Страницы истории
УДК 027.2:061.12
В. П. Леонов
Библиотека Академии наук: опыт биографии
Доклад, представленный на совместном заседании Президиума СПбНЦ РАН и учёных советов БАН и Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН (Кунтскамера), посвященном 295-летию создания Библиотеки и Музея (3 дек. 2009 г.).
Библиотека Академии наук (БАН) – одна из великих библиотек, оказавших значительное влияние на развитие общества в XVIII – XX вв. Труды о ней создаются, издаются и переиздаются; их читают, комментируют и будут продолжать изучать в XXI веке так же, как и в предыдущие времена.
Цель настоящего доклада – дать нашему современнику как бы зеркало, отражающее некоторые этапы биографии БАН, для самостоятельного осмысления (в том числе и для сравнения с другими известными библиотеками).
Биография, по определению филолога и литературоведа Г. О. Винокура, есть «внешнее выражение внутреннего» [1. С. 34]. История образует контекст, где формируется жизнь БАН, а ее внешнюю сторону представляют факты и наблюдения, которые впоследствии могут менять смысл и значение. Например, нельзя рассказать биографию БАН, не представляя одновременно биографию самого города Санкт-Петербурга, а также биографии великих библиотек Парижа, Москвы, Лондона, Берлина, Рима, Вашингтона.
БАН формировалась в то время, когда рождение Санкт-Петербурга входило в каждый дом, когда по велению Петра на новом 30-м меридиане создавался город – самодостаточный локальный центр отечественной науки, образования и культуры.
Напомню: вдоль 30-го меридиана выстроились главные центры цивилизации – Мемфис, Фивы, Александрия, Каир, Хартум, Претория, Дамаск, Афины, Константинополь (Стамбул), Киев, Великий Новгород и далее на север – Старая Ладога. Такого количества столиц нет ни на одном меридиане. Расставаясь со стариной, Петр, видимо, нуждался именно в такой географической точке. (Москва расположена на 38-м меридиане.)
***
«Начнем abovo», – как писал поэт. Библиотека Академии наук родилась в конце ноября 1714 г. и прожила почти 300 лет. Три столетия поровну разделены между XVIII, XIX и XX вв. Но важнее другой рубеж, не календарный – большая часть жизни Библиотеки прошла при «старом режиме»: в 1917 г. ей исполнилось 203 года. Она принадлежала к той возрастной группе учреждений науки и просвещения России, детство которых пришлось еще на годы царствования Петра, молодость – на царствование Елизаветы Петровны и Екатерины II, а возмужание – на время войн, революций и перестройки.
Судьба благоволила к Библиотеке изначально. Она родилась в царской семье. В ней было много людей, принадлежавших к элите Российской империи. Среди них оказалось немало таких, которых вообще не признали бы за русских (Р. Арескин, Л. Блюментрост, А. Виниус, Г. Остерман).
Разговорными языками в детстве были немецкий, латынь, французский, английский.
В возрасте четырнадцати лет Библиотека переехала в специально построенное для нее, Кунсткамеры и Академии наук здание на Университетской набережной и жила в нем (с небольшим перерывом) до 1924 г. С 1925 г. и до настоящего времени она занимает дом под номером 1 на Биржевой линии.
Образование, полученное Библиотекой в детстве и юности, было доступно лишь довольно узкому слою элиты – сотрудникам и членам Академии наук. Впоследствии этот круг значительно расширился и стал открытым для многих поколений российских ученых и исследователей.
В детстве Библиотеке не было примера для подражания в России. И в то время она, как это часто бывает, превращается в достопримечательность Санкт-Петербурга. По ней, уже к 40-м гг. XVIII в., можно было судить о том, что значит библиотека для столицы, как она выглядит внешне, как растет и обогащается ценными книгами.
Сердце Библиотеки Академии наук скрыто в науке. Посредством науки она проживает свою историю и внедряется в наше воображение и чувственность. Ее сокровище – не только богатство фондов, но и профессионализм библиотекарей. Собранные вместе, они образуют бесценный клад, доступ к которому открыт читателям. Те, кто начинали творить историю БАН, звались Блюментрост и Шумахер, Эйлер и Бернулли, Миллер и Штелин, Ломоносов, Тредиаковский, Крашенинников…
Благодаря этим первопроходцам замысел Петра получил воплощение. Академия становилась явью. Наука Петербурга уверенно набирала обороты. В БАН, ставшей главной лабораторией Академии наук, примиряются мечта и реальность ученого, но примиряются по-своему.
Правила жизни библиотеки, введенные Блюментростом и Шумахером, еще не стали тогда для академиков необходимостью и, следовательно, привычкой. Много времени и сил уходило у секретаря Академии и библиотекаря И.-Д. Шумахера (1690–1761) на выяснение отношений с академиками, особенно с Ж.-Н. Делилем, М. В. Ломоносовым и советником А. К. Нартовым, по регламенту деятельности академической канцелярии, о роли Библиотеки и организации типографии. Сохранилось письмо асессору академической канцелярии Григорию Теплову от 11 февраля 1749 г., в котором Шумахер пишет: «Им не я, Шумахер, отвратителен, а мое звание. Они хотят быть господами, в знатных чинах, с огромным жалованьем, без всякой заботы обо всем остальном…» [2. С. 198]. В таких условиях в XVIII веке стала формироваться особая «академическая» и «библиотечная чувственность», чтобы затем воплотиться в новой России.
Библиотековедение, как и прочие науки (и естественные, и иные), появилось в нашей стране в результате путешествий Петра на Запад. Сегодня мы относим себя и свою культуру к Европе, зачастую забывая, что современная российская культура есть не стихийное и не естественное порождение российской почвы, а комплекс «трансплантатов», т.е. нечто привнесенное извне и пересаженное на оную почву. Часть пересаженного укоренилась лучше (естественные науки, военное дело, музыка, балет), часть – хуже (например, науки об обществе, право, уважение к личности).
Библиотековедение как изучение западного опыта организации библиотек, формирования фондов, международного книгообмена, обслуживания читателей внедрялось в стенах Академии во многом благодаря личным контактам и заинтересованности руководства Академии. Например, в 1748 г. после принятия нового Устава (1747 г.) почетными членами Императорской Академии наук были избраны два иностранных библиотекаря:
Иосиф Андрей (Йозеф Анджей) Залуский (12.12.1701 – 07.01.1774; церковный и государственный деятель,епископ хелминский и киевский, библиофил, библиограф, почетный член Петербургской Академии наук; Польша) и Анджело Мариа (Джироламо) Кверини (30.03.1680 – 06.01.1759; венецианский кардинал, библиотекарь Ватиканской библиотеки, член ордена бенедиктинцев; Италия).
Первым же русским библиотекарем БАН, внесшим своими трудами вклад в библиотековедение, стал Андрей Иванович Богданов (1693–1765).
Жизнь БАН – это история становления, расцвета и, все же, постепенного снижения авторитета одного из выдающихся представителей академической элиты России. Впрочем, можно сказать, что немалая доля вины за все происшедшее лежит и на самой элите. И биография Библиотеки дает нам «информацию к размышлению»…
В биографии БАН есть немало страниц, требующих медленного, вдумчивого прочтения и осторожных размышлений. Одна из наиболее противоречивых – проблема оценки Библиотеки как научного учреждения с точки зрения ее вклада в развитие библиотечного дела, библиографии, книговедения. С одной стороны, как свидетельствует «Летопись» ее жизни в XVIII в., она была первым отечественным библиотечным институтом, с другой – в течение всей жизни ее статус нередко подвергался сомнению…
В ХХ столетии Библиотека Академии наук пережила крах Российской империи, а затем – восстановление после февральской революции 1917 г., но уже под новым именем…
Октябрьскую революцию и захват власти большевиками Академия наук и
Библиотека восприняли как катастрофу. В конце 1917 г. непременный
секретарь Академии наук С. Ф. Ольденбург в отчете о деятельности Академии
отметил: «В беспримерно тяжелое время
приходится подводить итоги работы этого года… Было бы малодушием не смотреть
правде в глаза… Темные, невежественные массы поддались обманчивому соблазну легкомысленных
и преступных обещаний, и Россия стала на край гибели»
[3. С. 5].
Жизнь БАН после октября 1917 г. демонстрировала постепенную утрату того пейзажа, который был в Санкт-Петербурге при Петре. Один из интереснейших сюжетов того времени, характеризующих отношения Библиотеки с властью – выдуманное В. Д. Бонч-Бруевичем посещение В. И. Лениным рукописного отдела БАН в марте 1917 г.
Но уже весной 1918 г. руководителям Академии пришлось договариваться с новой властью. Процесс союза Академии с ней был нелегок, требовал огромного напряжения физических и душевных сил. Этот выбор предопределил ее дальнейшую судьбу…
***
Почти трехвековой путь БАН подтверждает правоту того, что еще четырнадцать столетий назад предрекал хранитель императорской библиотеки в Китае Ню Хун (546 – 610). Он сформулировал пять бедствий, постоянногрозящих библиотекам: гонения властей, пожары, наводнения, смуты, войны. (Обратим внимание, что это было еще за 50 лет до гибели Александрийской библиотеки в Египте – 646 г. н.э.)
Остановлюсь на первом – гонения властей, поскольку именно столкновения с ними впоследствии кардинально изменили судьбу Библиотеки Академии наук.
Если пристальнее вглядеться в события 80-летней давности, их ход и результат, то можно увидеть не случайность начавшегося конфликта в БАН и Пушкинском доме с властью, а неизбежность борьбы старого с новым. Не было в истории Академии наук другого такого момента, когда ее будущее решилось сверху и окончательно.
Я приведу несколько документов, вышедших накануне «Академического дела 1929 – 1931 гг.» и непосредственно в его ходе, когда чаша весов уже склонялась в пользу новой власти…
Документ № 1
Телеграмма
С. М. Кирова и Ю. П. Фигатнера
И. В. Сталину и
Г. К. Орджоникидзе
20
октября 1929 г.
НЕМЕДЛЕННО
Из Ленинграда
МОСКВА ЦК ВКП тт. СТАЛИНУ и
ОРДЖОНИКИДЗЕ
По агентурным сведениям в не расшифрованном фонде библиотеки Академии наук имеются оригиналы отречения Николая и Михаила, архив ЦК эсеров, ЦК кадетов, митрополита Стадницкого, два свертка рукописей разгона Учредительного собрания, материалы об эмиграции в 1917 г., воззвание советской оппозиции в 1918 году и другие материалы. Об этом знают академики Ольденбург, Платонов и другие – всего пять человек. <…>
Необходимо учесть, что академики могут отрицать наличие этих архивов. <…> …Есть опасения уничтожения и похищения этих материалов. Изъятие этих материалов может дать некоторые новые нити. <…>
Сообщите Ваше согласие привлечении техническому выполнению этой операции под наблюдением комиссии Фигатнера ОГПУ.
Киров и Фигатнер
Документ № 2
Телеграмма
Ю. П. Фигатнера и С. М. Кирова
И. В. Сталину и
Г. К. Орджоникидзе
21
октября 1929 г.
НЕМЕДЛЕННО
Из Ленинграда
МОСКВА ЦК ВКП тт. СТАЛИНУ,
ОРДЖОНИКИДЗЕ
Агентурные сведения подтвердились. В нешифрованном фонде библиотеки Академии Наук найдено: оригинал отречения Николая и Михаила, архив: департамента полиции, третьего департамента, канцелярия Николая, охранки, ЦК эсеров, кадетов, митрополита Стадницкого, особого совещания при Николае, военного министерства, казначейства, герцога Макленбург-Стрелицкого, 66 томов дневника Константина Романова – каждый том закрыт специальным замком. Все это опечатано и охрана поставлена. <…> Есть основания предполагать, что не все еще выявлено. <…> Считаем целесообразным создание специальной правительственной комиссии из трех человек под председательством Фигатнера для расследования несдачи материалов Академией Наук…
Фигатнер, Киров
Документ № 3
Выписка из протокола
заседания Политбюро ЦК ВКП(б)
от 25 октября 1929 г. №
П6/опр.с.
Строго секретно
Опросом членов ЦК от 22.Х.29 г.
Слушали < … > 23. Телеграммы т.т. Фигатнера |
Постановили < … > 23. Принять предложение т. Орджоникидзе о создании, согласно предложению т.т. Кирова и Фигатнера, комиссии РКИ для приема дел и расследования всего дела в составе т.т. Фигатнера (председатель), Петерса и Агранова. |
СЕКРЕТАРЬ ЦК
Документ № 4
Докладная записка Ю.П. Фигатнера о работе
комиссии РКИ в АН СССР
28 октября 1929 г.
Секретно
Председателю ЦКК ВКП(б) тов. ОРДЖОНИКИДЗЕ
Я кратко сообщаю то, что нами обнаружено в [библиотеке – В. Л.] Академии Наук и то положение, которое там создалось.
1. Отречение Николая и Михаила.
Отречение Николая и Михаила поступило в нешифрованный фонд Академии Наук летом 1917 г. от сенатора Старицкого и академика Дьяконова, который был назначен Временным Правительством сенатором. Хранились оба эти документа у заведующего нешифрованным фондом В.И. Срезневского. О хранении отречения знали академики Дьяконов, Шахматов, Соболевский, Никольский, Платонов, Ольденбург, проф. Рождественский, возможно и другие. <…>
2. 14-я комната
В 14-й комнате [БАН – В. Л.] нами найдены и изъяты: часть архива Департамента полиции; 3-го Департамента; жандармского корпуса; Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей; архив ЦК кадетов; часть архива ЦК эсеров; материалы Петербургской охранки; архив Сватикова, комиссара Временного Правительства…; архив митрополита Антония Старицкого (сейчас он в Соловках); шифр Жандармского управления первой половины 19-го столетия; бумаги шефа жандармов Долгорукова; бумаги охранника Статковского; дело об убийстве Герценштейна; папка Киевского комитета защиты учредительного собрания; дела особого комитета Виндавско-рыбинской ж.д. в папке корпуса жандармов; дела полковых комитетов по выборам учредительного собрания; инструкции жандармского корпуса; копия статьи П. Волгаря к десятилетию советской власти и постановление по этому поводу Президиума Академии Наук и т.д. <…>
Нелегальные издания.
В рукописном отделе библиотеки Академии Наук имеется… чрезвычайно ценный печатный материал об историко-революционной борьбе начиная с 60-х г. Там есть много ценного из истории нашей партии… Я думаю, что навряд ли в Ленинском Институте имеется многое из того, что имеется в этой библиотеке. <…>
Картографический Отдел [Библиотеки – В. Л.] Академии Наук.
Я считаю необходимым также обратить твое внимание, т. Серго, что в библиотеке АН имеется картографический отдел. В этом картографическом отделе собрано свыше 40 тыс. карт географических и иных. Я не берусь утверждать, но есть основание полагать, что там имеются карты секретного характера, т.е. такие карты, которые они скрывают от нас <…>
Выводы:
Для успешного ведения в дальнейшем начатой нами работы необходимо:
1. Выделить… группу товарищей…, могущих разобраться в тех материалах, которые имеются в нешифрованном фонде Академии Наук, с тем, чтобы их засадить за рассмотрение материалов нешифрованного фонда. Это потребует около месяца, с тем, чтобы можно было этих товарищей потом закрепить уже в качестве постоянных работников библиотеки Академии Наук и его нешифрованных фондов.
2. Одного – двух работников, лучше было бы из Реввоенсовета, которых можно было бы посадить за просмотр картографического отдела. <…>
6. Письменное постановление…, предоставляющее мне право знакомиться со всеми материалами и со всеми архивами, имеющимися в Академии Наук, и, в случае необходимости, их изъятия.
Вот те предварительные выводы, которые сейчас напрашиваются из хода работы.
Фигатнер.
После «Академического дела» были уволены с работы из Академии наук: 128 – из 960 штатных сотрудников, 520 – из 830 сверхштатных; только из БАН – 36 из 149; из Пушкинского дома – 4 из 29.
***
Библиотека стала другой. Какие же теперь события запечатлелись в ее биографии?
Одно из них – 220-летие АН СССР, отмечавшееся в 1945 г. Дальнейшее известно: полное подчинение библиотечного дела интересам правящей идеологии, насильственная централизация, перепрофилирование фондов, гигантские спецхраны, гибель и разграбление библиотек в войнах, пожарах и наводнениях, разочарование в происходящих переменах…
Но в то же время делалось много правильного и хорошего: осуществлялось государственное руководство библиотечным делом, строились новые библиотеки, совершенствовалось комплектование фондов, росло количество библиотечных факультетов в вузах, шла интенсивная подготовка учебных и научных кадров, увеличивался выпуск библиографической продукции.
19 ноября 1964 г. – 250-летие БАН и награждение ее орденом Трудового Красного знамени на торжественном собрании в Ленинградском академическом театре драмы им. А. С. Пушкина.
К юбилею вышла и коллективная монография «История Библиотеки Академии наук СССР. 1714 – 1964 гг.» тиражом 3,2 тыс. экземпляров. Она стала «библиотечным» памятником, воплощенной мечтой советской академической науки и советского библиотечного строительства (замечу, что на нее не было ни одной аналитической рецензии, правда, она в них и не нуждалась).
***
Скорее всего, двадцатое столетие можно назвать столетием испытаний и поисков. В условиях советского времени БАН формировали и созидали люди, которые не чувствовали себя свободными. Они преодолевали сопротивление власти и среды. Если с этим согласиться, то интересно увидеть в «осенний» период БАН, что отмирает, что уходит в прошлое навсегда, а что остается наследникам.
Хорошо известно, что миссия академической библиотеки многогранна. Ее деятельность направлена, в том числе, и на процессы научной коммуникации. Изучая их, она не может не вовлекаться в научную и культурную среду. Библиотека все время должна жить на «межнаучной и межкультурной меже», то погружаясь в иную науку и культуру, то возвращаясь в свою собственную. Здесь еще много неизученного…
Что же в заключение? Повторю вслед за выдающимся философом ХХ в. Карлом Поппером: «Нам нужна надежда… Но большего нам не нужно, и большего нам не должно давать. Нам не нужна несомненность»[4. С. 341].
Список источников
1. Винокур Г. О. Биография и культура. Русское сценическое произношение. – Москва, 1997.
2. Леонов В. П. Судьба библиотеки в России. – С.-Петербург, 2000.
3. Отчет о деятельности Российской Академии наук за 1917 г., составленный непременным секретарем, акад. С. Ф. Ольденбургом и читанный в публичном заседании 29 декабря 1917 г. – Петербург, 1917.
4. Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики / сост. Д. Г. Лахути [и др.] ; пер. с англ. Д. Г. Лахути. – Москва, 2000.