| Home page | Каталоги и базы данных |
|
Научные и технические библиотеки |
|
УДК 025.2 Столяров Ю.Н. Сто лет библиотечного фондоведения
Книгохранилищная концепция и ее эволюция Этимологически слово библиотека означает хранилище книг, поэтому разработка вопросов, связанных со строительством, оборудованием книгохранилищ, а главное, с наполнением их книгами и сбережением этих книг, началась значительно раньше, нежели создание учения о библиотеке в ее современном понимании и библиотечном деле в целом. Иными словами, библиотековедческая мысль долгое время фактически существовала в виде фондоведческой. Истоками фондоведения являются эмпирические методы учета, изучения, расстановки и хранения книг, изложенные в рукописных наставлениях хранителям дворцовых и монастырских библиотек. Акцент на вопросах сохранности породил представление о мемориальной функции как сущностной функции библиотек, следствием чего стали строительство библиотек-лабиринтов, библиотек-тайников, появление библиотечного шифра, первоначальная цель которого - засекретить месторасположение книг. Эта тенденция продолжалась в течение всего средневековья. В XVII и особенно к началу XVIII в. библиотека воспринималась прежде всего как собрание книг, и такое представление оставалось господствующим в течение этого и последующего веков. XX в. в фондоведении начался с противоречивых утверждений о том, что такое библиотека. Е.В. Балобанова определила ее как книгохранилище, в котором находится коллекция подобранных и расставленных в порядке книг. Однако ее же классификация библиотек ("общественныя, частныя, ученыя и учебныя") явно не могла быть распространена на книгохранилища. К тому же архитектурно-планировочный аспект в ее пособии отсутствует, зато все, что связано с книгами (их "гигиена, размещение, болезни", а также формирование каталогов) составляет основное содержание текста [1]. Другие специалисты определяли библиотеку как значительное собрание книг, считая признаком ее отличия от книжных складов предназначенность этого собрания для хранения и использования. "Библиотека есть собрание книг функционирующих", - подчеркивал, например, Я.В. Борисов [2]. Л.Б Хавкина указывала цель этого функционирования:" ...под библиотекой разумеется более или менее обширное собрание книг, составленное по известной системе, рассортированное и размещенное в определенном порядке и предназначенное для целей просвещения" [3]. В последнем определении характерно отождествление библиотеки и библиотечного фонда: под организацией библиотек имеется в виду организация их фонда, а наука об организации фонда и технике (т.е. технологии) их создания и ведения именуется библиотековедением. Иными словами, библиотековеды начала XX в. полностью разделяли взгляды своих предшественников, включая введших термин библиотековедение М. Шреттингера в Германии и К.М. Бэра в России. Концепция книговедения как части библиотековедения В своем крайнем выражении книгоцентристская концепция охватывала не только библиотековедение, но даже все книговедение. Начало такому подходу положил Мартин Виллиальд Шреттингер (1772-1851), бенедиктинский монах, долгое время работавший в Мюнхенской дворцовой библиотеке. Последователь Шреттингера Карл Дзяцко (1842-1903) основал в 1886 г. серию "Собрание работ по библиотековедению", из содержания которой явственно видна ее историко-книжная направленность. Его ученик Фердинанд Эйхлер (1863-1945) поначалу воспринимал библиотековедение, библиографию и книговедение как синонимы, а затем включил два последних термина в библиотековедение и даже объявил библиотеку первичной, а книгу - вторичной [4]. (Впоследствии он расширил границы библиотековедения в книге "Библиотековедение как наука о ценностях, библиотечная политика как мировая политика", изданной в 1923 г.) Взгляды Ф. Эйхлера развил генеральный директор Королевской библиотеки в Берлине Адольф фон Харнак (1851-1930). Он считал, что объектом библиотековедения "является вся совокупность книжного дела, включая газеты и журналы, изучаемая с научных, педагогических, технических и коммерческих позиций, сначала в Германии, а затем и во всех других культурных государствах" [5]. Позднее эти взгляды разделяли другие немецкие библиотековеды, например Георг Лейдингер [6]. Германская библиотечная школа оказала сильное влияние на библиотековедов других европейских стран. Как свидетельствует Кшиштоф Мигонь (Польша), книговедение считают составной частью библиотековедения специалисты Англии, США, Канады, Австралии, Новой Зеландии, Индии, Японии, Южно-Африканской Республики, Венгрии [7]. Экспансионистская тенденция наблюдалась и в советском библиотековедении. Так, в начале 1920-х гг. А.А. Покровский утверждал, что в центре деятельности с книгой и науки о ней должна быть библиотека и на нее должны работать все отрасли, связанные с книгой, - от книжного дела до экскурсионного [8]. Несколькими годами позднее известный в то время библиотековед В.А. Невский предложил создать единый центр книжно-библиотечного дела, включающий в себя "управление бумажным и полиграфическим производством, комитет по делам печати, ассоциацию всех издательств, Главлит, объединения книготорговой сети, Центральную книжную палату, Институт рекомендательной библиографии, БЦК (по-видимому, бюро централизованной классификации. - Ю.С.) и единое библиотечное хозяйство". При решении вопроса о книгоиздании "первое слово должно быть предоставлено библиотекарю и читателю, а не редакционным отделам издательств и не литам" [9]. Это предложение дорого стоило библиотековедению, так как послужило поводом к срыву Всесоюзного библиотечного съезда и гонениям самостоятельно мысливших авторов. Тем не менее идея рассмотрения книги как таковой, книги в целом в качестве объекта библиотековедения давала себя знать вплоть до 1980-х гг. (подробнее об этом см. [10].) В наиболее гипертрофированном виде в этот объект А.В. Соколов, например, включил даже автора произведения [11]. В настоящее время среди западных коллег распространены более умеренные представления. Библиотеку принято понимать как коллекцию книг (публикаций, материалов всякого рода и т.п.), организуемых и выдаваемых для использования. "Многие польские ученые, - отмечал, к примеру, К. Гломбевски, - именно книгу считают основным объектом нашей дисциплины" [12]. В польском словаре библиотечных терминов дано следующее определение: "Библиотека - учреждение, предназначенное для сбора печатных и иных документов для целей их практического использования" [13]. Близки к этим определения и других зарубежных авторов. Вот примеры из различных источников. "Специальная библиотека представляет собой профилированное и, в соответствии с практическими задачами, выборочно укомплектованное собрание литературных документов, содержание которого раскрыто с особой глубиной и расстановка которого осуществлена на основании определенной системы, это собрание предназначено для информации специалистов и для использования специалистами" [14]. Библиотека - это центр, который накапливает и обрабатывает публикации, - считает Рольф Клут [15]. Библиотека - коллекция книг и других литературных материалов, организуемых и выдаваемых для чтения, - таков лейтмотив зарубежных библиотечных словарей и энциклопедий (например [16]). По одному и единственному критерию - величине фонда - определяет библиотеку библиотечная статистика многих стран. Расхождения существуют, как правило, лишь в установлении исходной точки отсчета - какой по величине фонд должна накопить библиотека, чтобы считаться таковой. Правда, в некоторых странах (например Румынии) такой границы не ставится [17], в других (например Венгрии) считается принципиально важным, чтобы фонд библиотеки ежегодно увеличивался не менее чем на 300-500 томов [18]. Концепция библиотековедения как части книговедения Представление о библиотеке как собрании книг постепенно привело к зарождению и развитию противоположной концепции: не книговедение является частью библиотековедения, а наоборот, библиотековедение - составная часть книговедения. Новая концепция выкристаллизовалась на рубеже 1960-1970-х гг. [7]. При этом в США библиотековедение вошло в комплекс с информатикой, образовав в итоге интегральную библиотечно-информационную науку (Library and Information Science). В других странах библиотековедение предстало как часть книговедения. Однако советское и современное российское библиотековедение признает лишь частичное пересечение двух этих наук. Для этого существуют веские основания: библиотековедение входит в книговедение действительно лишь одной своей частью - библиотечным фондом, да и то не полностью: одним лишь подфондом произведений печати. В книговедении же трактовка библиотековедения как частного книговедческого раздела традиционна и общепринята. Она последовательно зафиксирована на всесоюзных (теперь международных) книговедческих научных конференциях, до девятой включительно, состоявшейся в 2000 г.; отражена в энциклопедиях [19], в учебнике [20], в сборниках отечественных и зарубежных научных статей, например [7, 21]. Единственное, против чего дружно и обоснованно возражают отечественные и зарубежные книговеды, - против расширительного представления о книге как предмете библиотековедения. Они осуждают К. Дзяцко, Ф. Эйхлера, А. Харнака, Ф. Милькау, Г. Лея и других германских специалистов за включение в библиотековедение всего комплекса книговедческих знаний. Действительно, притязания библиотечного фондоведения, и без того расширившего свой предмет до границ всего библиотековедения, на включение в сферу своего внимания еще и всей области книговедения нельзя признать обоснованными. Тем не менее, если оценивать определение библиотеки как совокупности книг (документов) по большому счету, надо признать, что авторы этих определений в значительной степени правы. В сущности библиотека прежде всего -собрание документов - это признают все словари, энциклопедии, все международные стандарты - ИСО, ЮНЕСКО и др. Иное дело, что одного библиотечного фонда для описания сущности библиотеки недостаточно. Понимание этого обстоятельства вырабатывалось в течение всего XX в. Это происходило как в процессе углубленного изучения данного вопроса самими исследователями, так и под воздействием критики со стороны других специалистов. Через преодоление собственной книгоцентристской концепции прошли практически все известные библиотековеды. Борьба библиотехнологического и
общественно полезного Принципиальное значение не только для фондоведения, но и для библиотековедения в целом имело изучение технологии формирования и хранения библиотечного фонда, или (по терминологии начала XX в.) изучения библиотечной техники. В конце XIX в. распространилось представление о библиотековедении как науке (совокупности знаний), состоящей из теоретической (понимаемой как описание истории отдельных библиотек, статистика, биографии библиотечных деятелей) и прикладной частей. Последняя называлась библиотечной техникой и входила в структуру библиотековедения на правах его важнейшей составной части. Зачастую эту часть именовали библиотекономией, а первую - библиотекографией. Такое представление развивали В. Томачинский, А.И. Браудо, Л.Б. Хавкина, включавшая слово техника даже в заглавия своих практических пособий. Против библиотехнического подхода выступали С.Д. Масловский, К.И. Рубинский, К.Н. Дерунов. Самым ярким выразителем идеи, утверждавшей, что главным в библиотековедческой проблематике является социальная, а не технологическая составляющая, был К.Н. Дерунов. Первая (Дерунов называл ее идейной) обусловливает вторую, и если библиотекарь не понимает ее, он перестает быть библиотекарем и превращается в машинку для приобретения, хранения и выдавания книг" [22]. Фонд сам по себе мало что значит, утверждал Дерунов, он ценен лишь используемостью читателями. Книгохранилища он называл книжными кладбищами, полагая, что фактор их непрерывного количественного наращивания "делает то, что техника приспособления выступает на первый план и затем целиком его занимает, становясь альфой и омегой всей внутренней жизни книгохранилища". В 1906 г. он остро критиковал Л.Б. Хавкину за то, что она "из-за деревьев техники не видит внутренней сущности, души библиотечного дела". Аналогичный упрек он предъявлял Обществу библиотековедения [23]. Библиотекой, в отличие от книгохранилища, он считал учреждение, имеющее прежде всего общественно полезную ценность. Он горячо приветствовал новое определение понятия библиотеки как учреждения, активно способствующего просвещению человечества. Это определение принято II Международным библиотечным конгрессом (Лондон, 1897). Библиотеки всех типов Дерунов нацеливал на выполнение активно-просветительной функции и критиковал Секцию библиотековедения при Русском библиологическом обществе за увлечение вопросами технологии формирования библиотечного фонда в ущерб организации его использования читателями [23, с.159]. В ответ председатель этой секции П.М. Богданов разъяснял свое понимание значения библиотечной технологии для полноценного использования библиотечного фонда: "Задача всякой библиотеки сводится к тому, чтобы обеспечить читателю доступ к книгам, это может быть сделано - в пределах сил и власти библиотечного работника - почти исключительно усовершенствованием технической стороны дела, всякое приобретение библиотеки в этом отношении ценно для нее не само по себе, а лишь постольку, поскольку оно облегчает пользование библиотекой. Превратить свое книгохранилище из книжного кладбища в общественно полезное учреждение - вот главная задача всякого библиотекаря" [24]. К пониманию этой идеи постепенно приходили и другие ведущие библиотековеды. Прежде всего среди них можно назвать Л.Б. Хавкину, труды которой "Библиотеки, их организация и техника" (1904. 1911), "Руководство для небольших библиотек" (шесть изданий за период с 1911 по 1930 г.) пользовались чрезвычайно широкой известностью. Долгое время ее считали основоположником отечественного библиотековедения, что лучше всего свидетельствует о ее авторитете в кругах специалистов. В начале своей научной деятельности она подразумевала под библиотекой "более или менее обширное собрание книг", считала, что книги - это сущность, организм библиотеки [25]. Впоследствии ее позиция претерпела изменения. Она стала утверждать, что на пути своего исторического развития библиотеки пережили различные фазы. Из книгохранилищ, главной целью которых было "накопление книжных богатств", они путем длительной эволюции превратились в публичные библиотеки с новой задачей - "предоставление книг всем желающим" [3, с. 197]. Она не соглашается с Н.М. Лисовским, относившим библиотековедение и книготорговлю к области книгораспространения. Л.Б. Хавкина возражала, что по современной концепции содержание библиотечной деятельности нужно было бы назвать книгоиспользованием [26]. Таким образом центр тяжести в деятельности библиотеки Л.Б. Хавкина передвинула на использование книг, т.е. - опосредованно - на обслуживание читателя. Подход Н.А. Рубакина к фондоведческим проблемам отличался большей широтой и глубиной, чем у его современников. Долгое время он воспринимал библиотеку как ассоциацию книг; книги, их подбор считал самой сутью библиотечного дела как части книжного дела [27]. Он разделял фонды библиотек на два больших, не связанных между собой класса. К одному из них он относил крупные книгохранилища, задача которых - принимать в свои недра и хранить самые различные произведения всех времен и народов, не отказываться ни от каких книг и хранить их независимо от спроса читателей. Второй класс - фонды общеобразовательных библиотек, предназначенных для использования самыми широкими кругами населения. Эти фонды должны формироваться на основе отбора, теорию которого он подробно разработал. Согласно этой теории комплектование фонда смыкается с задачами самообразования читателей. Свой двухтомник "Среди книг" (1906) он сопроводил характерным подзаголовком: "Опыт справочного пособия для самообразования и для систематизации и комплектования общеобразовательных библиотек, а также книжных магазинов". Теория формирования библиотечного фонда долгое время развивалась в соответствии с этими взглядами: по отдельности для массовых и для научных, специальных библиотек. (В данной статье эти частные теории не рассматриваются.) Безотносительно к работам библиотековедов ту же прогрессивную мысль проводил В.И. Ленин (это удивительно, поскольку он не был библиотековедом). В 1913 г. со ссылкой на библиотечное дело западных государств он призывал "видеть гордость и славу публичной библиотеки не в том, сколько в ней редкостей, сколько каких-нибудь изданий XVI в. или рукописаний X в., а в том, как широко обращаются книги в народе, сколько привлечено новых читателей, как быстро удовлетворяется любое требование на книгу, сколько книг роздано на дом, сколько детей привлечено к чтению и пользованию библиотекой" [28]. В этом коротком высказывании емко определены основные библиотечные ценности - разве что за вычетом противопоставления подфонда редкой книги и активной части библиотечного фонда. Впрочем, это легко объясняется законами полемического жанра. Коллекции библиотечных книг, по представлению В.И. Ленина, должны быть богатыми и представлять интерес "для массы, для толпы, для улицы" и оперативно предоставляться для использования. Он приветствовал открытый доступ к фондам, их рассредоточение по филиалам, приближенным к месту жительства абонентов, а также по читальным залам. Фонды крупных научных библиотек он оценивал по критерию полноты. Оба эти подхода (по отношению и к массовым, и к научным библиотекам) вполне корректны профессионально. В дальнейшем они составили методологическую основу формирования и использования фондов советских библиотек. Таким образом, еще накануне Октябрьской революции идейная позиция получила весьма благодатную почву для развития, начала превалировать в сознании библиотековедов и постепенно привела к другому перекосу в профессиональном мировоззрении. Главный акцент советского библиотековедения был перенесен с раскрытия существа библиотечной деятельности на социальную роль библиотек. Это открыло широчайшие возможности для подмены профессиональных исследований верноподданнической идеологической риторикой. Настроение библиотековедов новой генерации хорошо выразил Д.А. Балика, предложивший "взять под подозрение все вопросы старого библиотековедения", пересмотрев их "с точки зрения социальной" [29]. Созданный в 1923 г. журнал "Красный библиотекарь" объявил все прежние научные воззрения "обветшалыми" [30]. Дискредитировались не только прежние взгляды на социальные функции библиотеки, но и отношение к библиотечной технологии. Так был подготовлен переход к тому, чтобы рассматривать читателя как центральную и единственную заслуживающую внимания фигуру в библиотеке. Правда, в концепциях упомянутых выше авторов обнаруживались противоречия: никто из них не отказывался от убеждения, что сущность библиотеки составляют книги, но никто не сделал и качественно нового шага, состоящего в постижении того, что системообразующим не обязательно может быть один элемент. Книга просто была вытеснена читателем. Так, в 1920-е гг. Н.А. Рубакин изменил свое понимание сущности библиотеки. Он стал считать, что "примат содержания в нашей теории книги должен уступить место примату читателя". В соответствии с новым взглядом он выдвинул лозунг "Все для читателя, все в читателе, все через читателя" [31]. Ему вторил В.А. Невский: "Библиотека-склад, заботящийся больше всего о сохранности своих книг, библиотекарь-машина, ограничивающая свою работу выдачей книг по требованию читателя, в СССР совершенно отошли в область предания" [32]. Он утверждал, что каталог - это баррикада, закрывающая книги от читателя, рудиментарный остаток тех цепей, которыми привязывали книги к полкам средневековые библиотеки - не больше! А поэтому - долой его! Извергнем каталог из наших библиотек". В таком же тоне писалось о "ненужности" учета и других процессов организации фонда [33]. Одновременно излагались и трезвые взгляды на библиотечный фонд. Особенно примечательны в этом отношении работы Н.К. Крупской. Она отстаивала приоритет использования фонда массовых библиотек перед его накоплением, постоянно и в сильных выражениях протестовала против бессмысленного накопительства, приводящего, по ее словам, к библиотафии, т.е. "массовому угробливанию книг" [34]. Она уделяла большое внимание технологии формирования и изучения библиотечного фонда. По ее словам, библиотекари зачастую не могут выполнить требований читателей "не столько от того, что книжный поток недостаточен, сколько от того, что организация его из рук вон плоха: нет учета поступившей литературы, слаба ответственность за социалистическую собственность" [34, с. 474]; поэтому вопрос учета, обработки, расстановки, поиска книги - это "вопрос обслуживания того же самого читателя, быстрого и более углубленного обслуживания" [34, с. 523]. На фоне демагогической критики и деструктивных утверждений изучение технологии формирования библиотечного фонда, постоянно обвиняемое в формализме, представляемое как второстепенное, неактуальное и т.п. [35], было на самом деле профессионально основательным. Важным результатом разработки вопросов формирования библиотечных фондов в 1920-е гг. стало преодоление узкого прагматизма в их решении и негативного подхода к отдельным процессам организации фондов. Конструктивная позиция выдвинута В.А. Штейном на Первом библиотечном съезде РСФСР (1924) в докладе "Минимум библиотечной техники и статистики". Равно неправомерным он посчитал и игнорирование библиотечной техники, и отождествление библиотечной науки и библиотечной техники, и растворение техники в науке и предложил иное: надлежащее упорядочение вопросов библиотечной техники на основе выводов библиотечной науки. Идя по этому пути, фондоведы 1920-х гг. внесли большой вклад в унификацию ряда технологических фондоформирующих процессов, что было предпосылкой к последующей их стандартизации. В 1924 г. появился первый сборник нормативных документов организационно-технологического характера - "Минимум библиотечной техники" - более чем наполовину посвященный технологии формирования библиотечного фонда. Выдержав более десяти изданий, он впоследствии преобразовался в пользовавшиеся широкой известностью пособия "Организация работы ЦБС", "Организация работы научно-технической библиотеки", "Организация работы областной библиотеки" и т.п. Отдельные технологические вопросы формирования библиотечных фондов активно разрабатывали Л.Б. Хавкина, А.В. Кленов. Значительный вклад в рассмотрение библиотечной технологии внесли архитекторы М.Я. Гильман (массовые библиотеки), Ф.Н. Пащенко (научные библиотеки). В их трудах освещены требования к организации потока книг на пути от их приемки отделом комплектования до места на стеллаже и далее - к пункту выдачи читателю и обратно. Ф.Н. Пащенко раскрыл также общие требования к хранению фондов, обосновал достоинства фондохранилищ без естественного освещения, предложил способы компактного размещения библиотечного фонда. Разработкой технологии отдельных аспектов формирования библиотечного фонда в 1950-е и последующие годы занимались Ю.В. Григорьев, О.И. Талалакина, В.И. Василенко, Е.П. Арефьева и другие библиотековеды, а также специалисты научно-методических отделов центральных библиотек страны. В совокупности все это позволило предложить практике разнообразные модели фонда, рассчитать структурные и количественные параметры, разработать рациональные приемы учета, обработки, размещения, расстановки, хранения. Словом, все технологические усовершенствования, которыми повсеместно пользуются сегодня фондовики страны, - плод совместного творчества ученых, методистов и практиков. Параллельно продолжалось обоснование предмета библиотековедения, исходившее главным образом из теоретических разработок по библиотечному фонду. А.А. Покровский был убежден, что "предмет нашей науки - книга в ее назначении, использовании, действии, точнее - процесс сознания, чтения, влияния книги" [36]. (Здесь сознательно процитирован Ю.В. Григорьев, который считал эту точку зрения правильной, библиотечной.) Однако позиция А.А. Покровского (а следовательно, и Ю.В. Григорьева) в этом вопросе была непоследовательной, так как фактически он выдвигал на первое место использование фонда, т.е. - опосредованно - читателя. Ю.В. Григорьев в 1950 г. определял библиотеку как "учреждение, осуществляющее собрание, специальную обработку и хранение печатных произведений, их пропаганду и выдачу читателям" [37], а в 1968 г. подчеркивал: "Не книга и не читатель, взятые в отдельности, являются предметом исследования в библиотековедении" [38]. Затем он вновь определял библиотеку как совокупность книг, предназначенных для активного удовлетворения запросов читателя. В самой последней своей работе [39] он, к сожалению, не заострил внимания на соотношении понятий библиотечный фонд и библиотека, констатировав лишь как само собой разумеющееся, что формирование библиотечных фондов - один из разделов библиотековедения. Начиная с 1960-х гг. самые острые возражения против понимания библиотеки как книгохранилища исходили от О.С. Чубарьяна: "...неправильно определять понятие библиотека лишь как книгохранилище и в качестве основного признака библиотеки выдвигать наличие организованного книжного фонда. При таком подходе к понятию стираются существенные различия между библиотеками, выполняющими определенные общественные функции, и коллекциями книг (в том числе частными собраниями), не имеющими широкого обращения" [40]. Как адепт сверхидеологизированных представлений он обвинял русских дореволюционных и западных библиотековедов в формально-технической трактовке предмета библиотековедения и функций библиотеки [41]. Статусом библиотеки он наделял лишь ту, которая обеспечивает общественное (не индивидуальное) пользование, имеет возможность руководить чтением. Он же окончательно утвердил представление о библиотеке как учреждении, сильно обеднив статус домашних библиотек. О.С. Чубарьян умалял и роль технологии в библиотечной работе. Он утверждал, что комплектование, каталогизация, структура обслуживания читателей "при определении предмета библиотековедения как общественной науки не занимают доминирующего положения" [42]. Позиция О.С. Чубарьяна была не до конца последовательной: в его трудах можно найти и тезис о равноправии библиотечного фонда и контингента читателей: "Деятельность библиотек можно условно разделить на две взаимосвязанные части: 1) комплектование библиотечного фонда и его организация и 2) обслуживание читателей. Оба эти направления достаточно емки, чтобы охватить весь сложный библиотечный процесс", [40, с. 9; 41, с. 45]. Некоторые противоречия можно найти между теоретическими воззрениями и практической деятельностью О.С. Чубарьяна как научного руководителя ряда крупных социологических и библиотековедческих исследований ("Библиотека и научная информация": 1965-1969, "Советский читатель": 1966-1967, "Книга и чтение в небольших городах": 1969-1971, "Книга и чтение в жизни советского села": 1973-1975), где среди прочих вопросов изучалось и состояние фондов личных библиотек. Столь же противоречивой была позиция И.М. Фрумина [43]. Отметив равновеликость книги, библиотекаря и читателя как элементов библиотеки, особо подчеркнув, что библиотека - целостная системы, где ни один элемент не может быть взят в отдельности, автор вслед за этим нарушил собственный методологический подход: "В системе КБЧ книжный фонд - ведущий элемент, без него в библиотеке нечего делать читателям, не нужен библиотекарь". Но ведь и без читателя книжный фонд будет стоять мертвым грузом, а без библиотекаря некому будет ни формировать фонд, ни руководить чтением! Следовательно, все названные элементы равно теряют смысл друг без друга. Библиотековеды приходили к этому выводу постепенно, с отступлениями; долгое время сказывался моноцентрический методологический подход к осознанию сущности библиотеки. В рассматриваемом аспекте важнее заметить другое: и в биполярных концепциях ("книга-читатель", "книга-помещение", "книга-библиотекарь") и в полицентристских ("книга-читатель-библиотекарь", "библиотечный фонд - контингент пользователей - библиотечный персонал - материально-техническая база" и др.) обязательно присутствует книга (документ, библиотечный фонд). Отсюда явственно вытекает значение разработки проблем библиотечного фондоведения не только для него самого, но и для библиотековедения в целом. Согласно концепции библиотеки как четырехэлементной в сущности системы библиотечный фонд выполняет в этой системе функцию ее основы, или базисную функцию. За пределами библиотеки, т.е. во внешней среде фонд выполняет кумулятивную, мемориальную функцию, поскольку в нем собираются и сохраняются необходимые обществу документы. Фонд обеспечивает возможность пользования сосредоточенными в нем документами, выполняя тем утилизационную функцию. В роли фондообразующего элемента выступает документ. Рассматриваемый в качестве подсистемы, библиотечный фонд декомпозируется на подсистемы, образуемые по множеству оснований: содержанию, конструктивный форме, языку документов и т.д. Библиотечный фонд обладает собственными признаками, свойствами, связями, позволяющими отграничить его от документных фондов иного назначения. Влияние сложившейся в России фондоведческой библиотечной школы отчетливо ощущалось и в других республиках, особенно в Украине. Аналогичный методологический, структурный, содержательный подход принял в свое время Е.П. Тамм (Харьков, 1960-1970-е гг.), а в 1993 г. - авторы учебника для вузов "Библиотечные фонды" (Харьков, 1993, на укр. яз.). Развитие общефондоведческого понятийного аппарата Значительную роль в становлении библиотечного фондоведения сыграла разработка общефондоведческого понятийного аппарата. Это прежде всего - размежевание понятий библиотека и книгохранилище и появление термина книжный фонд, а позднее - библиотечный фонд. Различие между библиотекой и книгохранилищем усматривалось уже в конце XIX в. Идентичные этимологически, эти понятия постепенно наполнялись разным содержанием: незначительным собранием книг присваивалось название библиотека в отличие от больших собраний, именовавшихся книгохранилищами [44]. В таком смысле разводил эти понятия и К.Н. Дерунов (1909) [23]. Термин книгохранилище активно использовался в 1920-е гг. Весьма характерен в этом отношении один из первых документов советской власти - декрет Совнаркома "Об охране библиотек и книгохранилищ" (1918). Однако изменения представлений о родообразующем библиотеку элементе повлекли за собой постепенное исчезновение этого термина из профессионального библиотечного лексикона в его прежнем значении. Последний раз термин книгохранилище в значении библиотека в документе государственного значения употреблен в 1931 г. в постановлении ЦИК и СНК СССР "О снабжении важнейших государственных книгохранилищ всеми изданиями, выходящими на территории Союза ССР". Впоследствии книгохранилищем стали называть часть библиотечного помещения, в котором хранится обособленный основной фонд. В середине 1970-х гг. на смену ему пришел еще более точный термин - фондохранилище. Уточнению терминологии способствовало появление в 1918 г. при Наркомпросе специфической организации, занимавшейся сбором и перераспределением национализированных книжных собраний, что было предписано декретом "О порядке реквизиции библиотек, книжных складов и книг вообще", принятым по предложению В.Я. Брюсова. Этот новый социальный институт назвали книжным фондом. Первоначально им считался "аппарат распространения книги: фонды старых книг, собиравшихся после революции в разных республиках и местностях и шедших частью на комплектование библиотек, частью на бумажные фабрики" [45]. Вскоре часть этой литературы начали использовать для комплектования передвижных библиотек. Так понятие книжные фонды стало относиться к библиотекам. В структуре Центрального комитета государственных библиотек выделена секция книжного фонда (заведовал ею О.Э. Вольценбург). Это понятие закрепилось в библиотековедении и библиотечном деле, распространившись на все составные части систематизированных собраний произведений печати. Оно едва не заменило собой слово библиотека: появились предложения слить все библиотеки в единый общенародный фонд [46]. К счастью, слово фонд укоренилось в профессиональном сознании в более строгом значении. За рубежом его заменяет менее корректное в терминологическом отношении понятие коллекция. Бытовало и технологическое понятие - книжное имущество библиотеки [47], но оно не прижилось. Термин книжный фонд становился все более устойчивым и к концу 1930-х гг. почти вытеснил термин библиотека в значении библиотечный фонд. Показательна в этом отношении эволюция названия одной из книг О.С. Чубарьяна. Первое издание (1937) называлось "Комплектование технической библиотеки предприятия и научно-исследовательской библиотеки", второе (1939) - "Комплектование фонда технической библиотеки". Почти так же называлось пособие В.Н. Денисьева: "Комплектование библиотечного фонда" (1939). Но вскоре, в 1940 г., в наименовании учебного курса по комплектованию появилось менее точное выражение - библиотечные фонды. Оно закрепилось на многие годы. В 1980 г. я предложил ввести обобщающий термин библиотечный фонд. Это предложение нашло отражение в проекте учебного плана для вузов. Но этот термин получил признание лишь десять лет спустя и с тех пор прижился в фондоведении. Постепенно интегрировали понятия, касавшиеся разных сторон работы с библиотечным фондом. Регистрация фонда, хранение фонда, расстановка фонда в середине 1930-х гг. слились воедино в выражении организация учета, хранения и использования фонда (Ю.В. Григорьев, В.А. Панкратов), которое сократилось до словосочетания организация фондов (1930-е гг., Ю.В. Григорьев, В.В. Петровский). В 1940 г. появляется выражение фонды и каталоги библиотек, а в 1945 г. утверждается собирательное понятие организация библиотечных фондов с раскрытием содержания: учет, расстановка, хранение. Особое место в разработке учения о библиотечном фонде принадлежит Ю.В. Григорьеву, который может по праву считаться основателем советского библиотечного фондоведения. Ю.В. Григорьев (1899-1973) около 50 лет занимался разработкой библиотековедческих проблем, опубликовал более 30 работ по различным вопросам теории и практики формирования библиотечного фонда. Велика его заслуга и в преобразовании ряда разрозненных учебных дисциплин в стройный вузовский курс "Библиотечные фонды". Апофеоз понятия организация библиотечных фондов пришелся на начало 1950-х гг., когда вышла широко известная и в настоящее время книга Ю.В. Григорьева с аналогичным заглавием. Однако уже вскоре, в 1955 г. появилось более широкое понятие библиотечные фонды, включившее понятие комплектование и содержание понятия организация библиотечного фонда. Приняты первые постулаты, относившиеся ко всем компонентам создания и функционирования библиотечного фонда (Ю.В. Григорьев, 1961). Процесс теоретического обобщения продолжался очень медленно, целое десятилетие. Качественный скачок произошел в 1973 г., когда Ю.В. Григорьев объединил все эти процессы понятием формирование. Его книга [39] стала заметной вехой в развитии фондоведения, Ю.В. Григорьев первым заявил о возможности применения системного подхода и реализовал этот подход на практике, рассмотрев все процессы и операции по созданию и хранению библиотечного фонда в единстве. Главный теоретический вклад Ю.В. Григорьева состоит в доказательстве того, что комплектование и организация (т.е. в его понимании учет, обработка, расстановка, хранение) фонда, а также управление им - это единый цикл, основанный на общих принципах и подчиняющийся единым требованиям. Благодаря такой трактовке учение о библиотечном фонде наконец обрело целостность, стройность и окончательно оформилось в самостоятельный раздел библиотековедения. Ю.В. Григорьев определил сущность библиотечного фонда, охарактеризовал масштабы этого понятия (фонд в широком и в узком плане), главные отличительные черты и свойства библиотечного фонда, общие принципы его формирования (до того были разработаны принципы лишь процесса комплектования). Наибольшее значение из них для современности имеет впервые обоснованный принцип соответствия состава и объема фондов задачам библиотеки и запросам ее читателей. Подчас автор рассматривал принцип соответствия как закон. Подробный и наиболее глубокий анализ представлений Ю.В. Григорьева по этому вопросу дал И.В. Лукашов [48]. Еще одной новой идеей в теории формирования библиотечного фонда было предложение Ю.В. Григорьева с расчленении единого, целостного процесса формирования фондов на фазы, которые связаны между собой, взаимообусловлены и выступают в диалектическом единстве. [39, с. 47]. Ю.В. Григорьев назвал три такие фазы: комплектование фонда, организация фонда и управление фондом. Согласившись с Ю.В. Григорьевым в главном (фонд представляет собой систему и лучшие теоретические результаты достигаются при системном подходе к его рассмотрению), его последователи вместе с тем отказались от идеи деления процесса формирования фонда на фазы, обозначенные Ю.В. Григорьевым. Дело в том, что понятие организация распространяется на все эти фазы: и комплектование, и управление должны быть организованы; управлению подлежат и комплектование, и все последующие процессы формирования фонда. Таким образом, управление не представляет собой отдельной фазы, а пронизывает всю работу с библиотечным фондом, осуществляется параллельно со всеми процессами и этапами его формирования. Тем не менее оно может быть условно обособлено и противопоставлено - но не комплектованию и организации, так как расположено не на одном уровне с ними - а всему технологическому циклу формирования библиотечного фонда. Именно эта идея заложена в структуру современного библиотечного фондоведения. Согласно представлениям Ю.В. Григорьева, управление начинается после того, как становятся известны результаты использования фонда читателями. Результатами он считал вторичный отбор и непрерывную дифференциацию фонда. Проверку библиотечного фонда Ю.В. Григорьев тоже перевел из второй фазы в третью. Это были самые первые попытки наполнить раздел "Управление" собственным содержанием, и ценны они самим фактом своего появления, а не конкретикой, нуждающейся в очень серьезных уточнениях. Так, вторичный отбор правильнее рассматривать не только как результат, но и как рычаг управления. Однако точно таким же рычагом и результатом управления является первичный отбор. К тому же оба эти вида отбора нельзя отрывать друг от друга, разносить их в разные фазы, ибо они существуют во взаимосвязи. Подчеркну главное: Ю.В. Григорьев обосновал важность разработки управленческого аспекта в фондоведении начал такую разработку задолго до появления в общем библиотековедении концепции так называемого библиотечного менеджмента. "Теоретические основы формирования библиотечных фондов" - венец научного творчества Ю.В. Григорьева в области библиотечного фондоведения. Это произведение сжато, емко обобщает наиболее значительные достижения в этом разделе библиотековедения и в то же время знаменует собой начало качественно нового этапа в его развитии, продолжающегося и в настоящее время. Этот этап отличается тем, что библиотечный фонд окончательно перестал отождествляться с библиотекой в целом и стал рассматриваться как ее элемент. В 1973 г. тысячелетняя история фондоведческой мысли оформилась в целостное библиотечное фондоведение как составную часть библиотековедения. Постоянное появление все новых видов документов, проблематичность оснащения ими библиотечных фондов привели к дискуссии о том, как именовать основной элемент библиотечного фонда. Привычные термины книга, книжный фонд долгое время сохраняли свои позиции. Понятие документ вначале допускалось как своего рода уступка наиболее радикально настроенным фондоведам. К примеру, в учебнике "Библиотечные фонды" (1979) приняты термины книга, произведения печати и т.п., несмотря на то, что специально рассматриваются различные некнижные источники информации. Единственное, что удалось сделать в то время, - оговорить, и то в примечании, что термин книга понимается в учебнике расширительно, как синоним слова документ. Но уже следующее издание [49] оперирует этим понятием как вполне устоявшимся. В государственном стандарте библиотечной терминологии при определении понятия библиотека использовано словосочетание произведения печати и другие документы, а слово документы разъяснено словом материалы. В ходе оживленной дискуссии о предмете и объекте библиотековедения затронут и вопрос о соотношении понятий книга и документ, причем последнее понятие значительно укрепило свои позиции - в значительной мере потому, что его правомерность понял Ю.А. Гриханов [50]. Став впоследствии одним из главных разработчиков Закона о библиотечном деле, он способствовал введению этого понятия в число базовых, его определению (в статье 1). Сейчас понятие книга в расширительном смысле практически полностью исчезло из библиотечного и библиотековедческого лексикона. В отстаивании собирательного понятия документ у фондоведов были активные союзники: в библиографоведении в это время также велась дискуссия о правомерности введения этого термина. Наиболее убедительными оказались публикации О.П. Коршунова, и в библиографоведении это понятие утвердилось раньше, чем в библиотековедении. Утверждение термина документ в библиотековедении было важным достижением, но это достижение устраивало фондоведов лишь отчасти. Перед книговедением как общепрофессиональной дисциплиной объективно встала задача расширить свой предмет. Специалисты периферийных вузов оказались более восприимчивыми к новым идеям, нежели книговеды головного вуза. Столь же настороженно воспринимали новые взгляды и "законодатели книговедческой моды" - специалисты Московского полиграфического института (ныне Университет печати). Максимум уступок, на которые они шли, заключался в предоставлении сторонникам термина документ книговедческой научной трибуны, например [51]. Сами же книговеды либо возражали против внедрения этого понятия в нашу сферу [52], либо попросту избегали углубляться в его изучение. К концу 1990-х гг. фондоведение доросло до понимания того, что из всего документного многообразия библиотека отбирает лишь документы портативные (нестационарные, мобильные), как правило, неаутентичные (т.е. несущие информацию не своим носителем, а зафиксированной на нем знаковокодовой системой). Принципиально на какие-либо характеристики документа, который может быть представлен в фонде библиотеки, ограничений не накладывается ни с точки зрения отрасли знания, ни с точки зрения материальной конструкции, носителя способов записи и т.д. Эти обстоятельства предопределяют, с одной стороны, безуспешность многочисленных попыток теоретически обосновать историческую обреченность библиотек как социальных институтов, а с другой - обязывают библиотекарей внимательно следить за появлением все новых видов документов и оперативно включать их в свои фонды. В 1960-х гг. над библиотечными фондами и в целом над библиотеками нависла серьезная угроза, вызванная появлением и бурным внедрением новых информационных технологий. Возможность передачи информации по телекоммуникациям, развитие экранных документов вызвали к жизни концепцию "библиотеки без книг", быстро переросшую в концепцию "библиотеки без книг, без читателей, без библиотекарей". На новый вызов времени советские библиотекари поначалу ответили попыткой поставить библиотеки вне компьютеризации, обоснованием их якобы принципиальной особенности работать только с произведением печати. В этом подогревала их убежденность в преимуществах книги как вида документа, уверенность, что электронная вычислительная техника не понадобится библиотекам в силу своей громоздкости, дороговизны и т.п. Результатом стало появление альтернативных библиотекам документально-коммуникационных институтов - государственной системы научно-технической информации. Новорожденные теоретики во вновь созданной науке информатике стремились доказать архаичность библиотековедения и получали встречные упреки в формализме и аполитичности. В других странах, в особенности в США, такой резкой конфронтации не было, дискуссия велась в среде самих библиотековедов (информатика фактически возникла в СССР). Они довольно быстро оценили преимущества новых инфотехнологий, стали стремительно их внедрять, а на теоретическом уровне выработали, как уже отмечалось, понятие интегральной библиотечно-информационной науки (Library and Information Science). В отечественном библиотековедении (фондоведения это касалось больше всего) ситуация развивалась более драматично. Из критики информатиков фондоведы сделали конструктивные выводы. Прежде всего это относилось к расширению представлений о фондообразующем элементе. Они восприняли понятие документ, ввели его и в свой терминооборот, и в общебиблиотековедческую лексику, начиная с 1970-х гг. в ходе дискуссии о предмете и объекте библиотековедения. Параллельно шло поступательное развитие фондоведения. Оно продолжается и в настоящее время при непрекращающихся научных атаках справа и слева. Правыми будем условно именовать установки, нацеленные на консервирование традиционных позиций, левыми - ориентированные на радикальный отказ от сложившихся устоев, умеренно прогрессивными (к ним относим магистральное развитие современного фондоведения) будем считать стремления к преемственности теоретических разработок, использованию всего ценного из смежных, а порой и отдаленных наук. Атака на фондоведение справа Воспрепятствовать расширению объекта фондоведения первыми постарались коллеги библиотековеды. Они хотели законсервировать понятие книга и поначалу почти приказным порядком запретили фондоведам использовать термин документ. Эта ситуация нашла отражение в учебнике "Библиотечные фонды" (1979). С одной стороны, по всему тексту учебника использовались понятия книга, литература, произведение печати (впоследствии это расценено А.М. Стахевичем как недостаток учебника). С другой - подчеркнуто, что "фонд состоит не только из книг" и дана классификация фондов по видам изданий, в которой рассмотрены, в частности, неопубликованные документы, аудиовизуальные, машиночитаемые, объемные и иные материалы. Все, что в то время могли позволить себе авторы для разъяснения столь противоречивой ситуации - это сделать примечание, что термины книга, литература и т.п. условны, употреблены в расширительном значении, что на самом деле фонд состоит из различных видов документов. Разумеется, этот термин отстаивался и в профессиональной печати, он противопоставлялся термину книга. Например, фондоведы демонстрировали узость первого терминоэлемента в конструкциях книга - читатель, книга - библиотекарь - читатель и т.п. Эту дискуссию выиграли фондоведы. Понятие документ постепенно получило официальное признание. В Словаре библиотечных терминов (1976) фигурирует выражение произведения печати и другие носители информации. И другие носители информации - первая уступка фондоведам. В проекте государственного стандарта на основные термины и определения в области библиотечного дела (1979) появляется словосочетание произведения печати и другие материалы, а библиотечный фонд определяется громоздким оборотом речи систематизированное собрание произведений печати и других материалов различных видов... Под воздействием критики термин уточнялся, и в окончательном варианте ГОСТ 7.26-80 появилось выражение произведения печати и другие документы. Терминологический словарь "Библиотечное дело" (1986) вопреки стандартизованному термину вновь оперирует понятием иные материалы - составители почему-то отошли от заявленного в предисловии предпочтения слову документ как наиболее обобщающему, широко применяемому в смежных науках и международной практике. Вузовский учебник [49] положил конец неуверенности и полупризнанию термина документ, оперируя им как собирательным на протяжении всего текста. В Федеральном законе о библиотечном деле (1994) и других законах уже прочно установилось понятие документ. Широко фигурирует оно в терминологических, энциклопедических словарях, справочниках, учебниках, во всей библиотековедческой литературе. Показательно, что именно и только этот термин использует новый ГОСТ 7.0-99 "Информационно-библиотечная деятельность, библиография". Однако книговеды заняли непримиримую позицию по отношению к внедрению этого термина. Вместо того чтобы лидировать в развитии терминологии, они упорно стремятся законсервировать традиционное понимание книги, воспрепятствовать выходу за его пределы. В 1980-е гг. адептом этого направления был А.Я. Черняк [52], в конце 1990-х гг. - И.Е. Баренбаум [53]. Фондоведы терпеливо разъясняют им свою позицию, тем более что книговеды, надо отдать им должное и более того - признательность, охотно предоставляют свою трибуну оппонентам на конференциях и в сборнике "Книга. Исследования и материалы". Атака на фондоведение слева Одновременно с попытками затормозить (если не отбросить назад) развитие фондоведения предпринимаются еще более радикальные демарши против него, предполагающие его полное упразднение безотносительно к субъективным намерениям наших оппонентов с левого фланга. Но они должны бы понимать, что в этом случае погибнут и библиотековедение как наука, и библиотечная деятельность. В этом видится особая опасность леворадикальных устремлений в библиотековедении, причем и здесь именно фондоведам приходится выступать на переднем крае борьбы, делая тем услугу библиотековедению в целом: спасая фонд, мы тем самым спасаем всю библиотеку, ибо без него она лишится своего фундамента и неизбежно рассыплется как социальный институт. Начались эти атаки, как уже отмечалось, еще в 1960-е гг., когда утверждалось, что под натиском новых инфотехнологий, под гнетом веками накопленных фондов библиотеки погибнут, как в свое время под тяжестью собственного веса погибли динозавры. Едва успев оправиться от теоретической схватки с молодыми, энергичными, технически подготовленными и оснащенными противниками, едва найдя собственный путь умеренного продвижения вперед на базе изменения традиционного профессионально-консервативного менталитета, убедившись в социальной востребованности библиотек (в отличие от органов научно-технической информации) в условиях жесточайшего политического, экономического и социального потрясения начала 1990-х гг., российское библиотековедение обнаружило, что к середине последнего десятилетия XX в. само взрастило в своих рядах новых оппонентов. В этот момент обозначились сразу две тенденции покушения на библиотечный фонд как составную часть библиотеки. А.И. Остапов предложил переориентировать документальную библиотечную идеологию на знаниевую [54]. Он легко перепрыгнул через понятие документ, которого ему показалось недостаточно, чтобы создать библиотеку качественно нового типа, т.е. фактически иной социальный институт. Идеолог новой концепции получил суровую отповедь [55] и частично умерил свои устремления. Теперь он признал право документных библиотек на существование и даже разделил их на три подкласса: нормодокументные, гипердокументные и документно-информационные. Им он противопоставил класс когнитивных библиотек, тоже разделяющихся на три подкласса: гиперинтеллектные, высокоинтеллектные и суперинтеллектные [56]. Общая оценка уточненной позиции с моей стороны остается прежней: это совершенно умозрительная, мертворожденная модель. Но автор имеет право на собственное мнение, и научное сообщество позволяет ему широко тиражировать и даже защищать это мнение в статусе докторской диссертации. Другая угроза фондоведению исходит от В.В. Скворцова, который тоже решил было полностью отказаться от "формалистического (документного) понимания сущности библиотековедения". Он утверждал, будто в библиотековедении (мировом) сложились три основные концепции, которые последовательно сменяли друг друга: формальнотехническая, документалистская и информационная. При этом "документалистская концепция сегодня буквально на глазах современников превращается в препятствие на пути прогресса теории и практики библиотечного дела". Современная библиотека, по его словам, имеет дело якобы "прежде всего не с документом, а с совершенно другой субстанцией - информацией" [57]. Поэтому документалистскую концепцию он отнес к числу "явно бесперспективных направлений" и поставил задачу "фронтального перехода на информационную парадигму" [58]. Если даже согласиться, что концепций было всего три и именно названные, то все равно остается фактом, что все они существуют одновременно. Ошибочно здесь и приравнивание документа к носителю и на этом основании противопоставление его информации. В учебнике "Общее библиотековедение", вышедшем в том же 1996 г., концепций оказывается уже шесть и документалистская среди них отсутствует. Снят и тезис об их последовательной замене. Но все они, кроме информационной, аттестуются как слабые, односторонние и неполные [59]. Вновь информация противопоставлена публикации. Первую автор считает сущностью и содержанием одновременно, а вторую - явлением и формой (тоже одновременно). При этом информация, согласно его утверждению, "обладает безусловным приоритетом в отношении публикации" [59, с. 30]. Позиция В.В. Скворцова вызвала резкую (с моей стороны подчас излишне резкую - каюсь) отрицательную реакцию фондоведов [55; 60], хотя эта реакция, в свою очередь, некоторыми авторами была охарактеризована ошибочной без сколько-нибудь серьезной аргументации [61]. Вместе с тем нападки на документ (фонд) заставили фондоведов переосмыслить роль и значение библиотечного фонда в системе библиотека, уточнить его сущностные функции, а главное - более основательно разобраться в понятии документ, его статусе, соотношении с информацией, классификации и тому подобных проблемах. Подтолкнули к этому также законотворческие и интеграционные процессы, происходящие в науках документально-коммуникационного цикла. Термин документ требуется уточнить в связи с разработкой законодательства в области библиотечного дела и в области обязательного экземпляра документа. Другие законы, прямо затрагивающие интересы библиотек и их фондов, - об информации, информатизации и защите информации, об авторском праве и смежных правах, об участии в международном информационном обмене - разрабатывались преимущественно без участия фондоведов. Закон об обязательном экземпляре документов, равно распространяющийся на большую сферу документальных коммуникаций, - производителей, распространителей и хранителей документов - также потребовал от фондоведов основательно исследовать понятие документ. Фондоведение - пионер в разработке новых научных Понятие документ (служебный) давно и успешно использует наука об управлении (раздел "Документационное обеспечение управления"), архивоведении. Широко оперируют понятием документ информатика, документалистика. Морально готовы признать его музееведение, наука о социальных коммуникациях и другие родственные дисциплины. В каждой из них это понятие используется, но каждый раз в собственном значении. Данное обстоятельство все острее нуждается в исправлении. Создание электронной библиотеки - еще один мощный практический стимул для выработки единообразия. Библиотечные фондоведы и в этом случае оказались вынужденными прокладывать новые пути. Поскольку Международная федерация по документации самоустранилась от главного своего предназначения - всестороннего теоретического обоснования понятия документ, поскольку от решения этой общей задачи отказываются специалисты близких научных дисциплин, фондоведы предложили образовать новую научную отрасль документологию [62] и сами же начали ее разрабатывать [63]. Документология понимается как дисциплина, разрабатывающая онтологический статус документа - всякого, какого бы то ни было документа, безотносительно к области его практического применения. Все известные на сегодняшний день документоведения входят в документологию на правах органических составных частей. Они служат для документологии эмпирической базой, получая от нее, в свою очередь, унифицированную терминологию и упорядоченное значение о своем роде или виде документа, будь то книга, афиша, приказ, CD-ROM или музейный экспонат. Существует и альтернативная точка зрения: область знания и деятельности следует называть документоведением, а теоретическую часть документоведения - документологией. Вопрос о соотношении документоведения и документологии находится на стадии обсуждения. Появилась и успешно развивается еще одна научная дисциплина, основателем которой стал В.И. Терешин, - "Документный фонд" [64]. В Московском государственном университете культуры и искусств разрабатывается новый учебный курс "Документный ресурс". И в одной и в другой дисциплине библиотечный фонд рассматривается наравне с архивным, музейным и тому подобными документными фондами. Такая разработка, несомненно, выведет библиотечное фондоведение на новую ступень обобщения, повысит его методологический и методический уровень. Практическая потребность в разработке документного фондоведения вызывается и межведомственной программой "Электронные библиотеки России", принятой в 1998 г. Правительством Российской Федерации. Под электронной, или цифровой библиотекой понимается распределенная информационная система, делающая доступными пользователю документы из самых различных документально-коммуникационных систем. Но чтобы их оптимально комплектовать, обрабатывать, сохранять и предоставлять, необходима унифицированная технология, единые принципы формирования, общесистемное правовое и организационное обеспечение. А для этого нужна теория документного фонда. Первая ее задача - установить соотношение между понятиями документный фонд, документный ресурс, документальный массив, документальный поток. Перед исполнителями программы возникли и другие вопросы: правомерно ли понятие электронный документ, в какой форме он материализуется, следует ли включать электронный документ в библиотечный фонд и если да, то какой именно, в каком количестве или доле по отношению к документам на традиционных носителях, как его учитывать, размещать, производить прочие технологические операции. Во весь рост стоит и проблема обязательного экземпляра электронного документа, и многие другие. На исходный вопрос - есть ли альтернатива понятию документ, в том числе электронный - мой ответ уже дан [65]; обоснование представлено в нескольких публикациях, например [66]. Появление качественно нового вида документа - электронного - потребовало переосмыслить и понятие библиотечный фонд. До сего времени подразумевалось, что он представляет собой собрание документов, находящихся в данной библиотеке, учтенных в ее служебной документации. В новой же ситуации, когда библиотеке почти наравне с собственными доступны документы из других источников, территориально удаленных и принадлежащих сторонним физическим и юридическим лицам, вопрос о статусе фонда конкретной библиотеки радикально усложняется. Заключение В течение XX в. библиотечное фондоведение оформилось в довольно стройную частную библиотековедческую дисциплину. Значительных успехов ему удалось достичь благодаря применению системного подхода к изучению своего предмета. Этот подход позволил перейти от описания внешних проявлений функционирования библиотечного фонда к более высокому уровню - исследованию его глубинной сущности. Благодаря этому фондоведение обретает признаки фундаментальности. За неполные тридцать лет, прошедшие со времени выхода последней обобщающей работы Ю.В. Григорьева, сведений о фонде как научном понятии, о проблемах его формирования накоплено не меньше, чем за предыдущее время. Бурно развивался понятийный аппарат, существенно расширялись, уточнялись и конкретизировались принципы формирования библиотечного фонда. Возник ряд новых концепций - моделирования фонда, определения его величины, параметров ядра и др. В систематизированном виде фондоведческие представления к концу 1970-х гг. оформились в вузовском учебнике "Библиотечные фонды" (1979), написанном авторским коллективом преподавателей Московского государственного института культуры и сотрудников Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина. Итоги и задачи библиотечного фондоведения осмыслены в статье [67]. В это время фондоведы страны уже успешно разрабатывали управленческий аспект формирования библиотечного фонда, однако авторам учебника еще не хватило решимости осветить этот вопрос. Соответствующий раздел появился лишь в 1991 г. [49]. Поначалу отсутствовала полная ясность в том, чем должен быть наполнен раздел "Управление библиотечным фондом", мешало и ошибочное представление Ю.В. Григорьева о том, что управление - третья фаза формирования фонда, следующая за стадией его организации. В 1980 г. появилось понятие библиотечное фондоведение (Э.К. Беспалова) - еще более широкое, чем понятие формирование библиотечного фонда [68]. Новое понятие включило в себя рассмотрение не только формирования, но и всего комплекса вопросов, связанных с библиотечным фондом: его структурой, свойствами, параметрами, функциями, местом среди других документных фондов и многим иным. Уточнены некоторые существенные теоретические постулаты Ю.В. Григорьева: выяснилось, как уже отмечалось, что понятие организация может быть распространено и на комплектование, что управление не расположено на одном уровне с другими фазами цикла формирования фонда, а пронизывает собой все фондоформирующие процессы и этапы, что понятия хранение и сохранность должны быть отделены от понятия формирование и что эти явления бытуют не только в самостоятельном качестве, но одновременно составляют и часть процессов комплектования, учета, обработки, расстановки, доставки и использования библиотечного фонда. В 1980-е гг. в области фондоведения интенсивно работали Ю.А. Гриханов, Д.В. Евсеев, Н.С. Карташов, С.Л. Лохвицкая, А.В. Маркина, А.Г. Раев, Г.В. Тараченко, В.И. Терешин, В.Р. Фирсов, В.В. Шилов и многие другие исследователи. Оживленно разрабатывались математические методы изучения библиотечного фонда, его моделирования, системный анализ его формирования и использования. Началась автоматизация отдельных процессов комплектования и особенно каталогизации фонда. Итоги развития библиотечного фондоведения к началу 1990-х гг. получили освещение в вузовском учебнике [49] и учебном пособии В.И. Терешина "Библиотечный фонд" для библиотечных техникумов [69]. Развитию общефондоведческого понятийного аппарата в эти и последующие годы способствовали публикации ряда специалистов, в особенности В.И. Терешина [64,70], Е.Г. Астапович [71], Н.П. Васильченко [72], И.С. Пилко [73], Т.А. Ждановой [74]. В.В. Шилов предложил до тридцати математических задач и методов их решения в области комплектования библиотечного фонда [75], однако практическое их использование затруднительно. Более продуктивно обоснованы современные подходы к формированию фонда в работе И.В. Эйдемиллер [76]. В целом 1990-е гг.. характеризовались все же некоторым спадом интереса фондоведов к теоретической проблематике. Сократилось количество общефондоведческих публикаций, уменьшилось число диссертационных исследований (в 1970-1980-е гг. защищалось по 2-3 кандидатских диссертации ежегодно, в 1990-е - едва по одной). Но резко усилился интерес к проблеме автоматизации процессов формирования библиотечного фонда, преимущественно крупных и крупнейших библиотек. Одна из задач фондоведения в наступившем столетии - ввести в свой арсенал рассмотрение фондов личных библиотек (персональных, домашних, семейных, фамильных и т.п. - их классификация представляет собой самостоятельный библиотековедческий вопрос). Исключение этих фондов из поля зрения библиотековедов - традиция библиотековедения, ведущая начало от трудов О.С. Чубарьяна, о чем мне доводилось писать неоднократно начиная с 1981 г. [77]. В начале XX в. от фондоведения отпочковалось библиотековедение, в конце - документология. Само фондоведение соотносится с библиотековедением как часть и целое, а с документологией (а также книговедением) находится в состоянии частичного пересечения. XXI в., несомненно, начинается с углубленного познания сущности документа, что значительно обогатит фондоведение и сопредельные дисциплины. Появятся новые, пока еще безвестные проблемы. Словом, библиотечным фондоведам есть чем заняться в наступившем столетии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Балобанова
Е.В. Библиотечное дело. СПб., 1901. С. 7. | |
|
Copyright © 1995-2001 ГПНТБ России |