УДК 02

Леонов В.П.

Библиотечный синдром
Записки директора БАН*.

Часть первая. БАН В КОНЦЕ ВОСЬМИДЕСЯТЫХ

"Культура — это лишь тоненькая
яблочная кожура над раскаленным
хаосом."

Фридрих Ницше.
Человеческое, слишком человеческое.

Глава первая. Дом на Биржевой

Дом, где размещается самая большая в мире академическая библиотека, находится на Биржевой линии Васильевского острова в С.-Петербурге.

О самом доме требуется особый рассказ. Строительство библиотеки, особенно в Петербурге — акт проявления мудрости, интеллигентности, государственного мышления со стороны лиц, принявших такое решение. Наши предшественники этими качествами в той или иной мере обладали. Еще Пушкин писал: "Не могу не заметить, что со времен восшествия на престол дома Романовых у нас правительство всегда впереди на поприще образованности и просвещения. Народ следует за ним всегда лениво, а иногда и неохотно".

Северная столица имеет то, чего не имеет никакой другой город мира. На расстоянии полутора-двух километров друг от друга в ней расположены библиотеки, которые могут стать украшением любой могучей державы. Публичная (ныне Российская национальная) библиотека, Библиотека Академии художеств, Научная библиотека государственного университета, БАН — ведут свое начало от века Просвещения. У каждой из них своя судьба, свои традиции, свои законы, свой стиль и образ жизни. Они могут кому-то из нас нравиться, кому-то нет, но рискну утверждать, что за время своей долгой жизни они приобрели право выбора, право самим решать, кого принимать к себе, на какое время, а главное, какую судьбу ему, временному гостю, вновь приходящему, уготовить.

Эти молчаливые дома-гиганты (я вспоминаю надпись по-латыни на фронтоне здания библиотеки Львовского политехнического института: "Здесь мертвые живут и немые говорят") умеют хранить тайны не только книг, но и человеческих судеб. Сколько же судеб прошло за 270-летнюю историю БАН? Те, очень немногие, кто оставил звездный след, вошли в сборники, труды, монографии. Им помогали тысячи других, менее известных, а сегодня и вовсе забытых. Они не попадали в официальные отчетные сводки, они просто жили и работали в БАН. Она стала их домом со своим особым бытом, средой, в которой проходили и проходят лучшие годы. Библиотека их меняла, делала добрее или, наоборот, ожесточала... Видимо, небезынтересно, осмысливая феномен БАН, посмотреть на эту жизнь не со стороны, а изнутри, глазами человека в ней, работающего.

...Восемь лет назад, в теплые майские дни 1987 г. я вновь переступил порог Дома на Биржевой и он поглотил меня целиком, на этот раз не как студента библиотечного института, а как специалиста, решившего принять посильное профессиональное участие в дальнейшей жизни размещенной в нем Библиотеки и, что очень важно, себя самого ею испытать... Библиотека для меня живое существо, чем больше начинаешь понимать ее, тем больше она требует заботы и внимания...

Глава вторая. Люди, характеры и ситуации

Внутри Дом БАН похож на город-лабиринт. К середине 1987 г. в Библиотеке трудилось 885 человек: 159 научных работников и 566 — библиотечный персонал; общий фонд насчитывал 19 млн единиц хранения, в центральной библиотеке почти 12 млн, около половины всей литературы — на иностранных языках; добавьте к этому еще 18 тыс. рукописей, 120 тыс. карт и получите представление о параметрах БАН.

Трудятся в Доме самые разные люди — и ученые с именем, авторы известных работ, и вечные труженики-библиотекари, редко жалующиеся на свою судьбу и обладающие какой-то удивительной мудростью и хорошим консерватизмом, помогающим им избежать скоропалительных действий в ненужном направлении, и молодежь, недавно окончившая либо библиотечный факультет Института (ныне Академии) культуры, либо государственный университет, либо Герценовский институт, и люди, пришедшие из других сфер деятельности — химики, биологи, инженеры, — уже не совсем молодые и лишь с приблизительным представлением о библиотечном деле и библиотечной профессии.

Ко времени моего зачисления в штат в Доме задавали тон и фактически господствовали молодые и полумолодые люди, работающие с рукописной и редкой книгой, систематизирующие поступающую литературу, занимающиеся международным книгообменом, невесть почему решившие, что уж они в Библиотеке понимают все. Что касается библиотечного дела, то у них было одно неоспоримое преимущество: они ничего или почти ничего не успели написать на библиотечную тему и были, таким образом, вне критики. Это позволяло им обрушиваться на других во весь размах... Удивляло и другое. Часть из них стыдилась своего базового библиотечного образования, избегала разговоров на эти темы, для них библиотечная профессия постепенно превращалась если не во второстепенную, то в какую-то ущербную, о которой не принято рассуждать вслух. Помню, как во время выборов директора в 1988 г., ознакомившись с моей анкетой и увидев, что я начинал трудовую деятельность слесарем в паровозном депо, а потом получил библиотечное образование, одна из заведующих библиотекой академического института (филиала БАН) отреагировала так: "Ну, еще чего — теперь нами после академиков слесаря управлять будут."...

Прикосновение к реальной жизни Дома, погружение в библиотечный быт произошло в первый же день. Шло партийно-профсоюзное собрание. В конференц-зале было многолюдно — обсуждался отчет о работе директора, доктора биологических наук Владимира Александровича Филова. Чувствовалось, что опытные и вязкие в общении ученые со своими идейными помощниками серьезно взялись за своего руководителя. Лейтмотивом звучало: неспециалист, плохо знает библиотечное дело, мало бывает в Библиотеке, вмешивается в работу отделов. Говорилось все это после семи лет пребывания Филова в должности директора, после успешного первого обсуждения деятельности БАН на заседании Президиума АН СССР, наконец, после получения Библиотекой, во многом благодаря усилиям Филова, статуса научно-исследовательского института с соответствующими льготами сотрудникам. Причина была в другом: не угоден стал директор небольшой группе узких специалистов. Настало время, по их мнению, для перемены власти. На втором плане выступлений просматривалась и отдаленная перспектива — дать открытый урок новенькому заму по науке, т. е. мне...

Быт есть быт, в него окунаешься сразу. Как ветром сдуло все мои романтические планы и приподнятое настроение. Где-то далеко остались вечерние беседы с В.А. Филовым на Марсовом поле о будущей работе в БАН... Столкновений избежать не удастся, думал я, но чтобы завоевать большинство населения Дома, придется отстаивать свое мнение другими способами и на разных уровнях...

Впечатления первого дня меня не обманули. Позднее диспуты узких специалистов с директором вылились в откровенную борьбу за власть. Маска заботы о Библиотеке была сброшена, обсуждались не перспективы ее развития, а то, как лучше в Доме на Биржевой устроиться и заниматься по интересам, т. е. тем, что нравится, а не тем, что нужно Библиотеке. Удивляли их пренебрежительные воззрения на БАН, чувствовалось, что профессиональные библиотечные журналы не читаются вообще или, по крайней мере, не открывались не менее десяти лет ввиду длительного отсутствия надобности в подобном чтении...

В то время активно практиковались совместные заседания партбюро и профкома. Начинали обычно в рабочее время, расходились поздно, процесс поглощал всех. Изнурительное это зрелище, даже если не участвуешь в разговоре, только слушаешь, — и то устаешь. Я удивлялся: как они быстро договариваются между собой, как убеждают своих сторонников, как удачно выходят на один и тот же, что бы ни обсуждалось, результат: дирекция то-то запустила, забыла, не включила; ей необходимо указать на то-то — только контрольные функции, никакой собственной персональной ответственности, администрация им подотчетна во всем! Венцом совместного творчества партбюро и профкома стала опубликованная в ленинградской газете статья журналистки В. Тверитиной "Директор по совместительству"...

Наблюдая все это свежим взглядом, я тогда не сомневался, что со временем эта изнуряющая борьба уйдет как наваждение в прошлое. Но для этого нужно постоянно, публично в отделах и вне говорить об истинных интересах и ценностях нашей великой Библиотеки, привлекать как можно больше ее сотрудников к участию в планах и начинаниях, чтобы они могли видеть в нас не временных пришельцев за лаврами, а тружеников БАН.

* * *

Команды в дирекции не получалось. Тем не менее среди многих, кто вскоре стал особенно заметен, я выделил троих: Татьяну Владимировну Звереву, Киру Алексеевну Свиридову и Юлию Михайловну Тарасову. Резко отличаясь друг от друга характерами, они привлекали приветливой манерой общения, желанием помочь побыстрее освоиться каждому новому человеку, пришедшему в Библиотеку работать. Какой-то общий дух доброты поселился в них. Проработав в Доме не один десяток лет, они, несмотря на повышение недоброй активности некоторых, сумели сохранить лучшие его традиции. Не могу представить, чтобы они публично кого-то поучали, сталкивали между собой сотрудников, заставляя их выяснять отношения в присутствии третьих лиц, обращались к начальству с просьбой прислать или назначить очередную комиссию для разбора жалоб... Ключ к пониманию этого явления лежит, на мой взгляд, в том огромном влиянии, какое Библиотека оказала на личность каждой из них в отдельности. Они сроднились с Библиотекой. Она стала их внутренним камертоном, который всегда помогал безошибочно отделить добро от зла.

Татьяна Владимировна Зверева возглавляла и возглавляет сейчас самый большой, более сотни сотрудников, отдел фондов и обслуживания. Что представляет собой подобное образование в БАН? Сказать, что это библиотека в библиотеке, будет крайне недостаточно. Добавьте к этому постоянную текучесть кадров и незаполненное штатное расписание, постоянную борьбу за каждый метр дополнительных площадей для размещения фондов, поиски компромисса между требованиями пожарных инспекторов и жуткой реальностью, по сути на грани с бедствием: в два-три раза перегружены выше нормы все книгохранилища, хронически не хватает денег на переплет газет и журналов, на обеспыливание фондов, на замену деревянных стеллажей и приобретение библиотечной техники. В отделе у Зверевой разные, порой очень привередливые читатели (и не только из академических институтов); все новое в Библиотеке сходится также к ней и демонстрируется на лучшей в городе выставке новых поступлений, регулярно раз в десять дней обновляемой; наконец, Зверевой принадлежит святая святых — индивидуальный абонемент для читателей и сотрудников БАН.

Ее коллега Кира Алексеевна Свиридова отвечала за комплектование отечественной литературой. Тогда это был относительно спокойный, с хорошо отлаженным внутренним механизмом отдел. С недовольными жильцами Дома Свиридова умела удивительным образом ладить. Спокойная и уравновешенная, излучающая мудрость, она как бы говорила им, что при усложнении ситуации в отделе нет альтернативы мирному согласию.

Совсем другой характер у Юлии Михайловны Тарасовой, заведующей отделом академического собрания БАН. Ее отличает динамизм, постоянная деловая энергия, высокая работоспособность, желание сделать главное самой, увлечь других, нетерпимость к разгильдяйству и пустословию. В Доме отдел был рассредоточен в нескольких местах и на разных этажах, бронированный фонд академических изданий размещался в пригороде, в Коломягах, в неприспособленном для хранения помещении, где нередки протечки крыши и неполадки в системе отопления.

Обладая заслуженным авторитетом, Т.В. Зверева, К.А. Свиридова и Ю.М. Тарасова никогда не подчеркивали этого специально, что только усиливало уважение к ним. При обилии критики и замечаний в мой адрес, особенно в первые дни работы в БАН, их мнения были особенно ценны и полезны.

Среди других отделов выделю справочно-библиографический — гордость БАН. Не собираясь обижать остальных коллег, скажу, что библиографов справочно-библиографического я сравнивал и сравниваю с первыми скрипками в симфонической оркестре. Это как заданная тональность исполнения — десятилетиями и столетиями формировавшиеся традиции, ниже которых, несмотря на кризисы и падения, опускаться нельзя. Документальный фонд отдела по ценности может быть сопоставлен с Золотыми кладовыми Эрмитажа. Оглядываясь назад, думаю, что в целом нашему Дому везло на "скрипачей", играющих в "оркестре" отдела. Чего стоит только имя Натальи Розовой, сколько поколений читателей и профессионалов-библиографов она вырастила в отделе!

Вообще каждый отдел в Доме, независимо от количества работающих в нем, представляет собой маленькое суверенное государство со своими внутренними правилами, порядком, последовательностью процессов и передвижений как внутри штатного расписания, так и вне его. Помимо формального в них есть неформальные лидеры, иногда их несколько, сформированы своя среда и свои принципы. Вторгаться в жизнь отделов без серьезных на то причин считал и считаю бестактным.

Глубокое впечатление осталось от посещений библиотек-филиалов БАН. В первое время я достаточно много ездил, к каждой поездке готовился, читал, знакомился со статистикой. Одни названия чего стоят: Кунсткамера, Ботанический и Зоологический институты, Географическое и Химическое общества, Институты археологии и востоковедения, Пулковская обсерватория, — собирался в библиотеки, как на праздник. Заведующие отвечали взаимностью. Помимо встречи с новым человеком из дирекции, была и другая причина — стремление заинтересовать своей библиотекой, привлечь к ней внимание, показать ее неповторимую особенность. Давно уже не балует их высокое начальство посещениями, ушла в прошлое когда-то хорошая традиция. В последние годы логика и мотивация иная: зовут, приглашают — значит либо уже что-то стряслось (отопление, крыша, окна, потолки, развалившиеся книжные шкафы), либо что-то намечается, например, грозятся через суд или по просьбе значительного лица выселить, расселить, закрыть, либо нужны деньги на ремонт или профилактику помещений. Если бы вы знали, какие чудеса изобретательства, мужество и героизм проявляли и проявляют эти скромные, тихие библиотекари, как умудрялись они совершенствовать свое детище и заботиться о нем, когда, кажется, все средства и возможности уже были исчерпаны! Смею уверить вас, что только благодаря им эти библиотеки и остаются живы сегодня.

* * *

Летом во Львове в Научной библиотеке им. В. Стефаника проходило выездное заседание информационно-библиотечного совета АН СССР. Для меня оно было первым, я знакомился с теми, с кем предстояло потом вместе работать. Прежде всего с коллегами из московской Библиотеки по естественным наукам: директором, в прошлом комендантом космодрома Байконур, генералом Александром Григорьевичем Захаровым, ученым секретарем Ниной Дмитриевной Шелаевой, секретарем библиотечного совета Марией Васильевной Варфоломеевой; директором Львовской библиотеки Михаилом Лизанцом, Юозасом Марцинкявичусом — директором академической библиотеки Литвы и другими. Доклады БАН встретили с интересом, с Библиотекой считались все; отношение к В.А. Филову было уважительным, хорошим; ко мне, естественно, присматривались, приветливо улыбались, чувствовалось, что они знают обо мне больше, чем я о них. Мы приехали с неприятным осадком в душе: накануне ленинградская газета опубликовала упомянутую выше статью против Филова. Не говорить о публикации с коллегами не удалось, они уже знали о ней.

Для меня встреча со Львовом стала праздником, я приехал в свой город после долгой разлуки. Когда-то во Львове прошли три лучших года: после окончания средней школы я сначала учился в техническом училище, потом работал кочегаром на паровозе и электрослесарем в депо "Львов — Запад", но при этом очень увлекался музыкой, параллельно обучался в музыкальной школе. Последнее оказалось больше, чем увлечением, и я пошел учиться снова, теперь уже на музыкально-педагогическое отделение другого училища, педагогического, всерьез мечтал о консерваторском образовании, карьере музыканта или искусствоведа. Все перечеркнул ноябрь 1962 г., когда из-за карибского кризиса меня трижды призывали на армейскую службу...

Недалеко от Львова — Почаев, город детства, бывший районный центр, где наша семья, скитаясь по стране в годы войны, осела в 1947 г., там и сейчас живут мама и ее сестра. Мы с В.А. Филовым сумели на два дня съездить в Почаев после заседаний Совета, я показал ему знаменитую на весь мир и такую знакомую мне со школьных лет Почаевскую лавру. Нечего и говорить, как сближают такие поездки. Сколько мы переговорили там о людях и планах на будущее Дома на Биржевой! Забегая вперед, скажу, что это помогло нам выстоять вместе в тяжелейшие недели февраля—марта 1988 г., когда руководство БАН после пожара не обвинял, пожалуй, лишь ленивый, собирая информацию не столько с "переднего", сколько с "заднего двора" Библиотеки...

Работа в Доме поглощала все время; участвовал в рабочих заседаниях отделов, научно-методических советов, просто разговаривал с сотрудниками. Постепенно вырисовывалась картина непропорционального распределения сфер научной деятельности БАН, несмотря на наличие в ее структуре методического отдела, отделов отечественного и иностранного комплектования, других ключевых отделов. Традиционно сильные подразделения историко-культурных фондов, казалось, вытеснили научную работу по библиотековедению и библиографии. Дышала на ладан методическая работа, современными проблемами не занимались вообще, упор делался на "зубров", ученых-одиночек, занимающихся вопросами комплектования, систематизации литературы, совершенствования методики составления библиографических пособий, повышения квалификации библиотекарей, отдельными аспектами автоматизации.

При внимательном анализе можно было увидеть дублирование тем, нестыковку научных направлений между отделами, сквозные темы "пути книги" и "пути читательского требования" традиционно переходили в планы очередного года без должного комплексного анализа, эффективностью научных исследований не интересовались. Нужно было принципиально менять подход к планированию, переходить от "отдельской" к "межотдельской" науке, отдавая себе отчет в том, что это встретит сильнейшее сопротивление изнутри...

Первая осень в Доме на Биржевой оказалось жаркой. Помимо текущих дел, на октябрь месяц специализированный совет Государственной библиотеки им. В.И. Ленина запланировал защиту моей докторской диссертации, посвященной реферированию и аннотированию научной литературы. Что и говорить, я три года после написания работы ждал этого часа, успел и книгу издать в Новосибирске. Председатель совета считал, что соискатель еще молод, может подождать, а поскольку такой совет в стране был один, я терпеливо ждал, пока постарею и стану удовлетворять и этому критерию соискательства. Защита прошла успешно: десять "за" и один "против", но вот с утверждением пришлось поволноваться.

На экспертный совет ВАК по педагогике и психологии диссертация пришла в феврале 1988 г., через неделю после пожара в БАН, когда был спровоцирован буквально вал критики и обвинений против ее руководства. Экспертный совет нашел формальную зацепку: сложная тема, использование данных информатики — и послал работу на дополнительный отзыв еще одному оппоненту. Его положительный отзыв рассматривался в июне ... и 1 июля Президиум ВАК присудил мне ученую степень доктора педагогических наук по специальности "библиотековедение и библиографоведение". Потом, при вручении диплома один из экспертов ВАК сказал мне: "Теперь, Валерий Павлович, я знаю подробности вашей биографии и научной деятельности не хуже вас самого. Могу даже книгу написать". Я благодарен всем, кто сумел отстоять принципы объективности при прохождении моей диссертации. Я ... волновался и с беспокойством ожидал окончательного решения ВАК, однако честно скажу, в условиях ликвидации последствий пожара мне было уже не до нее...

В ноябре 1987 г. раздался неожиданный звонок из Управления кадров МИД СССР. На должность директора Библиотеки ООН им. Дага Хаммаршельда в Нью-Йорке объявлен конкурс, меня приглашают принять участие. Я помню эту библиотеку, внешне похожую на пагоду, еще с осени 1973 г., с первой стажировки в США. Такое предложение выпадает один раз в несколько жизней. Даже не победа, а только участие обязывает ко многому. Обсудив ситуацию с В.А. Филовым, решил дать согласие и поехал на собеседование в здание на Смоленской площади в столице. Все прошло удачно, оформленные бумаги в декабре ушли в Нью-Йорк, впереди было личное свидание с представителями ООН, а я снова вернулся к неотложным делам в Доме на Васильевском... .

(Продолжение следует.)

* Продолжение. Начало в №12, 1996 г.