеллигентским окружением. Допустим, много ли обнаруживается аристократов духа в библиотечных учреждениях и вузах?

Поставил я этот вопрос и призадумался. Библиотечно-профессиологические исследования, проведенные в 1980–1990-е гг., показали наличие в библиотечных коллективах новаторского авангарда и трудолюбивой гвардии, сероватых середняков и активных пилигримов, стремящихся покинуть библиотеку. Интеллигентность в смысле самоопределения, эрудированности, творческих потенций в этих исследованиях не рассматривалась.

Тогда речь шла не о русской интеллигенции, а о библиотечных кадрах, персонале, работниках – совсем другой акцент. Однако сейчас, в начале XXI столетия стало понятно, что без русской интеллигенции не будет возрождения русской культуры, да и России может не быть. Совершенно ясно, что если в библиотечной сфере переведутся аристократы духа, то...

Именно в этот момент почтальон принес увесистый пакет. Раскрываю его: книга Ю.Н. Столярова "Библиотековедение" (Избранное. 1960–2000 годы/ Рос. гос. б-ка. М.: Пашков дом, 2001. 555 с.). Альтернатив нет. Откладываю в сторону декабристов и народников, Золотой и Серебряный века: книги и статьи Столярова – произведения такого сорта, которым нельзя не отдаться немедленно и самозабвенно. Более того, их нельзя читать равнодушно, хочется поделиться радостью и печалью с другими людьми, которые, может быть, еще не видели новой книги Юрия Николаевича. Вот я и делюсь.

Насколько я знаю, ничего подобного в отечественной библиотековедческой литературе до сих пор не было. Были монографии, учебники и учебные пособия, сборники трудов различных учреждений и конференций, но 48 статей одного автора, написанные за 33 года и, как сказано в аннотации, "сохранившие актуальность, научную новизну и практическую полезность" – такого еще не случалось! В книге два раздела: 1. Библиотековедение, включающее упомянутые научные статьи; 2. Автобиблиографический список публикаций Ю.Н. Столярова и о Ю.Н. Столярове – в общей сложности 476 названий, в том числе более 300 авторских работ.

Библиотековедческий раздел делится на две части: Общее библиотековедение (21 статья) и Частное библиотековедение (27 статей). Последняя "структурирована", согласно системным взглядам автора на библиотеку, в виде четырех подразделов, соответствующих родовым (атрибутивным) элементам: библиотечный фонд, контингент пользователей, материально-техническая база библиотеки, библиотечный персонал. Ю.Н. Столяров давно уже заслужил репутацию классика библиотечного фондоведения, его талант возмужал под сенью книгохранилищ, поэтому неудивительно, что библиотечному фонду отдано предпочтение по сравнению с другими предметами частного библиотековедения (13 проблемных, весомых, живо написанных статей). Однако и остальные предметы не забыты, так что читатели, которым адресована книга, – аспиранты, преподаватели, повышающие квалификацию практики, – действительно могут и систематизировать, и расширить свои познания в области современного библиотековедения, штудируя статьи Ю.Н. Столярова. Конечно, многое покажется знакомым: многие теоретические новации Столярова, когда-то вызывавшие настороженность маститых ученых, теперь стали азбучными истинами, иногда утратившими авторскую принадлежность.

Авторские комментарии, предшествующие разделам и подразделам книги, освежают и оживляют знакомые тексты. Мы слышим непринужденную, живую авторскую речь с иронической, порой саркастической, порой драматической, порой юмористической интонацией. Повествование о первых научных публикациях автора в СССР и за рубежом (с. 280–284) соперничает с рассказами А.П. Чехова и
Д. Хармса.

Что же касается репринтированного корпуса научных статей, то он еще и еще раз подтверждает мистическое свойство классических текстов: возвращаясь к ним снова и снова, каждый раз открываешь "научную новизну и практическую полезность". Да, Ю.Н. Столяров еще и еще раз подтвердил высокое достоинство своего научного творчества, свое научное лидерство, свой драгоценный вклад в библиотечную науку!

Но ведь сказанное общеизвестно. Не ради комплиментов замечательному библиотековеду взялся я за перо. Совершенно неожиданно для себя я обнаружил, что книга Ю.Н. Столярова обладает не только поверхностным, видимым смыслом (теория и методология общего и частного библиотековедения), но и глубинным, сокровенным смыслом. Глубинный смысл, подлинная новизна и высокая ценность этой книги в том, что она представляет собой книгу о библиотечной интеллигенции.

Как так? – спросит недоумевающий читатель. Столяров писал о сущности и функциях библиотеки, о фондоведении и формировании библиотечных фондов, наконец, о библиотечном персоналоведении, но о библиотечной интеллигенции не сказал ни слова. Воистину так! Но бывают парадоксы: Пушкин писал роман в стихах, а получилась, по словам В.Г. Белинского, энциклопедия русской жизни. Так и Ю.Н. Столяров, сам того не ведая, нарисовал групповой портрет библиотечной русской интеллигенции последней трети XX в. На этом портрете есть аристократы духа и специалисты с уродливо деформированной духовностью, есть полуинтеллигенты различных категорий. Таинственный персонаж отечественной истории, именуемый русская интеллигенция, воплощается в знакомые черты современников, обретает имя и паспортные данные. Это зрелище настолько меня захватило, что я стал называть столяровский сборник не "Библиотековедение", а "Библиотечное интеллигентоведение". ("Интеллигентоведение" в любом случае звучит пристойней, чем "персоналоведение", не правда ли?)

Конечно, главным героем группового портрета, подлинным аристократом духа предстает перед нами сам Ю.Н. Столяров. Проверим уровень его интеллигентности по критериям, сформулированным в начале статьи: эрудированность, творческий потенциал, самоопределение.

Эрудиция профессора Столярова не вместилась в рамки сборника. В общем и частном библиотековедении нет проблем, в которых Юрий Николаевич не был бы сведущ. Библиотечная наука – его родная вотчина, и здесь он владеет всем. Теоретические интересы уживаются с вкусом к истории: он пишет статьи о первом российском государственном библиотекаре И.Д. Шумахере, о первом российском историке В.Н. Татищеве, об Александрийской библиотеке, о папе Пие XI и о многих других, подчас неожиданных сюжетах. Библиотековедческая эрудиция автора отражена в статьях сборника, но не отражено его владение книговедением, документоведением, информатикой, библеистикой. Высший уровень эрудированности – энциклопедизм; и то, что Ю.Н. Столяров был в числе авторов "Словаря библиотечных терминов" (М.: Книга, 1976) и энциклопедии "Книга" (М.: Большая Рос. Энцикл., 1999), свидетельствует об общественном признании его энциклопедизма.

Вместе с тем жажда знаний остается неутолимой. Ю.Н. Столярова привлекают то "математическое библиотековедение", то сущность информации, то герменевтика Священного Писания. Его публикации показывают, как из любознательного, прямолинейного и слегка вольномыслящего библиотечного аспиранта 1960–1970-х гг. вырастает зрелый и самостоятельный ученый.

Творческий потенциал Ю.Н. Столярова оценить довольно просто: об этом говорят списки его публикаций, педагогическая активность, научно-организационная деятельность. Поражает даже не количество, поражает качество: свежесть, смелость, оптимистичность. Никому не приходило в голову создать под эгидой ИФЛА Международную библиотечную академию, чтобы готовить преподавательские кадры эталонного уровня, дабы выровнять библиотечное образование в разных странах. А аристократ духа Столяров, озабоченный судьбами мира, додумался до этой идеи!

Конечно, не со всеми новаторскими предложениями Ю.Н. Столярова коллеги соглашаются, и мне не раз приходилось спорить с ним.

Подкупает то, что абсурдные выводы Ю.Н. Столярова вытекают из самых благородных его побуждений. Например, он утверждает (с. 277) "информация, поступающая на экран дисплея по телекоммуникационным каналам связи, есть в сущности документ" и вводит понятие электронный документ. Для чего? Для того, чтобы сделать вывод (с. 278) "в свете развития новых видов документов у библиотек есть будущее". Я также уверен, что у библиотек есть будущее, но предпочел бы для доказательства этого более изящные аргументы, чем простое переименование телевизионных сигналов в "документы".

Самоопределение – наиболее тонкий и трудно уловимый критерий интеллигентности. Здесь речь идет о принципах, моральных нормах, совести и справедливости, допустимом и недопустимом. Но Юрий Николаевич и здесь удовлетворяет всем кондициям. Читая его политически-полемически-публицистические статьи, невольно вспоминаешь:

Он в Риме был бы Брут,
В Афинах Периклес...

Ю.Н. Столяров призывает нас: «Будем честными перед лицом истории, не будем наводить на нее "хрестоматийный глянец", даже если это нам невыгодно, неудобно"» (с. 91). И далее: "надо быть смелыми не только по отношению к прошлому, но и по отношению к настоящему", надо "прямо назвать имена тех, кто...". Столяров добросовестно и придирчиво изучил библиотечное наследие В.И. Ленина, Н.К. Крупской, глубоко осмыслил суть принципа партийности в социальных коммуникациях и решительно выступает как против бездумной апологетики, так и против легковесного, поверхностно-конъюнктурного подхода к советским идеологическим установкам. Его морально-нравственный императив, которым он руководствовался всегда, – честность и правдивость. И еще одно качество, отличающее аристократа духа: мудрость. Свою мудрую центристскую позицию Ю.Н. Столяров обозначил так: "Не надо бороться против большевизма его же методами. Больше взвешенности, коллеги, объективности. Не следует заменять одну полуправду другой" (с. 128).

Итак, обнаруживается один аристократ духа, взращенный в библиотечной сфере, – это Ю.Н. Столяров. Есть ли еще? Конечно, есть! Юрий Николаевич не только называет, но и развернуто характеризует духовные качества одного из них – это Юрий Владимирович Григорьев – "идеал ученого и педагога" (с. 512–518). Какие же качества идеального ученого и педагога перечисляет автор (с. 516)? Научная плодовитость, работоспособность, трудолюбие, активность, инициативность, самоотверженность; новатор, первопроходец, пионер, авторитет; эрудиция, ум, талант, разносторонность способностей; мужество, воля, честность, принципиальность, зрелость, мудрость, патриотизм. Легко увидеть, что перечисленные качества – это показатели предложенных нами критериев интеллигентности: эрудиция, творческие способности, самоопределение.

Хочется назвать и другие имена библиотечных аристократов духа, но... лучше благоразумно воздержаться. Все-таки еще одного не могу не назвать: Олег Павлович Коршунов! Впрочем, у нас есть подсказчик – это сам Ю.Н. Столяров. Он признается: "Мне приходилось писать персональные статьи о десятках выдающихся представителей нашей дисциплины – и отстоящих от нас за 200–300 лет, и о наших современниках" (с. 451). Надо думать, что "выдающиеся представители нашей дисциплины", на которых обратил внимание Юрий Николаевич, относятся к категории аристократов духа.

Групповой портрет библиотечной интеллигенции, созданный Ю.Н. Столяровым, хорош тем, что на нем представлены разные краски: не только розовая и голубая, но и черно-коричневая. Узнаются незабвенные и яркие фигуры брежневских руководителей библиотечным делом. Автор замечает: "от этой личности действительно много зависело, на ее примере отлично персонифицируется административно-командная система" (с. 285).

Функциональному элементу "Библиотечный персонал" в сборнике уделено 69 страниц. Здесь речь идет о государственной кадровой библиотечной политике и о социальном статусе библиотекаря: должность, квалификация, специальность или профессия? Здесь можно подобрать краски и типичные фигуры для специалистов категории Б и полуинтеллигентов категории В и Г. Кстати, "неспециалисты библиотечного дела", занимающие рабочие места библиотечных работников, не имея библиотечного образования, представляют собой библиотечную полуинтеллигенцию категории Г.

Итак, подведем итоги. Каково целевое и читательское назначение сборника избранных статей Ю.Н. Столярова? Это не монография, хотя статьи принадлежат перу одного автора и охватывают одну тематическую область – библиотековедение; это не учебное пособие, хотя, несомненно, может найти применение в учебном процессе; это не мемуары, хотя авторские воспоминания здесь присутствуют; это не собрание репринтов. А что же тогда? По-моему, в данном случае мы имеем дело с особым научно-познавательным жанром, пока не учтенным книговедами. Это – авторизованный документ эпохи.

Ю.Н. Столяров утверждает, что в сборнике собраны статьи прошлых лет, "сохранившие актуальность, научную новизну и практическую полезность". Неужели библиотековедение – такая инерционная область, что новации, провозглашенные 15–20 лет назад, до сих пор остаются актуальными? Думаю, что актуальность материалов сборника лежит не в абстрактно-теоретическом, не в практическо-технологическом, а в человековедческом измерении. Существование библиотек в России XXI в. зависит не от освоения библиотеками "электронных документов", а от того, сохранится ли библиотечная интеллигенция или ее не станет.

Глядя на групповой портрет библиотечной интеллигенции, нарисованный Ю.Н. Столяровым, и примеривая его к молодому библиотечному поколению, испытываешь некоторое облегчение: все-таки библиотечное дело пропасть не должно. Надо надеяться, что умудренные опытом, творчески заряженные, преданные профессиональному долгу аристократы духа, подобные автору сборника, сумеют передать свой духовный аристократизм ученикам и читателям своих книг. В поддержании эстафеты поколений библиотечной интеллигенции я вижу актуальность, научную и практическую ценность этого издания – авторизованного документа уходящей эпохи.