Home page | Каталоги и базы данных

Научные и технические библиотеки

Соколов А.В.


Философия и библиотековедение:

приглашение к размышлению

Размышление о философских проблемах библиотековедения уместно и своевременно именно сегодня по той причине, что профессиональное сознание нашего библиотечного сообщества оказалось дезориентированным и опустошенным. Служившее путеводной нитью социалистическое библиотековедение сошло со сцены, не оставив преемника. Взращенные им библиотечные кадры предоставлены сами себе в незнакомой социально-культурной среде. Философия всегда ассоциировалась с мудростью, а мудрости нам так сейчас не хватает... Однако обо всем по порядку.

  1. Идеология вместо философии
  2. Если распределить содержание хорошо нам известного социалистического библиотековедения по признаку идеологической окрашенности (вовлеченности, мобилизованности), выявляются три части.

    А. И д е о л о г и ч е с к а я часть, где рассматриваются место и функции библиотек в социалистическом обществе и коммунистическом воспитании, принципы партийности и партийно-государственного руководства, идейно-воспитательная миссия, т. е. с у щ н о с т ь социалистической библиотеки. Сущности, как известно, познаются философской рефлексией, поэтому часть А можно назвать ф и л о с о ф и е й социалистического библиотековедения. Правда, эта философия тождественна идеологии, но подмена философского сознания идеологическим — обычный прием социалистического обществознания, не исключая марксистско-ленинского учения в целом.

    Часть А воинствующе воздействует на всю библиотечную науку и практику, что приводит к образованию еще двух библиотековедческих частей.

    Б. Н е и д е о л о г и з и р у е м а я часть — технологические знания и умения, которые используются на практике при хранении фондов, создании каталогов и картотек, обслуживании читателей, механизации и автоматизации библиотечно-библиографических процессов, кооперации библиотек и др. Эта часть — "ноу хау" библиотечной профессии, то, что должен знать и уметь каждый библиотечный специалист, независимо от его идеологических пристрастий.

    В. И д е о л о г и з и р о в а н н а я часть — знания о тех библиотечно-библиографических явлениях (процессах, ресурсах), которые могут быть поставлены на службу идеологии, и о методиках их идеологизации. Отметим, что часть В охватывает главное содержание библиотечного дела, свойственное библиотеке как социально-культурному институту. Здесь представлены: формирование фондов (особенно — комплектование и систематическая организация), библиотечно-библиографические классификации, привлечение в библиотеку и общение с читателями, методическое руководство библиотечными коллективами и многое другое.

    Четко разграничить перечисленные составляющие библиотечной науки нельзя да и нет необходимости. Отметим только, что часть А связана с частью В отношением "цели — задачи", а часть В с частью Б отношением "задачи — средства". Поскольку задачи обусловлены целями и зависят от них, часть В, в которой, повторяем, сосредоточено главное социально-культурное содержание библиотечного дела, оказалась заложницей части А. Один пример — советская ББК, согласно которой систематизированы фонды всех универсальных и многих специальных библиотек нашей страны. Другой пример — библиотечное образование, в одночасье лишившееся учебной литературы, выпущенной в советские десятилетия. Самое же печальное — порабощение социалистическим библиотековедением профессионального сознания нынешнего поколения библиотечных работников.

    Наше время — переходный период, период духовной анархии. Мы решительно и публично изгнали из наших библиотек пресловутое социалистическое библиотековедение и тут же впустили его назад с черного хода, потому что в духовном вакууме существовать невозможно. Совершенно очевидно, что подлинное расставание с социалистическим библиотековедением произойдет только тогда, когда место идеологической части А займет иная философско-библиотековедческая доктрина. Какая? Об этом-то и речь в статье.

  3. Не пригласить ли Philosophy of Librarianship?
  4. Возникает соблазн: вместо того, чтобы мучиться с выращиванием собственной библиотечной философии, позаимствовать положительный опыт зарубежных коллег, не одно десятилетие толкующих о философии библиотековедения (Philosophy of Librarianship). В самом деле, если мы перенимаем информационные технологии, копируем библиотечное законодательство, посылаем на стажировку перспективную молодежь, то почему бы не перенести в библиотеки и библиотечные учебные заведения России ф и л о с о ф и ю библиотечного дела США или Великобритании? Чтобы ответить на этот вопрос, присмотримся к содержанию зарубежной философско-библиотечной доктрины.

    Философия библиотековедения понимается не как цельная, системно организованная структура, а как совокупность руководящих принципов библиотечной деятельности и теоретических положений, объясняющих библиотечные явления. Стимулом для библиотечного философствования служит осознание того, что библиотека в силу своей социальной природы не может замкнуться в кругу внутрибиблиотечных интересов, а профессиональный библиотекарь не может ограничиваться лишь технологическими знаниями и навыками. Существует несколько направлений философии библиотековедения, важнейшими из которых представляются следующие:

    • формально-дедуктивное, пытающееся из нескольких общих постулатов вывести всеобщие законы библиотечной деятельности; ярким представителем этого направления является Ш.Р. Ранганатан с его пятью "библиотечными законами" (каждому читателю — его книгу; каждую книгу — ее читателю; библиотека — растущий организм и т. п.);
    • культурно-просветительское, озабоченное утверждением идеалов либерализма и прогресса, привлечением в библиотеку массового читателя, противостоянием напору низкопробной массовой культуры, облагораживанием художественных вкусов молодежи и т. д.;
    • либерально-демократическое, ведущее непримиримую борьбу с любыми попытками ограничения духовной и интеллектуальной свободы, цензурой, идеологической тиранией со стороны политической власти и религиозных фанатиков;
    • этическое, рассматривающее коллизии, возникающие при столкновении читателя, реализующего свое право на неограниченную свободу информации, и библиотекаря, во имя гуманистических побуждений не допускающего использования информации "во зло" самому читателю или другим людям. Надо сказать, что здесь мнения разделились: есть библиотечные философы, не допускающие даже самого благонамеренного вмешательства библиотекаря ("кредо библиотекаря — никакой политики, никакой религии, никакой морали"), и есть их оппоненты, указывающие, что библиотекарь, игнорирующий конечные цели, ради которых запрашивается информация, — не человек, а механизм;
    • коммуникационное, исходящее из рассмотрения библиотеки как социально-коммуникационного центра, а библиотекаря как посредника в документальных каналах социальной коммуникации;
    • эпистемологическое, интересующееся эпистемологическими (гносеологическими, теоретико-познавательными) проблемами (сущность знания и познания), имеющее в виду оптимизацию деятельности библиотек в качестве центров организации и хранения знаний (социальной памяти).

    Несомненно, что проблематика зарубежной философии библиотековедения важна и интересна, ее необходимо внимательно изучать, но переносить ее на отечественную почву в качестве философской составляющей библиотечной науки никак нельзя. Мешает этому национальная самобытность культур. Библиотеки разных стран работают с этнически различными читателями, прежде всего со своей национальной литературой, в собственной культурно-исторической среде. К примеру, русский народ склонен отождествлять правду и справедливость, а западноевропейский менталитет допускает, что истина может не совпадать с добром и красотой [1]. Русские этические философы Н.К. Михайловский, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев не случайно в своих работах различали "правду—истину" и "правду—справедливость". Русская соборность и западный либерализм никак не согласуются друг с другом. Поэтому нет "общей философии", а есть философия китайская, немецкая, французская, русская, потому что у каждого народа есть свое представление о мудрости. Нет и "всеобщей культуры", хотя есть общечеловеческие моральные нормы и культурные ценности. Отсюда следует, что путем механического заимствования зарубежной философии библиотековедения нельзя заполнить философский вакуум нашей библиотечной науки. Волей-неволей придется философствовать самостоятельно.

    Как известно, в русском библиотековедении нет традиции самостоятельного философствования, зато такая традиция есть в отечественном книговедении. Обращение к ней может быть поучительным.

  5. Философия книги
  6. В 1922 г. М.Н. Куфаев поставил вопрос о правомерности формирования философии книги [2]. Философию книги он представил как "философскую дисциплину, выясняющую принципы книги, определяющие, с одной стороны, ее бытие и развитие, с другой — ее познание". Методологически корректно М.Н. Куфаев разграничил объективно существующие в реальной действительности предметы (книга, библиотека, архив...) и знание о них, как в эмпирической форме (история книги, библиография, библиотековедение, книжная статистика и др.), так и в идеальной (по-современному, теоретической) форме, которой соответствует философия книги. Кроме того, он ввел понятие философии книговедения, занимающейся методологией познания книги.

    М.Н. Куфаев не отрицал материальное воплощение книги, но сущность ее видел в духовном содержании. Книга превращалась таким образом в идеальное явление, нарушающее вульгарно понимаемый материалистический монизм. Ему пришлось жестоко поплатиться за идеологическую беспечность. В 1934 г. А.В. Мезьер констатировала: "Философия книги — термин буржуазного книговедения; в советских условиях особенно пропагандировался М.Н. Куфаевым ... ; критику этих ярко идеалистических и притом крайне путанных построений дали ... " [3].

    Проницательная А.В. Мезьер совершенно права. Философия книги не может не быть идеалистической. "Материалистическая философия книги" — такая же несуразица, как "насморк серебристого хека". Надо полагать, что и философия библиотековедения по своей философской прописке должна быть идеалистической, а не материалистической, ибо во всякой библиотеке первичен дух, а материя вторична. По-видимому, в этом заключена причина отказа советских библиотековедов от свободного философствования. Урок отважных книговедов (М.Н. Куфаева, А.М. Ловягина) пошел на пользу.

    Знаменательно, что одновременно с философско-книговедческими идеями М.Н. Куфаева увидела свет культурологическая концепция Эрнста Кассирера, которую ожидала более счастливая судьба. В 1923—1929 гг. в Германии издана трехтомная "Философия символических форм", принесшая неокантианцу Э. Кассиреру прижизненную славу классика философии. Сравнивая рассуждения двух современников, не знакомых друг с другом, нельзя не подивиться схожести движения их мысли. Философия символических форм, развитая маститым культурологом Э. Кассирером, конгениальна философии книги, заявленной изгоем социалистического книговедения М.Н. Куфаевым.

    Экскурс в книговедение наводит на мысль, что полезные для библиотечного философствования аналогии и соображения можно почерпнуть в культурологии, точнее, философии культуры (культурфилософии). Недаром А.М. Ловягин считал библиологию (книговедение) частью культурологии. Культурология изучает культуру в целом, следовательно, она не может обойти вниманием библиотеку — старейшее и важнейшее культурное учреждение всех пользующихся письменностью цивилизаций. Разве это не повод для сотрудничества библиотековедов и культурологов?

  7. Социалистическое библиотековедение и марксистско-ленинская теория культуры
  8. Мысль о сотрудничестве библиотековедов и культурологов не нова. Желательность подобного сотрудничества всегда осознавалась нашими библиотековедами. В первой в нашей стране монографии по методологии библиотековедения, подготовленной 20 лет назад Государственной публичной библиотекой им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, философские взаимосвязи не были забыты. Утверждалось ясно и категорично: "такие общественные науки, как философия, научный коммунизм, теория культуры имеют для библиотековедения большое методологическое значение. Разработка проблем библиотечного дела на базе этих наук и с учетом их достижений повышает общетеоретический уровень библиотековедения, укрепляет его позиции как общественной науки, вооружает научными методами анализа и оценки широкого круга явлений библиотечной практики, позволяет рассматривать развитие библиотечного дела в общем русле культурного строительства и научно-технического прогресса" [4]. Эти мудрые слова, принадлежащие А.Л. Гольдбергу, вовсе не устарели (правда, вместо "научного коммунизма", нужно поставить "социальная философия").

    При этом советские библиотековеды не теряли чувство собственного достоинства. О.С. Чубарьян в 1976 г. авторитетно утверждал: "влияние библиотековедения, по мере его развития как общественной науки, на другие науки возрастает. Ни одно исследование проблем культуры и успехов культурной революции теперь уже не может обойтись без использования материалов о распространенности и социальных последствиях чтения, о библиотечном деле, накопленных в библиотековедении" [5].

    Тесная взаимосвязь социалистического библиотековедения с марксистско-ленинским учением о культуре виделась в том, что и то и другое интересуют уровень культурного развития различных слоев советского общества, духовные потребности и пути их удовлетворения, умение пользоваться богатствами культуры, в том числе книгой (руководство чтением, культура чтения, привлечение в библиотеку), культурное наследие, свободное время, организация досуга и т. д. [6].

    Смущает эмпирически-утилитарное понимание межнаучного взаимодействия, которое просматривается в приведенных цитатах. Взаимодействие сводится к обмену фактическими данными, практическими рекомендациями, методиками и руководствами, которые не имеют ничего общего с философским уровнем познания. Отчуждение от философии в данном случае объясняется просто: и социалистическое библиотековедение, и марксистско-ленинская культурология имели одну и ту же философскую составляющую (идеологическую часть А), разработанную к тому же не ими, а идеологическими органами правящей партии. Поскольку философское вольномыслие исключалось, не было нужды выходить за пределы иллюстраций, демонстрирующих преимущества развитого социализма.

    Итак, отдадим должное социалистическому библиотековедению. Оно искало контакты с культурологией, но в силу объективных ограничений сводило их к обмену результатами эмпирических исследований. Фактически этот обмен носил эпизодический и инициативный характер и не был жизненно необходим ни той ни другой стороне.

    Сейчас ситуация изменилась. Отечественному библиотековедению, лишенному философской составляющей, требуются не факты и практические рекомендации из смежных областей культуры, а фундаментальные концепции для познания сущности современного библиотечного дела. Изменилось и содержание отечественной культурологии. Она осознала себя как философско-социологическую науку, обладающую обширным, лучше сказать, труднообозримым концептуальным богатством, созданным трудами западных и отечественных мыслителей. Проблематика нынешней культурологии не имеет ничего общего с проблематикой марксистско-ленинского учения о культуре. Структурно культурология делится на разделы: история, философия (теория), социология, психология культуры. Нас интересует философия культуры как потенциальный научный партнер нашего библиотековедения.

  9. Современная философия культуры
  10. Знакомство с культурологической литературой показывает, что за рубежом широкое признание получили следующие 10 направлений (перечислим их, указывая центральные, ключевые фигуры):

    1. Историософия цивилизаций — О. Шпенглер, А. Тойнби;
    2. Историческая культурология — М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф;
    3. Социокультурные теории — М. Вебер, П. Сорокин, М. Мид, В. Шубарт, Т. Парсонс;
    4. Этно-антропологическая культурология — Б. Малиновский, Б. Радклифф-Браун, Ф. Боас, К. Леви-Строс;
    5. Неокантианская философия культуры — В. Виндельбанд, Г. Риккерт, Э. Кассирер;
    6. Экзистенциалистский подход — Ж.-П. Сартр, А. Камю;
    7. Психоаналитические и социопсихологические направления — В. Вундт, З. Фрейд, К. Юнг;
    8. Неомарксистская культурология — Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Г. Маркузе;
    9. Религиозно-этическая культурология — П. Тейяр де Шарден, М. Бубер, А. Швейцер;
    10. Постструктурализм и постмодернизм — М. Фуко, Ж. Лакан, Ж. Деррида.

    Кроме научных направлений, авторитетом пользуются концепции отдельных ученых: культурфилософские труды М. Хайдеггера, Х. Ортега — Гассета, К. Ясперса; игровая концепция культуры Й. Хейзинги; герменевтика Г. Гадамера и П. Рикера; культурология науки Т. Куна, П. Фейерабенда; культурология массовой коммуникации М. Маклюэна, социобиологические концепции К. Лоренца и др.

    Разнообразие культурологических идей возрастает еще больше, если вспомнить вклад отечественных ученых, зачастую оригинальный и весомый, доступный русскому читателю. В нынешней социокультурной ситуации обрели новый смысл труды П.Я. Чаадаева, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, по-новому зазвучали вековой спор западников и славянофилов, идеи евразийства. Нет нужды характеризовать религиозно-философскую традицию, заложенную В.С. Соловьевым и продолженную С.Н. Булгаковым, П.А. Флоренским, Н.Ф. Федоровым, Н.А. Бердяевым, В.В. Розановым, братьями Трубецкими, Г.П. Федотовым. Напомним только культурологические концепции, разработанные в советское время и сохранившие научную ценность в наши дни:

    • культурно-историческая психология — Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия;
    • идея диалога и полифонии в культуре — М.М. Бахтин, Ю.Н. Тынянов;
    • мифология и древняя литература как феномен культуры — А.Ф. Лосев, О.М. Фрейденберг, Я.М. Голосовкер;
    • семиотика культуры — Ю.М. Лотман, В.В. Иванов, Б.А. Успенский;
    • культурфилософские труды — Э.В. Ильенков, Г.С. Батищев, В.М. Межуев, Э.С. Маркарьян, Э.В. Соколов, А.И. Арнольдов, В.С. Библер;
    • филолого-культурологическое направление — С.С. Аверинцев, Д.С. Лихачев, Ю.Н. Давыдов;
    • социокультурная теория — А.С. Ахиезер.

    Нельзя не восхищаться многогранностью и неисчерпаемостью культурологической проблематики, дающей богатую пищу для философских раздумий. Печалит то, что за исключением библионигилиста М. Маклюэна ни один авторитетный культуролог не обратил свой взор на библиотеки. Многие занимались к о м м у н и к а т и в н о й функцией культуры, обращаясь к массовой коммуникации, сеющей массовую культуру; к диалогам и конфликтам в культурной деятельности; к таким коммуникационным феноменам, как письменная культура, книжная культура, экранная (электронная) культура; к влиянию на культурные процессы глобализации коммуникационных средств. С конца прошлого века обсуждается механизм передачи культурного наследия от поколения к поколению, т. е. механизм социальной памяти, где библиотекам принадлежала и принадлежит решающая роль (разрушение библиотек эквивалентно прерыванию культурной связи между поколениями). Казалось бы, превосходный повод для осмысления социально-культурного значения библиотек. Но нет, не привлекает библиотечное дело философствующих культурологов.

    Их занимают более глобальные проблемы: отличие культуры от природы, искусственное и естественное, национальное своеобразие и общечеловеческое в культуре, этапность развития различных цивилизаций. Понятно, что эти проблемы имеют (пусть отдаленное и опосредованное) отношение к библиотековедческой проблематике, недаром же культурология изучается на библиотечных факультетах. Следовательно, философия культуры небесполезна для философии библиотековедения! Коллизия состоит в том, что библиотеки и библиотечная наука — дети рационального Просвещения, а в современной культурфилософии господствует пессимистический иррационализм.

  11. Иррационализм и рационализм в культурфилософии и библиотековедении
  12. Характерная особенность западноевропейской культурологической мысли ХХ века — разочарование в творческой силе разума, нигилистические оценки цивилизационного прогресса, утверждение иррационального волюнтаризма и мифологии как основы культуры. Со времени Ф. Ницше и О. Шпенглера входят в моду пессимистические рассуждения о "закатах" и "сумерках" разума, "конце истории", "дегуманизации культуры", "умирании искусства", "трагической мудрости" и т. п. По словам Р.А. Гальцевой, "прежнее благообразие, благоговение перед истиной вместе с "мировой гармонией" казались теперь в высшей степени неуместными .... Наступила пора антирационального, сильного в своем отрицательном пафосе умонастроения" [7].

    Наглядной иллюстрацией пессимистического здравомыслия, охватившего западную культуру, может служить небольшая книжечка крупного современного философа, известного "антисоветчика" Юзефа Бохеньского "Сто суеверий: Краткий философский словарь предрассудков", недавно переведенная на русский язык [М.: Прогресс, 1993. 187 с.]. В качестве суеверий, с которыми обязан бороться "каждый, кто чувствует в себе силы", фигурируют такие понятия, как "гуманизм", "демократия", "любовь", "народ", "наука", "патриотизм", "прогресс", "просвещение", "разум", "свобода", "этика" и т. п.

    Сомнительно, что библиотекам найдется место в сумеречном царстве бессознательности и иррационализма. Национальная библиотечная система — детище просвещенного Разума; библиотечному делу всегда было присуще "благоговение перед истиной" и поиск "мировой гармонии", которые высокомерно отвергаются современной культурфилософией. Со времен века Просвещения культура понималась как средоточие духовности, гуманности, разума, справедливости и мудрости, и именно этот просветительский идеал воспринят основоположниками библиотечной науки (М. Дьюи, П. Отле), а затем отечественными библиотековедами, включая адептов социалистического библиотековедения. Не чужд он и западной философии библиотековедения (см. раздел 2). Уместно подчеркнуть, что рационально-просветительский гуманизм (а никак не иррационально-нигилистический пессимизм) неизменно был господствующим настроением российского библиотечного сознания. Возвышенные гуманистические стремления неплохо уживались с инфантилизмом и доверчивым оптимизмом; критическое философствование всегда было чуждо русским библиотекарям.

    Выходит, что между современной западной культурфилософией и гуманистическими традициями библиотековедческой мысли имеется противоречие, неустранимое и препятствующее межнаучному сотрудничеству. Чем может философия культуры обогатить библиотековедение? Волюнтаризмом? Пессимизмом? Иррационализмом? Скептическим критицизмом? Пожалуй, только последнего недостает библиотечной профессии.

    Мы как-то не замечаем, что иррациональные явления не чужды рационально обоснованной библиотечной деятельности. Библиотечная система в целом, а национальные библиотеки в первую очередь традиционно стремятся к расширению своих фондов, используя для этой цели все источники комплектования — от обязательного экземпляра до международного книгообмена. В результате библиотеки, обладающие десятью миллионами документов, не считаются уникальными, а миллионный фонд стал обыденным явлением. Разум подсказывает, что беспредельного роста быть не может. Глупо надеяться, что библиотекам будут предоставляться все новые и новые здания, увеличиваться средства на содержание фондов и их комплектование. Грандиозные "дворцы книги" рано или поздно обрушатся на головы самоотверженных библиотечных гуманистов, и нет уверенности, что многие пожалеют об этой катастрофе.

    Другое проявление иррационализма современной культуры видится в вопиющем несоответствии объема библиотечных фондов (культурного наследия в целом) физиологическим возможностям восприятия их содержания отдельным человеком и человечеством в целом. Фактически мы сталкиваемся здесь с неумолимыми "пределами роста", удручающими трезвых экологов и питающими философский пессимизм.

    Конечно, беззаботное легкомыслие не должно украшать грядущее отечественное библиотековедение. Однако не слишком ли нелепо: создавать библиотечную философию только ради того, чтобы развенчать наивный культ разума в библиотеках, стонущих под гнетом своих культурных сокровищ? Вряд ли это будет полноценной заменой идеологической части социалистического библиотековедения. Теперь, подытоживая сказанное, сформулируем выводы.

    1. Нынешнее отечественное библиотековедение после утраты идеологической части — (части А) пребывает в противоестественном состоянии: имеется устойчивая технологическая традиция (часть Б) плюс идеологически деформированная социально-культурная составляющая (часть В), но нет профессиональной философии. Другими словами, библиотечный организм оказался обезглавленным, ибо лишился самосознания.
    2. Профессиональное самосознание нельзя позаимствовать за рубежом во временное или постоянное пользование. Оно должно быть выращено на почве отечественного библиотечного дела трудами русских библиотековедов.
    3. Философский вакуум в библиотечной науке и практике так или иначе будет заполняться, идеологические деформации — сглаживаться. Однако есть опасение, что возникшая стихийно-явочным порядком отечественная библиотечная философия будет замусорена эмпирическими рецептами, благими пожеланиями и дорогими воспоминаниями. Этого хочется избежать.
    4. Было бы детской иллюзией надеяться, что сторонние для библиотечного дела люди, например культурфилософы, смогут сделать значительный вклад в философию библиотековедения. Сущность библиотек способны познать только философствующие библиотечные специалисты, а не приглашенные извне мыслители-совместители. Бурно развивающаяся культурология решает собственные научные задачи, и философское оскудение библиотечной науки ее не волнует.
    5. Выращивание отечественной философии библиотековедения — труднейшая проблема: у нас нет философствующих библиотековедов, отсутствует традиция философских размышлений в библиотечной науке, библиотечное дело находится в крайне неблагоприятной социально-экономической ситуации, профессиональное библиотечное сознание пропитано инфантилизмом, некритичностью, упрощенчеством. Реально ли в таких условиях апеллировать к философской мудрости? Не знаю. Знаю только, что без мудрости жить будет не лучше, а хуже.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Знаков В.В. Правда и ложь в сознании русского народа и современная психология понимания. М.: Ин-т психологии РАН, 1993. 116 с.
  2. Куфаев М.Н. Проблемы философии книги (Опыт введения в теорию книги) // Избранное. М.: Книга, 1981. С. 21—38.
  3. Мезьер А.В. Словарный указатель по книговедению. Часть 3. М.-Л., 1934. С. 267.
  4. Библиотековедческие исследования: Методология и методика. М.: Книга, 1978. С. 18.
  5. Чубарьян О.С. Общее библиотековедение. М.: Книга, 1976. С. 36.
  6. Библиотековедение. Общий курс / Под ред. К.И. Абрамова и Н.С. Карташова. М.: Кн. палата, 1988. С. 47—48.
  7. Гальцева Р.А. Западноевропейская культурфилософия между мифом и игрой // Самосознание европейской культуры ХХ века. М.: Политиздат, 1991. С. 11.
Copyright © 1995-97 ГПНТБ России