К ЮБИЛЕЮ Ю. Н. СТОЛЯРОВА

УДК 02(470) (092)

В. П. Леонов, А. В. Соколов

Без устали, без фальши, без корысти.
(К 70-летию Ю. Н. Столярова)

А. Соколов: Если бы нужно было разработать для Юрия Николаевича геральдический девиз или, как говорят нынешние пиарщики, слоган, я предложил бы этот: Без устали, без фальши, без корысти.

Нельзя не поражаться его неутомимому трудолюбию, воплощенному в трех десятках учебников и монографий, четырех сотнях научных, энциклопедических и популярных статей, рецензий, главах из книг, не говоря о составительских и редакторских работах. Плюс к этому – руководство кафедрой и диссертационным советом, подготовка более тридцати аспирантов и докторантов, участие во всевозможных российских и международных форумах, в экспертном совете ВАК, постоянные командировки в города России и зарубежья, жаждущие услышать мудрое столяровское слово. Профессорская педагогическая практика – само собой.

Удивительно, что этот неправдоподобно напряженный режим жизни профессор Столяров ухитряется выдерживать не два-три года, а последние три десятилетия, по крайней мере. Но самое главное не в количественных, а в качественных показателях. Идейная убежденность и огромная эрудиция, публицистический темперамент и добрая ирония, научная дерзость и правдолюбие – это узнаваемые особенности интеллектуального стиля Ю. Н. Столярова. Короче говоря, он не умеет, органически не способен фальшивить, лицемерить, двоедушничать. Отсюда – его бескорыстие, бессребреничество, нестяжательство (а ведь мог бы, если бы захотел).

Получается какой-то ангельский лик... Может быть, я что-то преувеличил? Исправь, пожалуйста.

В. Леонов: Нет, нисколько. Я бы еще добавил к этому научную порядочность Юрия Николаевича. Это то качество, которое генетически заложено в человеке: оно либо есть, либо его нет.

Для Столярова не существует непререкаемых авторитетов – он одинаково требователен и к профессору, и к аспиранту. Сколько раз сталкивался с тем, как он скрупулезно проверяет и перепроверяет, казалось бы, всем известные факты и всегда находит возможность их уточнить, а то и оригинально интерпретировать.

А. С.: Тебе как директору крупнейшей библиотеки, не раз страдавшей от стихийных бедствий, наверняка, близки фондоведческие научно-практические разработки Юрия Николаевича. Как тебе понравилось его учебно-практическое пособие «Библиотека в экстремальной ситуации» (Москва : Бибком, 2007. – 463 с.)? Ничего подобного мировое библиотековедение не знало до сих пор.

В. Л.: Так совпало, что в 2007 г. вышла еще одна книга на эту тему: Поластрон Л. Книги в огне: История бесконечного уничтожения библиотек / пер. с фр. – Москва :Текст, 2007. – 397 с.

Сравнивать эти книги нельзя, хотя, на первый взгляд, тема одна: Если у библиотекаря Столярова идет подробный разбор и анализ экстремальных ситуаций, даются практические рекомендации на основе приобретенного в их преодолении опыта, то у французского историка Люсьена Поластрона преобладает политическая оценка событий. В итоге искажаются факты и добавляются авторские домыслы. Так, на полутора страницах (C. 238–240), используя только один американский источник «AbbeyNewsletter» (1988. – Vol. 12. – № 4. – Р. 59–61), он рисует следующую картину в Библиотеке Академии наук 14 февраля 1988 г.: «…они успели заказать бульдозер, чтобы выгрести остатки книг вместе со строительным мусором. Сбежавшаяся толпа полезла через решетки, чтобы помешать этому, невзирая на заверения перетрусивших организаторов, что ничего спасать не нужно. Тогда водитель бульдозера выдернул ключ зажигания и перешел на сторону народа, словно восставший «Броненосец Потемкин». Затем последовал переданный по радио призыв: все жители будущего экс-Ленинграда приглашались к сотрудничеству – сушить книги у себя дома на бельевых веревках; 800 тысяч изданий (согласно другой версии, только 600 тысяч) были таким образом возвращены библиотеке… Однако понадобилось вмешательство знаменитого Арманда Хаммера, магната «Оксиденшил петролеум», озолотившегося на марксизме-ленинизме, чтобы через девять дней приехали три эксперта и ни одним больше. Тем временем двести пятьдесят тысяч книг отправили в холодильные камеры расположенного поблизости рыбозавода». Вот и все.

А. С.: Позор болтуну-французу! Стыдно за издательство «Текст», засоряющее библиотековедческую литературу переводами такого рода. Двадцать лет прошло после ужасного пожара, опубликована масса документов, прежде всего леоновский «Библиотечный синдром» (1996), более 600 страниц, написанных свидетелями, очевидцами, участниками, и сегодня непристойно повторять беспардонную журналистскую ложь.

Не могу представить, чтобы Юрий Николаевич мог позволить себе подобную недобросовестность.

Кстати, нельзя не заметить, что 2007 г. оказался особенно урожайным для книгоиздательской деятельности Ю. Н. Столярова. Помимо известного нам солидного пособия по предотвращению пожаров, антропогенных и техногенных бедствий в библиотеках, вышли в свет еще два не менее солидных и не менее новаторских произведения: Столяров Ю. Н., Кушнаренко Н. Н., Соляник А. А. «Эволюция библиотечного фондоведения» (Москва : Изд-во ФАИР, 2007. – 688 с.) и Столяров Ю. Н. «Библиотековедение, библиографоведение и книговедение как единая научная специальность: полный курс лекций для аспирантов и соискателей» (Орел : Орловский институт искусств и культуры, 2007. – 266 с.). Содержания этих книг фактически не пересекаются, каждая из них – самостоятельное, цельное и законченное произведение. Уму непостижимо, каким образом Столяров умудрился совершить этот интеллектуальный подвиг, сравнимый с чудотворением Зевса, породившего из головы своей богиню Афину в полном воинском одеянии.

В. Л.: Да, действительно, создается коммуникационный парадокс:
Столяров издает свои книги и статьи быстрее, чем мы успеваем их прочитать и обдумать. А подумать есть над чем. Столяров давно уже вышел из области библиотечного фондоведения на простор фундаментальной документологии.

Рассуждая о документологии, надо еще раз сказать о личности Юрия Николаевича. Он человек «центростремительного» склада и склонен все сводить к одному главному принципу. Столяров видит в документологии «разумную необходимость». Его теория – это рассуждение отдельного ученого, который смог объединить очень много различных фактов и наблюдений, и я не вижу в этом ничего плохого. Подобных примеров в науке можно привести много.

А. С.: Невольно вспоминается, как в 1970-е годы в нашем Ленинградском институте культуры имени Н. К. Крупской в творческих муках рождалась концепция обобщающей теории (метатеории) информационно-коммуникационных дисциплин, названная нами «социальная информатика». По сути дела документология Ю. Н. Столярова, если не дочь, то племянница нашей социальной информатики. Не случайно же Юрий Ни­колаевич, ощущая родственные связи, углубился в философско-инфор­матическую проблематику и даже написал замечательную книгу «Сущность информации» (Москва : ГПНТБ России, 2000. – 107 с.).

Этот поступок – закономерный эпизод в его научной биографии. Ни один из авторитетных библиотековедов, библиографоведов, книговедов, постоянно использующих информационную терминологию, не решался задаться вопросом, что такое информация. Только неугомонный Столяров, руководствуясь девизом «без фальши, без корысти», ввязался в тридцатилетнюю полемику вокруг понятия информации. Напомню, что в эпоху идеологического диктата он столь же мужественно взялся за решение проблемы партийности и опубликовал умную и дельную книгу, значение которой не уменьшилось со временем1.

В. Л.: Я отлично знаю эти книги и всегда восхищался научной смелостью Ю. Н. Столярова.

Знаменательно, что функциональный подход к раскрытию принципа партийности был впоследствии успешно использован Столяровым в его работах, посвященных профессиональной этике библиотечного обслуживания. Здесь, полемизируя со сторонниками безграничной «свободы информации», он отстаивает тезис, что этические нормативы следует дифференцировать в зависимости от типа библиотеки и контингента её читателей. Трудно не согласиться с этим разумным тезисом.

А. С.: Моя официальная и «неофициальная» точка зрения на информационный экскурс Юрия Николаевича воспроизведена им самим в книге «Сущность информации» (с. 2–4; 83–95). Можно было бы кое-что добавить, например, обратить внимание автора на то, что сделанный им вывод «информация есть субъективная реальность» (с. 41, 78) равнозначен утверждению «информация есть мысль», ибо субъективная реальность суть сознание субъекта. Другими словами, получаем, что информация – не материальный, а идеальный феномен, о чем еще в 1948 году писал Норберт Винер в своей известной дефиниции «информация есть информация, а не материя и не энергия».

Я также считаю, что информации в материальном мире (в объективной реальности) нет, понятие информации придумали (извлекли из своей субъективной реальности) Н. Винер, К. Шеннон и другие ученые в процессе реализации информационного подхода к познанию. Отождествляя информацию и субъективную реальность (пространство мышления), Столяров по существу солидаризуется с моими взглядами. Тогда о чем спор? Или я чего-то недопонял в рассуждениях Юрия Николаевича? Объясни, пожалуйста.

В. Л.: Я присоединяюсь к мнению Ю. Н. Столярова, что «надо пусть медленно, пусть по черепашьему шажочку, но все же доискиваться сущности информации» (с. 95).

А. С.: Что-то мы сбились с «юбилейных дифирамбов» на научную дискуссию. А ведь есть абсолютно бесспорные, можно сказать, классические достижения нашего юбиляра. Я имею в виду отечественное фондоведение, которое представляет собой сейчас одну единственную школу Столярова. Монополизм в науке – предпосылка застоя, но нашему фондоведению пока застой не грозит. Столяров – не деспот-единоначальник, он лидер-демократ, заботливый учитель, доброжелательный коллега, а самое главное – великий труженик, увлекающий собственным примером. По-моему, сегодня фондоведение – самая динамично развивающаяся отрасль библиотековедения. Ни библиотечное читателеведение и библиотечное обслуживание, ни теория библиотечно-библиографической классификации и предметизации, ни библиотечный менеджмент и библиотечная экономика, ни библиотечная профессиология, ни история библиотечного дела не могут похвастаться таким великолепным достижением, как «Эволюция библиотечного фондоведения» – капитальный научный труд, подытоживший более чем столетнюю историю отечественной и мировой фондоведческой мысли. Но этого мало. Хотя, судя по аннотации, «Эволюция…» адресована учащимся, изучающим курс «Библиотечный фонд», и «администраторам-фондохрани­телям», т. е. специалистам-фондоведам, на самом деле это общетеоретическое пособие для всех теоретиков и практиков библиотечного дела. Нельзя считать себя современным библиотековедом, не проштудировав эту книгу. Разве я не прав?

В. Л.: Конечно, прав. И в этом еще одно доказательство «центростремительности» Юрия Николаевича.

А. В.: Знаешь, сидя на государственных экзаменах, я иногда задаюсь нелепым вопросом: кто эрудированней – студент или педагог? Мы, педагоги, специалисты в своей области знания, излагаем квинтэссенцию своих специальных знаний студенческим аудиториям. Фондовед вкладывает в сознание студентов главные истины фондоведения, библиограф раскрывает глубины библиографоведения, информатик толкует об информационных системах, библиотековед раскрывает библиотечную системность и т.д. Мы ожидаем, что прилежный студент воспримет всю сумму наших знаний, систематизирует их, включит в свой индивидуальный тезаурус. При этом требуется, чтобы он овладел всей суммой знаний целиком, в то время как члены экзаменационной комиссии владеют лишь частью этой суммы – каждый по своей специальности. На стороне педагога – глубина проникновения в предмет; на стороне студента – многопредметная широта охвата.

Кто эрудированнее? Если каждый из педагогов щедро и добросовестно поделился своими знаниями с учениками (а как же иначе?), то выпускник вуза станет эрудитом библиотечно-библиографическо-информационно-книговедческого профиля, а его учитель по-прежнему остается узким специалистом. Но в действительности так не получается. Молодые специалисты с вузовскими дипломами, в лучшем случае – дилетанты, но никак не эрудиты. Причина этого, на мой взгляд, заключается в том, что учат студентов не эрудиты-энциклопедисты, а предметники, смутно представляющие содержание курсов своих коллег и профессиональную систему знаний в целом. Каждый предметник поет свою песню, и гармония хорала недостижима.

К счастью, в нашей отрасли знания есть Ю. Н. Столяров, сумевший многопредметную мозаику превратить в живописное панно. Я имею в виду его курс лекций для аспирантов и соискателей по типовой программе кандидатского минимума, озаглавленный «Библиотековедение, библиографоведение и книговедение как научная специальность» (Орёл, 2007. – 266 с.). Это не рассуждение благонамеренного предметника относительно старинных родственных связей и полезности их укрепления, а поисковое исследование, раскрывающее объективно существующие интеграционные взаимосвязи между библиотековедением, библиографоведением, книговедением. Конечно, это исследование – важный методологический инструмент для молодых ученых, но оно не менее важно и для узкоспециализированных предметников. Я думаю, что следовало бы на библиотечно-информа­ционных факультетах и в универсальных научных библиотеках провести научно-методические конференции на тему «Современная модель профессионала – интеллигент-эрудит». Что ты думаешь по этому поводу?

В. Л.: Согласен с тобой. Повод есть хороший и редколлегия нашего журнала, думаю, поддержит это предложение. Со своей стороны, я хотел бы рассматривать модель профессионала на фоне серьезной обеспокоенности, которую вызывает судьба традиционной библиотеки и традиционной печатной книги. Действительно, на первый взгляд, в электронной (нетрадиционной) библиотеке много привлекательного (проекты GooglePrint, OCLC, Европейская цифровая библиотека). Идея сама по себе великолепна.  Вспомним «Вавилонскую библиотеку» Х. Л. Борхеса: «Когда было провозглашено, что Библиотека объемлет все книги, первым ощущением была безудержная радость. Каждый чувствовал себя владельцем тайного и нетронутого сокровища».

А какой будет вторая реакция? Вторая реакция – это осмысление процессов, особенно тех, которые связаны с оцифровкой текстов, существование которых началось не на дисплее. Угрожает ли нам опасность уничтожения книг после их оцифровки? Что ждет «галактику Гутенберга» в будущем?

Американский журналист Никольсон Бейкер приводит такие данные: только в Библиотеке Конгресса США с 1968 по 1984 г. уничтожено до 300 тыс. книг стоимостью около 10 млн долларов. Он утверждает, что за это время в других библиотеках уничтожено, по крайней мере, 975 тыс. книг стоимостью 39 млндолларов.

Другой автор – историк из Принстонского университета Роберт Дарнтон в статье «Расправа над книгой» доказывает, что опасность уничтожения книг вполне реальна. Эта политика, как пишет Р. Дарнтон, достигла своего апогея в Англии в 1999 г., когда Британская библиотека решила распродать или уничтожить все подшивки американских газет после 1850 г., предварительно изготовив их микрофильмы.

Последствия этой акции оказались катастрофическими: исчезли целые коллекции, которые либо были разрушены в ходе самого процесса микрофильмирования, либо оказались разрознены и распроданы по отдельным номерам. Разразился скандал, но восполнить потери было уже невозможно...

Люди, подобные Юрию Николаевичу Столярову, рождаются, чтобы воспрепятствовать этому произволу. Давай пожелаем ему крепкого здоровья, новых творческих успехов и долгого продолжения служения нашему общему делу без устали, без фальши, без корысти.