Научные и технические библиотеки

УДК 02(470)(092)

Соколов А.В.

Судьба библиотекаря-библиографа в России

Тридцать лет и три года – ровно треть века знакомы мы с Валерием Павловичем Леоновым. Не просто знакомы: работали бок о бок на одной кафедре, в одном вузе, наконец, в одной библиотеке; были единомышленники, писали совместные научные труды, вместе искали и иногда находили научную истину, бывало – спорили; играли в одной баскетбольной команде; обосновывали новую научную дисциплину – анекдотику, скоморошничали – я распевал стихи собственного сочинения, а Валерий виртуозно аккомпанировал на баяне…

С чего началось?

1969 г. – лучший студент библиотечного факультета Ленинградского института культуры, ленинский стипендиат Валерий Леонов получает красный диплом библиотекаря-библиографа и становится аспирантом самой молодой кафедры – кафедры информатики.

Главная забота кафедрального коллектива состояла в том, чтобы найти свое место в учебном процессе: разрабатывалась концепция «библиотеч­ной» информатики, которая впоследствии стала социальной информатикой; изучались возможности дескрипторных информационно-поисковых систем; создавались информационно-поисковые тезаурусы, обладающие особой фасетно-блочной структурой.

Жизнерадостный, любознательный, толковый аспирант – В.П. Леонов – сразу стал полноправным членом кафедры. Тема его кандидатской диссертации – оценка информативности рефератов по экономике (научный руководитель А.И. Манкевич) лежала в русле информатики, была поддержана не только ВИНИТИ, но и прогрессивными теоретиками библиографии. В январе 1973 г. состоялась весьма успешная ее защита в диссертационном совете ЛГИК.

1973 г. – особо важная веха в жизни Валерия Павловича.

Неожиданно появилась возможность поехать на стажировку в США (редчайшая удача!) ни много ни мало – на 10 месяцев. В то время в библиотечной среде не было ни одного ученого-библиотековеда, знающего американскую информационную науку и практику не понаслышке, а по личному опыту.

И вот, очередной день рождения Валерия мы, его близкие и друзья, отмечаем 20 октября в его отсутствие:

В университете штата Мэриленд не уставали удивляться неутолимой жажде знаний русского стажера. Передо мною его письмо из США от 18 ноября 1973 г.: «Впечатлений много, на месте стараюсь не сидеть… Посетил Библиотеку Конгресса, устроили мне персональную экскурсию, набрал потом материалы по МАRC. Завтра еду в Балтимор, где будет заседать секция по основам информационной науки… Со второго семестра пойду на спецкурс по применению ЭВМ в библиотечном и информационном обслуживании, познакомлюсь с реальными системами… Материал штампую на ксероксе, много денег уходит, а с пустыми руками и тем более головой возвращаться нельзя… обнаружил вчера тезаурус, где наконец нашел и фасетный подход. A my favourite subject¹ – по прежнему реферирование.

Нашел кое-что в литературе, хочу приобщиться к автореферированию, а сейчас работаю над методикой… Здесь сравнительно тепло, утром бегаю в трусах, даже грязи у них тут нет – неинтересно… Не забывайте, очень скучаю!..». Такие вот письма.

Весной 1974 г. наш Леонов – похудевший и помудревший, обремененный ящиками с книгами и ксерокопиями – появился на родной земле. Научным отчетом о стажировке стала серия статей и учебных пособий, посвященных аннотированию, реферированию, автоматизации свертывания информации.

Американская школа не пропала даром, но на родине его ожидала еще одна, не менее замечательная школа – это школа сотрудничества с Всесоюзным институтом информации и технико-экономических исследований в электротехнике – Информэлектро.

В 1976–1984 гг. ЛГИК по договору с Информэлектро провел серию теоретических и экспериментальных работ по автоматизации реферирования. Деловое и неформальное общение с Д.Г. Лахути, И.С. Добронравовым, другими сотрудниками Информэлектро вывело В.П. Леонова – доцента ЛГИК – на передовые рубежи информационной науки.

Что касается педагогической деятельности доцента Леонова, скажу одно: прирожденный педагог, один из лучших лекторов библиотечного факультета при наличии весьма опытных и красноречивых конкурентов. Авторитет молодого преподавателя быстро рос. Его избирают секретарем парторганизации факультета, затем института. Но партийная карьера вовсе не привлекала Леонова, его favourite subject всегда была наука.

Исходя из понимания единства природы процессов свертывания информации в библиографической и научно-информационной деятельности, В.П. Леонов подготовил монографию «Реферирование и аннотирование научно-технической литературы» (Новосибирск: Наука, 1986. 176 с.). Эта монография, состоящая из 15 глав, фактически подвела итоги теоретических, методических и практических разработок в нашей стране и за рубежом. Она сделала Леонова признанным лидером в теории реферирования и аннотирования научно-технической литературы, и в этом качестве он пребывает доныне, поскольку нет других научных трудов, сопоставимых с его монографией. Естественным продолжением ее стала докторская диссертация, которая успешно защищена в 1987 г. в диссертационном совете Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина.

Казалось бы, можно успокоиться: всеобщее признание, блестящая репутация, доктор наук, профессор, заведующий кафедрой, счастливый семьянин, неутомимый спортсмен-любитель – ну, что еще надо тебе, человече? Честно скажу: я не понимаю мотивов перехода В.П. Леонова в мае 1987 г. из родного ЛГИК (как-никак 23 года из 45 были связаны с ним) на должность заместителя директора Библиотеки Академии наук, но думаю, что это произошло не случайно. Возможно, вмешались неотвратимые сверхъестественные силы, те самые, которые в нынешних своих книгах Леонов называет судьба.

Процитирую абзац из его романа-исследования «Судьба библиотеки в России» (СПб: БАН, 2000. 415 с.): «Если бы Шумахер, заключая в 1724 году контракт с Лаврентием Блюментросом, знал, через какие испытания ему придется пройти, работая в библиотеке…, он, уверен, никогда не поставил бы свою подпись под ним и побыстрее покинул Россию» (с. 125).

Шумахер – первый директор Академической библиотеки, Леонов – нынешний директор БАН, люди они, конечно, разные, начало XVIII в. – не то, что конец XX в., но Леонов, несмотря ни на что, уподобляет свой жребий жребию незадачливого Шумахера. Поэтому позволительно, перефразируя цитату, спросить: если бы Леонов, заключая в 1987 году контракт с Владимиром Филовым, знал, через какие испытания ему придется пройти, работая в Библиотеке, то поставил бы он свою подпись под ним? В.П. Леонов, отвечая за Шумахера, заявляет: нет; я же, отвечая за Леонова, скажу: да!

Дело в том, что Леонов, не побоюсь этого слова, – титан, а Шумахер – честный и педантичный исполнитель воли монаршей. Личности разного масштаба, хотя (ирония судьбы) есть мистические сближения в их библиотечном служении.

Я употребил чуждый библиотечно-библиографическому слогу высокопарный эпитет титан, и должен объясниться. Титаном в русском языке называют «человека, выдающегося в какой-либо области, отличающегося исключительной силой ума, таланта, величием деятельности» (Большой толковый словарь русского языка. СПб., 1998. С. 1324).

Разве таких людей мало в библиотечной сфере? Вовсе нет! Более того, можно выделить титанов разных типов, например титаны просветительства, такие, как Н.А. Рубакин, титаны трудолюбия, такие, как А.В. Мезьер, титаны бескорыстия и бессребреничества – здесь имен очень много, стоит только оглядеться вокруг. (Для меня примером выдающегося бескорыстия является покойная Т.Н. Данченко, с которой выпало счастье поработать в течение пяти лет бок о бок в Библиотеке Академии наук.)

Леонов же – представитель очень редкого в мирной библиотечной сфере героического типа. Я бы назвал этот тип прометеевским, учитывая независимость и мужество его представителей, их способность противостоять всемогущим олимпийцам вплоть до самопожертвования (вспомним кровожадного орла, питающегося печенью Прометея).

Не думаю, что добродетельная библиотечная скромность состоит в том, чтобы замалчивать выдающиеся достижения хорошо известных нам коллег. Это значит обкрадывать и унижать профессию. Что же касается В.П. Леонова, то, стремясь быть объективным и беспристрастным, даже суровым и требовательным к нему, я не мог подобрать другого, более точного термина, ибо судьба обрекла его на подвижничество, которое трудно не назвать титаническим. Судите сами.

14–15 февраля 1988 г. разразилось бедствие, не имеющее аналогов в истории отечественной культуры, «культурный Чернобыль», как эмоционально выразился академик Д.С. Лихачев: серия из двух пожаров, неожиданно вспыхнувших в книгохранилище БАН…

На плечи В.П. Леонова – вчерашнего доцента – обрушилась неимоверная тяжесть: руководство восстановительными работами, сначала в качестве исполняющего обязанности директора, а затем в роли избранного коллективом директора БАН. Пришлось столкнуться с малодушием и самоотверженностью, равнодушием чиновников и суетливым усердием журналистов, бескорыстной помощью и расчетливыми спекуляциями, с подлостью и благородством. Ежедневно сотни различных посетителей (вот где пригодились навыки американской речи), разработка оптимальной технологии сушки книг, подсчет ущерба, поддержка друзей, злобные упреки, убийственные обвинения и неотступная мысль: как это могло случиться? кто все-таки виноват?

Официальные следственные органы отказались от поисков истины и приостановили следствие. Леонов категорически не согласен с таким решением, он апеллирует не к академическим или федеральным властям, не к ученому сообществу или широкой общественности, он обращается к отечественной истории, он пишет и выпускает за свой счет книгу, названную по-медицински – «Библиотечный синдром» (СПб. 1996. 629 с.). Тираж этого «самиздата» объемом более 20 печатных листов всего 300 экз. К счастью, журнал «Научные и технические библиотеки» счел возможным опубликовать фрагменты «Библиотечного синдрома» (1997 г. – № 3, 5, 8; 1998 г. – № 3, 11); «Библиотечный синдром» обсуждался также на страницах журнала «Библиография» (1997. № 3. С. 42–55).

Ничего подобного мировая библиотековедческая литература не знала. (Не случайно книгу оперативно переиздали за рубежом: The Library Syndrom. Munchen: Saur, 1999. 295 р.)

Автор этой книги – не деловитый интеллектуал, разумно конструирующий теорию реферирования, нет, это страстный правдоискатель, не склоняющийся смиренно перед авторитетами, дерзкий вольнодумец, обладающий прометеевской неустрашимостью. Он откровенно и нелицеприятно говорит о том, что привычно замалчивается, от чего принято отмахиваться, что обычно обходят стороной. В.П. Леонов имел право заявить: «Уверен в одном. В книге нет лжи».

Как и в жизни, в его книге переплелись три, казалось бы, несовместимых жанра повествования: детектив, драма, диссертация.

Детектив связан, разумеется, с пожаром. Оказывается, пожар распространился не из одного центра, а из нескольких очагов, которые возникли один за другим. Некоторые книги обгорели не по краям, что было бы естественно, а прожжены изнутри, что возможно лишь при вспыхивании огня внутри их. Не получил объяснения странный пожар, который возник во время просушки книг в одной из сушильных камер при температуре 40 градусов. Леонов приводит и другие немалозначительные факты, в том числе рассказывает о следственном эксперименте, проделанном им по собственной инициативе.

Но, если не стихийное бедствие, значит – диверсия, поджог, преступление. Если же допустить реальность злоумышленного поджога, то придется сделать страшный вывод: поджигатели скрываются в коллективе БАН, ибо доступ читателей в книгохранилище исключен. В это невозможно поверить. Но никто не высказывает более правдоподобных версий. Как же избавиться от груза подозрений?..

Помимо детектива «Пожар» в книге разворачивается еще один детектив – «Дело Леонова». Это «дело» потрясло отечественную и зарубежную общественность в сентябре 1995 г., когда буквально все средства массовой информации сообщили, что на основании заявления «бывших сотрудников Библиотеки», обращения Государственной Думы и последующей прокурорской проверки возбуждено уголовное (!) дело против директора БАН.

В результате многомесячного следствия многоопытных сотрудников ФСБ (!) уголовное дело в отношении В.П. Леонова было прекращено «за отсутствием в деянии состава преступления». Другими словами, оказалось, что «бывшие сотрудники Библиотеки» пошли на явный навет, чтобы уничтожить нежелательного им директора.

Сбылись слова Даниила Заточника: «…ангельский имеют на себе образ, а блудный нрав; святительский имеют на себе сан, а обычай похабный»… Почему-то средства массовой информации не оповестили о прекращении уголовного дела широкую аудиторию.

Драматические коллизии послепожарного бытия БАН подробно и документированно представлены в книге. Назову только некоторых участников этой драмы: культурная элита в лице Д.С. Лихачева, Д.А. Гранина, их учеников и сотрудников, многочисленная журналистская братия, жаждущая сенсаций, филологический корпус, библиотечные работники, зарубежные коллеги. Такой состав исполнителей обещает увлекательное представление, которое не оставит равнодушным внимательного читателя. Замечу одно: не многим руководителям библиотек.., нет, не так: ни одному из библиотечных лидеров не пришлось пережить те сверхчеловеческие испытания, которые выпали на долю В.П. Леонова.

Теперь о главном – о диссертационной части.

Диссертация, как известно, – это научное исследование, представленное на публичную защиту. Леонов квалифицировал свое сочинение как «интеллектуальный детектив», но назвал его «Библиотечный синдром». Синдром есть сочетание признаков (симптомов), имеющих общий источник в виде болезненного состояния организма. Врачи, основываясь на синдромах, диагностируют болезни.

Публикуя подлинные документы детективных и драматических событий из новейшей истории крупнейшей универсальной научной библиотеки России, В.П. Леонов подталкивает читателя к самостоятельному поиску причин, обусловивших «библиотечный синдром». Он предлагает факты, а диагноз болезни не формулирует, хотя, разумеется, имеет его в виду.

Поиск скрытых причин – научно-исследовательская задача, поэтому и обнаруживается в книге диссертационный пласт, правда, замаскированный детективными атрибутами. Представляется, что именно ради этого пласта была написана книга; в противном случае она называлась бы не «Библиотечный синдром», а как-нибудь иначе.

На мой взгляд, книга директора БАН – свидетельство нравственного падения культурной элиты современной России. Возможны, конечно, и другие прочтения детективно-драматической диссертации В.П. Леонова. Но нельзя отрицать одно: книга отличается лирической искренностью и мужественной сдержанностью, упрямой убежденностью и прямолинейной правдивостью, влюбленностью в библиотечное дело и тревогой за него. Поэтому она остается единственной в своем роде.

После выхода в свет «Библиотечного синдрома» Валерий Леонов стал известен не только как теоретик реферативно-библиографического свертывания, но и как теоретик общего библиотековедения, склонный к фундаментальным обобщениям.

В мае 1995 г. коллектив БАН – в результате очередных выборов директора – повторно отдал предпочтение В.П. Леонову, а не другим, надо сказать, достаточно сильным, претендентам.

Последовал очередной раунд казуистических рекламаций, демагогических выступлений, внутрибиблиотечных склок (был даже подожжен книжный киоск в Библиотеке спустя несколько дней после выборов директора), но в конечном итоге, действуя решительно и сурово, Леонов подавил оппозицию. Казалось бы, можно отдохнуть от многолетнего подвижничества. Но – «покой нам только снится».

Каким-то непостижимым образом выкраивая время для научных занятий, В.П. Леонов еще в 1995 г. сумел подготовить и выпустить в свет очередную книгу, выполненную в традиционном жанре научной монографии – «Библиотечно-библиографические процессы в системе научных коммуникаций» (СПб.: Б-ка Рос. Акад. наук, 1995. 139 с.).

В этой монографии обосновывается новая «процессная» или «творящая» парадигма, которая призвана преодолеть кризис библиотековедения как науки. С этой парадигмой можно познакомиться также в журнале «Библиотековедение» (1994. № 4. С. 31–46) и в авторитетном «Вестнике РАН» (2000. Т. 70. № 1. С. 45–49).

Нетрудно обнаружить преемственность библиотековедческой парадигмы Леонова с его работами «добановского» периода, но уровень обобщения и уровень притязания директора БАН, разумеется, гораздо выше, чем уровень доцента ЛГИК. Новая парадигма научной дисциплины – это не шутка!

Пожалуй, наиболее оригинальной и опять-таки единственной в своем роде новацией является недавно появившийся «роман-исследование» В.П. Леонова «Судьба библиотеки в России» (СПб.: Б-ка Рос. Акад. наук., 2000. 415 с.). Здесь Валерий Павлович предстает не в качестве обычного историка или теоретика библиотечного дела, а в качестве первооткрывателя библиотечной историософии, или философии истории библиотечной деятельности, причем не в национальном, а в мировом масштабе!

В основе леоновской историософии лежит представление о библиотеке как живом организме, закономерно развивающемся и деградирующем. «Великая библиотека является и великой индивидуальностью», – заявляет Леонов.

Впервые вводится понятие жизненного цикла крупнейших библиотек и фаз этого цикла, включающих зарождение, становление… гибель (разрушение). Невольно вспоминаются Л.Н. Гумилев с его теорией этногенеза, О. Шпенглер с динамикой развития цивилизаций, культурно-исторические типы Н.Я. Данилевского, – неплохая компания!

Завершает библиотечный жизненный цикл «трансформацион­ный спад», который заканчивается не исчезновением библиотеки, а «переменой статуса и переходом на новый виток жизненного цикла, но уже не той, прежней, а другой библиотеки» (с. 69).

Сопоставляя жизненные циклы различных библиотек, Леонов обнаруживает «странные сближения» в судьбе Александрийской библиотеки, первой научной библиотеки мира, и в судьбе Библиотеки Академии наук, первой научной библиотеки России. Например: обе библиотеки формировались как государственные публичные библиотеки, доступные для всех желающих; исходные собрания составили привозные книги (в Александрию – из Греции, в Петербург – из-за границы); первыми директорами (заве­дующими) обеих библиотек были иностранцы, причем контракты с ними заключали первые лица государства. Самое важное совпадение Леонов видит в том, что в Александрии греческая, а в Петербурге западная наука и культура были искусственно перенесены на чужую почву, впитались в нее и пережили периоды небывалого расцвета. А вот мистическое совпадение: в тысячелетней истории Александрийской библиотеки было три пожара, а БАН за первые три века своей жизни тоже пережила три пожара (1747, 1901, 1988).

Нельзя не заметить, что библиотечная историософия в изложении В.П. Леонова не чужда метафизическим параллелям. В истории БАН сверхъестественным образом связаны «следственное дело И.Д. Шумахера (1742–1744), «академическое дело» С.Ф. Платонова (1929–1931), «уголовное дело» В.П. Леонова (1995–1996). Во всех трех случаях обвинение было сфабриковано злобными интриганами, в качестве обвиняемых фигурировали руководители Академической библиотеки, которые в итоге были оправданы.

В.П. Леонов чувствует эту мистическую связь и поэтому, внося в свой роман-исследование очевидную диспропорцию, посвящает самую обширную главу (45 страниц) публикации подлинных материалов следственного дела о советнике Академии наук И.Д. Шумахере (без сокращений и с сохранением орфографии). Косноязычная казуистика елизаветинского времени производит сильное впечатление, но невозможно прочитать подряд более трех страниц этих «материалов».

Другая большая глава (42 страницы) рассказывает об «Академическом деле» С.Ф. Платонова с воспроизведением телеграмм Сталину и Орджоникидзе, стенограммы допроса, секретных докладных записок и других документов. Здесь глубинное историософское течение затуманивается непрозрачным детективным флером.²

* * *

Прочитав еще раз написанное, я невольно задумался: для чего и для кого пишутся юбилейные статьи? Для истории, т. е. для потомков? Для современников? Для самого юбиляра?

Сказанное выше адресовано будущим поколениям библиотекарей-библиографов: смотрите, какие титаны служили библиотечному делу в конце XX в., гордитесь своими предшественниками! Адресовано оно и коллегам – нашим современникам, которые, конечно, слышали о БАН, о ее директоре, о пожарах и скандалах, но вряд ли знакомы с творчеством В.П. Леонова, с его незаурядной личностью, вряд ли знают подлинную правду.

Валерию Павловичу вовсе не обязательно и даже вовсе не нужно читать то, что написано выше.

¹ Дословный перевод – мой любимый предмет – не вполне точно передает смысл этого выражения. – Ред.

² Несомненной заслугой В.П. Леонова перед исторической наукой является подготовка и издание серии: Академическое дело 1929–1931 гг.: Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ. Вып. 1. Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова/ Отв. ред. В.П. Леонов. СПб.: Б-ка РАН, 1993, 296 с. Вып. 2. Дело по обвинению академика Е.В. Тарле: В 2-х ч./ Отв. ред. В.П. Леонов. СПб.: Б-ка РАН, 1998. 746 с.
См. также: Леонов В.П. Академическое дело// Библиография. 1998. № 1. С. 85–94.